Це-лый штат доносчиков, который чуть ли не ежедневно пополнялся все новыми и новыми сотрудниками. Своеобразное бюро Носорога росло и крепло. Любой солдатик или сержант, хоть единожды совершив ка-кой-либо проступок, или имевший черные пятна на своей довоенной биографии, тут же обрабатывался особистом Рогулисом, и после этой обработки на него уже нельзя было рассчитывать. Чаще всего, инте-ресующий Носорога объект, возвращался в свое подразделение и продолжал нести службу, регулярно докладывая своему новому шефу обо всем, что происходило в отделении, во взводе, в роте. Носорожьи фискалы были во всех подразделениях полка. Предполагаю, что за доносы они получали от Носорога, помимо его лояльного к ним отно-шения, и другие подачки, в том числе, денежные. Я неоднократно ви-дел доллары у них в руках, в основном, мелкие купюры. Однажды отобрал у агента Носорога его тридцать сребреников и пошел с ра-портом к командиру полка. Тот молча меня выслушал, и глядя на кар-ту Афганистана с воткнутыми в нее флажками, висевшую на стене его кабинета, процедил сквозь зубы:
– Надо отдать.
Я не уходил. Комполка оторвал свой взгляд от карты и повер-нулся ко мне. Лицо его было хмурым.
– Ты что, майор, не понял? Иди, отдай бойцу эти…деньги.
– Есть! – я отдал честь и вышел.
Спорить было глупо, наверняка, полковник находился под колпа-ком у старшего лейтенанта Рогулиса.
А ведь я не для того шел к командиру, чтобы доложить ему о не-законном хранении валюты, я его про Носорога спросить хотел. В чем дело, хотел я уяснить для себя? Что происходит? Как воевать, если в полку бардак? Как я могу приказы отдавать, если они корректируются, а иногда и вовсе отменяются каким-то гребаным особистом? Кто, в конце концов, здесь командует…? Вряд ли я получил бы ответы на свои вопросы…
Я отдал солдату его доллары. Посмотрев в глаза, спросил:
– Что ж ты, сынок, на своих товарищей-то стучишь? Тебе ведь с ними в бой идти. Не боишься пулю словить?
– Не понимаю, о чем вы, товарищ майор? – ответил он и отвел глаза в сторону. Думаю, что он спрятал их не потому, что ему было стыдно, скорей всего, он не хотел, чтобы я заметил в них торжество и злорадство…
Случилось это в начале восьмидесятого. Тогда носить в карма-нах доллары было равносильно смертному приговору. Позже все из-менилось.
И доллары, и фунты, и афгани стали в армии обычным де-лом. Да что там валюта? Любому бойцу прикажешь карманы вывер-нуть или тумбочку его проверишь – ох, много чего интересного там найти сможешь!
Контрабандные товары, золото, наркоту. Никто ничего не боялся! И ведь не только солдаты и сержанты этим занимались, офицеры и прапорщики от своих подчиненных не отставали, а чаще даже опережали.
Не армия – банда контрабандистов, валютчиков и наркоторговцев… Но это потом, а тогда в восьмидесятом…
Носорогу было легко вербовать сотрудников в свое бюро, лич-ные дела на каждого бойца, на каждого офицера и прапорщика, коро-че – на весь личный состав полка, находились у него в сейфе, под ру-кой. Все солдатские письма проходили через его руки. Кроме того, Но-сорогу докладывали. О каждом военнослужащем он знал все – всю подноготную, все грешки и ошибки. Более всего Носорог интересовал-ся отъявленными негодяями и садистами. Что греха таить, были у нас и такие – кто от рождения, кто позже ими стал, война, она все челове-ческие пороки из глубин души вытаскивает и усиливает. Например, любил кто-нибудь в детстве из рогатки по воробьям стрелять. Но не для того, чтобы целкость выработать, а потому, что нравилось ему убивать птичек. А кто-то в далеком детстве кошек мучил. А тут у него в руках не рогатка, не веревка – автомат Калашникова. Да и цель поин-тересней будет – живой человек.
Особист должен был боевой дух солдат укреплять, а с проявле-ниями садизма, расизма, национализма, непонимания миссии совет-ской армии в ДРА и с прочими негативными моментами – бороться нещадно. Носорог с такими явлениями борьбу не вел. Садюг и отмо-розков он берег, к себе приближал. Некоторых отсылал в Союз. Но не в трибунал, не под суд, ни в дисбат, где им самое место было. Он от-правлял их дослуживать на Родине, если срок службы еще не вышел, отслуживших на дембель, кое-кому давал рекомендации для поступ-ления в военные училища.
Подозреваю, что уже тогда, четверть века назад, Носорог зани-мался вербовкой боевиков в спецотряды. Что должны делать эти спе-цотряды, пока не известно, но ясно, что если воевать, то против сво-его народа, на стороне противника. А может быть, Носорог работал на мафию?
Разберемся.
