Марик открыл глаза:
– Папа, – прошептал он, улыбнулся и снова заснул.
Был вечер. На причале кучками толпились и шумели празднично одетые люди. В руках у многих были цветы и шампанское, а на лицах светились улыбки. На одной из скамеек сидел Михаил с бывшими одноклассниками. В руках он держал стеклянную банку с хомячком. Напротив стоял катер. Весь он был обвешан разноцветными лампочками. Молодые люди разливали шампанское в пластиковые одноразовые стаканчики.
Из репродуктора раздался женский голос:
– Внимание! Внимание! С четвертого причала отправляется прогулочный катер.
Михаил сказал:
– Тихо! – И, задрав голову вверх, приказал: – Немедленно повтори! Я сказал – повтори!
Репродуктор тут же отозвался:
– Повторяю: с четвертого причала…
Все остальное потонуло в хохоте.
– Между прочим, – заметил Михаил, допивая шампанское, – период полураспада одноразового пластикового стаканчика несколько тысяч лет. Такая вот диспропорция.
Один из выпускников сказал Мише:
– А я слышал, ты в Израиль отчалил.
– Я действительно собирался, но потом решил остаться, чтобы посмотреть на твою физиономию через десять лет.
– Это правильно, – согласились одноклассники. – А то бы тебе пришлось сделать обрезание.
– Пришлось бы – значит, сделал, – с легкостью сказал Михаил и добавил: – Надо будет – вообще отрежу, от него одни убытки.
Среди голов и рук Александр с трудом обнаружил Ирину Владимировну. Она выглядела нарядно, с цветами в руках, говорила о чем-то с завучем по воспитательной работе – Анной Павловной и другими учителями. Александр пробирался сквозь толпу. И наконец, подошел к Ирине Владимировне.
– Ирина Владимировна, это вам! – Он протянул ей букет. – Простите меня, пожалуйста, за Омара Хайяма.
Ирина Владимировна, смущаясь и краснея, сказала:
– Спасибо, Саша. Это Саша Вяземский, помните? – представила она Александра другим учителям.
– Вяземский… Помним. Помним этого донжуана, – отозвались учителя. – Чем теперь занимаетесь, Александр?
– Да, в общем, все тем же… – неуверенно сказал Александр.
– Он спасателем работает в МЧС, – спохватилась Ирина Владимировна.
– Да ты что?! Герои среди нас! – загудели учителя и судно. – Давайте на катер, а то уйдет.
– Как хомячок? Нашли? – поинтересовалась Ирина Владимировна.
– Нашли! – Александр залез в карман пиджака и достал оттуда рыжего хомячка.
По узкому и шаткому перекидному мостику все перебирались на катер. Вернувшись к одноклассникам, Александр обнаружил Катю с бежевым хомячком в руках. Ее со всех сторон обступили бывшие соученики.
– Привет! Давай их познакомим, – предложил Кате Александр, доставая из кармана своего.
– У тебя она или он?
– Не знаю, – задумался Александр. – У них все такое маленькое. Ты Боба не видела?
– Нет. Представляешь, Мишка тоже хомяка принес.
– Интересно, – сказал Александр. – Пора на катер, а то там сейчас все концы отдадут.
– Без нас не отдадут, – зашумели одноклассники. – Я им отдам концы… и концы в воду… и с концами…
Все устремились на катер.
– Смотри, вон, кажется, Боб бежит! – сказал Александр.
К причалу и правда бежал Максим. Александр и Катя замахали ему руками и хомячками.
Катер весь в разноцветных огнях стоял на середине реки. Катя и Максим уединились на носу судна, в стороне от веселья и громкой музыки.
– Ты не обижайся на него, – сказала Катя.
– Я не обижаюсь.
На палубе появились Олег с Михаилом и Александром. В руках у них были пивные бутылки, а у Олега еще и большая клетка с морской свинкой.
Михаил, приближаясь, кричал:
– Эй, кормчие! Мы вас уже и в кают-компании искали, и на палубе, и в трюме, и на гросс-мачте, и в гальюне… Думали уже полундру объявлять, а они…
– Макс, где твоя открывалка? – поинтересовался Александр.
– Боб, – сказал Олег, – ты извини, хомячков не было. Видно, они всех раскупили. Оставались только морские свинки.
– Спасибо, – сказал Максим. – Знаешь, ты меня тоже извини.
– За что? – поинтересовался Олег.
– За домик, который я спалил.
– Нет, – сказал Олег строго, – этого я тебе никогда не прощу!
Тут все засмеялись, включились двигатели, заиграла музыка, и катер пошел вверх по реке, оставляя за собой вскипающий пенный след.
1
Я думаю, мне надо куда-нибудь уехать от нее. Куда-нибудь на край света. К примеру, в Новую Зеландию. Да. Новая Зеландия вполне подойдет. Потому что, когда она рядом, я схожу с ума.
