— Прости, — Терентьев словно поперхнулся. Он уже будто это говорил. Это уже было. Здесь.
— За что? — спросила Лаврова.
— Я мучил тебя чужой виной, — проговорил Терентьев и после паузы добавил: — Своей виной. Прости.
— Ты ни при чем, — ответила Лаврова, бессознательно повторив его слова. — Никита знает? Ты ему сказал?
— Нет. Думал, вдруг не получится. Зачем зря… — Терентьев запнулся. Он снова сказал не то, что следует.
Он нажал на педаль, машина затормозила, скользя по снежному насту. Лаврова сжалась от неожиданности. Терентьев выключил мотор и развернулся к ней.
— Я… — Он замешкался. — Я думал о тебе.
— Что ты хочешь сказать?
Ему показалось, что она неприятно удивилась.
— Ничего, — он завел мотор. — Забудь.
Они доехали до дома молча, как чужие. В холле Лаврова нерешительно остановилась.
— Пойдем, — Терентьев прошел в гостиную, мимоходом включив свет. — Коньяк?
Он протянул ей бокал. Лаврова покачала головой и стянула курточку.
— Кому подарок? — безлично спросил Терентьев. Ему было тревожно, но лучше это утаить.
— Никите.
Лаврова осторожно развернула бумагу. На черной спинке дивана выступила белая птица. Она глядела на Терентьева калеными, черными как угли, человеческими глазами. Безмолвно и обвиняюще.
— Можешь поставить ее на восточное окно? — Губы Лавровой дрогнули. — В комнате Никиты.
— Вместе?
Лаврова покачала головой.
— Хорошо. Ты не уйдешь?
— Нет.
Терентьев взял в руки птицу, она вспыхнула огнем в его руках. Он отшатнулся и заморгал.
— Не разбей, — попросила Лаврова.
— У нее твои глаза.
— Да.
— Что ты сейчас будешь делать?
— Надувать шары.
— Какие? — не понял Терентьев.
— Воздушные, — улыбнулась Лаврова.
— Чему улыбаешься? У меня что, глупый вид?
— Ты сказал, что думал обо мне. Что думал? — внезапно спросила Лаврова.
— Лучше, чем тебе кажется, — хмуро ответил Терентьев.
— Мне кажется, у тебя глупый вид! — засмеялась Лаврова и вдруг смутилась.
* * *
Утренний свет в детской комнате за одну ночь стал другим. Совсем другим. Сказочным. Свет вспыхивал и разгорался радужным бенгальским огнем везде и всюду. Он рассыпался по потолку и стенам знойным отсветом караванных путей и зажег пожары рушащихся древних империй. Распустился тысячелистным лотосом и расцветился северным сиянием и салютными звездами. Раскинулся во всю ширь волшебными цветами и травами, невиданными зверями и небывалыми морскими чудищами, таинственными узорами и неразгаданными шифрами.
Утренний свет околдовал, заворожил пространство детской комнаты. В нее вернулось Летающее счастье. Живой белой птицей. Ее голова была гордо поднята, белоснежные перья отливали в тени голубым, на солнце — янтарем, когти переливались каплями жемчуга. Она стояла на травяном ковре из неоновых звезд незабудок, сиреневых юбочек фиалок, молочно-белых султанов ландышей и шафрановых рылец под синими чепчиками крокусов. В нежно-голубое прозрачное небо поднимались золотисто-белые пушистые шары одуванчиков. Птица расправила огромные, сильные крылья, собираясь взлететь. Ее глаза были устремлены в небо, в самую вышину, откуда звала к себе открытая, теплая, солнечная ладонь.
На ветру трепетали и бились рвущиеся из окна розово-белые воздушные шары. В самую высь. Живая сказочная птица звала за собой. В синее небо, где сбываются мечты.
— Счастье вернулось! Приехала!!!
Никита выбежал из комнаты и резко остановился, будто споткнулся. На него смотрела Лаврова. Он сжался, чувствуя, как жаром заливает щеки. И тогда он опустил голову.
— Где твои веснушки? — спросила она.
— Не знаю, — еле слышно ответил он.
— Зато я знаю.
Она обняла его. Никита дрожал всем телом. Он уткнулся ей головой в живот и ревел как маленький. — Ты не уедешь? — спрашивал он.
— Нет, — отвечала она — Ни за что.
— Никогда?
— Никогда.
— Правда?
— Правда. Обещаю.
Наконец он успокоился, поднял голову и всмотрелся в ее лицо.
— Я руки твои рисовал, — сказал он. — Все время.
Лаврова погладила его по смешному цыплячьему хохолку.
— У тебя в глазах веселые солнечные веснушки.
— И что? — не понял Никита.
— Ничего! Всего-навсего!
— Всего-навсего?! — удивленно повторил Никита и рассмеялся вслед за ней.
— Балбесы, — констатировал Терентьев и отвернулся. О нем забыли. Он знал, придется трудно, но упорства ему не занимать. Все будет хорошо. Наверное.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Макрофаги — клетки организма, способные к активному захвату и перевариванию бактерий, остатков погибших клеток и других чужеродных или токсичных частиц.
Название фильма, режиссер Вонг Кар Вай.
Акадзоме-Эмон — японская поэтесса (текст танка приведен в сокращенном виде).