…О Гараняне я подумал сразу, как только Сидоров сказал, что хочет вывести Носорога на чистую воду. Если кто и сможет помочь, сумеет разобраться в этом мутном деле, если кто-нибудь в состоянии получить закрытую информацию, то только Гаранян. Других знакомых, способных это сделать, у меня нет. В штабе округа бывших сослужив-цев, приятелей и знакомых полно, но теперь я не был уверен в их кри-стальной честности и непричастности к делам Носорога.
Честно признаться, я не знаю, какое у Гараняна звание и какой пост в своем ведомстве он занимает. Я даже не полностью уверен, что он служит в ФСБ, возможно в какой-то другой силовой структуре – в СВР или ГРУ. У нас не то, что в Америке, у нас не принято размахи-вать своим удостоверением направо и налево, тыкая им в нос каждо-му встречному поперечному. У нас все чинно и скромно и слегка таин-ственно.
Познакомились мы с Гараняном в штабе округа, в феврале этого года, на банкете, посвященном сразу двум праздникам – дню защитни-ка
Отечества и шестнадцатой годовщине вывода наших войск из
Аф-ганистана. На этот банкет в основном ветераны афганской войны и пришли. Сидели мы с Гаранянами за одним столом, друг напротив друга.
Я с Валентиной, и он с женой. Жена у него молодая, наверное, и сорока еще нет. Ее Ладой зовут. Он ее так называл, вообще-то на-стоящее имя его супруги – Ольга. А его самого Арменом зовут. Он ар-мянин, но родился и всю жизнь в России прожил. Разговорились.
Вы-яснилось, что мы с ним воевали в Афганистане, в одно время и почти рядом, соседями были. Как-то сразу мы почувствовали симпатию друг к другу. Не знаю, почему, искра какая-то пробежала между нами.
Валя Гаранянов в гости приглашала, они приглашение приняли, но за два дня до назначенной встречи Гаранян позвонил, извинился, сказал, что прийти они никак не смогут, потому, что он убывает в длительную ко-мандировку. Больше Армен не звонил, а мне позвонить ему некуда было, телефон-то свой он мне не оставил. Позже я вспомнил, что и я ему номера своего телефона не давал, только адрес продиктовал, а он запомнил. Но мой-то телефон легко определить, коли адрес зна-ешь, кроме того, я – легальный пенсионер. А его? По фамилии? Мож-но, конечно, но я не стал его разыскивать, решил, что у нашего зна-комства продолжения не будет. А недавно, в конце июля, мы с ним случайно встретились на рыбалке, на дальнем пирсе Комсомольской набережной. Поговорили о том, о сем. Службы его и этой командиров-ки мы в разговоре не касались, о политике в основном говорили.
Раз-говаривали, обращаясь друг к другу на ТЫ, Армен это сразу предло-жил, еще на том банкете.
Выглядел он уставшим. Мешки под глазами набрякли, глаза красные.
Чувствовалось, что спать ему приходится меньше, чем этого требует организм, а эта вылазка на рыбалку была ему просто необхо-дима. На мое повторное предложение встретиться, так сказать, семь-ями, Армен ответил:
– С удовольствием бы. Но чуть позже. Дел у меня сейчас много. Нет, правда, наша встреча обязательно состоится. И я, и Лада, мы оба хотим встретиться с вами. Лада меня даже тормошит регулярно: когда к
Инзариным в гости пойдем? Но…, дела… Я сам позвоню, как немного с ними разберусь.
Расставаясь, он дал мне свою визитку. На визитке значилось:
'Гаранян Армен Суренович'. Больше ничего. На обратной стороне он написал авторучкой одиннадцатизначный номер мобильного телефо-на.
– Надеюсь, что я позвоню раньше тебя, – сказал он. – Но если вдруг возникнут какие-либо проблемы, звони в любое время дня и но-чи, я помогу, если смогу. – И многозначительно добавил, пристально посмотрев мне в глаза: – А могу я многое.
– Да какие у меня, у отставного генерала, могут быть проблемы?
– А вдруг?
Как в воду глядел…
Этой ночью я спал плохо. Возможно, совсем не спал. Мысли воз-никали одна за другой, путались, сплетались в клубок. Я думал об
Алексее и об Андрее, мечтал о том, чтобы все это оказалось правдой.
Думал о том, что нужно обязательно встретиться с Гараняном, пытал-ся вспомнить номер его телефона. Вообще-то память мне пока не из-меняла, но видимо, годы берут свое – из десяти цифр я смог вспом-нить только первые три, не считая восьмерки. Но ничего, визитка у меня дома, в моем кабинете.
Ехать надо сегодня. Вчера вечером, когда мы обсуждали с Ми-хой план спасения и пришли к заключению, что нам с ним нужно сроч-но ехать во Владивосток, оставив парней на попечение Игоря, сры-ваться и гнать через тайгу на ночь глядя, было глупо. Андрей выразил желание остаться.