– Тебе со мной хорошо? – спрашиваю.
– Мне с тобой хорошо, – говорит и облизывает мороженое.
У нее маленький розовый шершавый, как у кошки, язык. Таким языком облизывает мороженое и говорит:
– И без тебя хорошо.
Выходит, ей по-всякому хорошо. А мне по-всякому плохо. С ней – плохо, потому что с ней я схожу с ума, а без нее еще хуже. Но говорят, не бывает так плохо, чтобы не было еще хуже.
– Да?
– Да, – смеется. – Знаешь, мне бы хотелось не видеть тебя долго-долго. Может, несколько месяцев или даже лет, а потом абсолютно случайно где-нибудь встретить и очень обрадоваться… Обнять тебя, поцеловать, наговорить кучу комплиментов… (Тут она начинает меня обнимать и целовать, как будто мы с ней действительно давно не виделись.) Вот, как мне хотелось бы…
– И что же я буду делать эти несколько месяцев или даже лет?
– Как что? Мучиться и страдать от неразделенной любви…
2
– Я говорила тебе, что у этой Полины один ветер в голове, – сокрушается моя бабушка.
– Да, этот, как его… шквалистый!
– Между прочим, я в свое время объявляла штормовое предупреждение! Но кто меня услышал? Ладно, не грусти. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
– Нет, извини. – Мне сейчас не до сказок. Какие могут быть сказки! В моем-то возрасте! Ну, бабушка! – чего вы хотите?
– Хорошую сказку со счастливым концом? – настаивает.
– Давай лучше в прятки, – предлагаю.
Она стоит лицом к двери. Я не вижу лица, но я знаю, как оно сейчас выглядит. Могу себе представить. Во всех деталях. Вплоть до самой мелкой морщинки. И я понимаю, что как бы далеко я ни уехал, она всегда будет рядом. Надо только закрыть глаза.
– Раз… два… три… четыре… пять… Я иду искать.
Я прячусь за портьерой, прижавшись к стене и затаив дыхание, чтобы не волновать им портьеру. Мне кажется, что я спрятался от нее в Новой Зеландии. Это очень далеко. Даже родная бабушка не сможет меня там отыскать. К тому же она не знает английского, так что ей даже не у кого будет обо мне спросить.
– Ну где же он может быть? Ведь только что… Вот тут сидел и пропал, как будто испарился. Но как мог испариться такой большой мальчик?
3
Соседи сверху опять чем-то громыхают.
– Кто у тебя там живет? – спрашивает Борька, показывая пальцем на потолок.
– Не знаю, – говорю. – Думаю, что японцы.
– Японцы?
– Да, борцы сумо. Целыми днями они отрабатывают там свои приемы. Страшный грохот.
– Давай покурим? – предлагает Борька.
– Давай. Я достану молока, – лезу в холодильник.
– Я не хочу молока.
– Молоко нейтрализует действие канцерогенов, которые выделяются в процессе курения, – объясняю. – Один стакан молока – одна без вреда для здоровья выкуренная сигарета.
– Ну, налей стаканчик, – соглашается.
– Знаешь, я боюсь, что мне отрежут ноги. – Наливаю нам молока.
– Кто?
– Хирурги. Я боюсь, что у меня облитерирующий эндартериит.
– Я помню, как в школе ты боялся заболеть и превратиться в зеленую соплю.
– Еще бы! А кому не страшно превратиться в соплю? Никто не станет дружить с человеком-соплей. В этом случае любой обречен на одиночество.
– А что у тебя с ногами?
– Мне кажется, что, если мне отрежут ноги, я буду очень одинок. Потому что ни одна девушка не полюбит человека без ног. Я и с ногами не так чтобы нарасхват. На этот счет у меня нет никаких иллюзий. Любовь – жестокая штука. Конечно, может так случиться, что в отделении хирургии я встречу какую-нибудь девушку, например, попавшую под трамвай, и тоже с ампутированными нижними конечностями. Но я не уверен, что меня заинтересует девушка, у которой не будет ног… У меня серьезные требования к женщинам. Налей мне молока – хочу еще покурить, – говорит.
– У меня был один дальний родственник, – рассказываю. – У него был облитерирующий эндартериит. Доктор сказал, что, если он не бросит курить, ему отрежут ноги. Родственник не бросил. Он продолжал курить как ни в чем не бывало. Сначала ему ампутировали стопы. Но он продолжал курить, и тогда ему отрезали ноги по колено. Я не знаю, чем закончилась эта мрачная история, но мне почему-то представляется, что, в конце концов, когда осталась одна голова, она продолжала курить всем смертям назло.
– Что-то я перехотел курить, – говорит Борька и тщательно тушит бычок своими толстыми сардельками.
