Тимура зимой мучает подагра, болят израненные рука и нога, поэтому в царском шатре натоплено как в бане. Не зная, чем угодить и помочь Великому эмиру, суетятся кругом главные визири и евнухи. Сам Тимур, подперев отяжелевшую голову рукой, сидит горестный посреди роскошного, расписного огромного дивана, где белье — нежнейший шелк нежно-розового цвета, такого же, как дрожащее юное тело на ковровом полу. И на это маленькое тело никто не обращает внимания: оно не ублажило страсть Властелина. Не повезло — утром будет умерщвлено. Свита Тимура сочувствует страданиям Повелителя, не знает, как и чем помочь. Ведь видно, что хозяин напуган, ветра пустил, да так, что улетучился весь аромат восточных благовоний. А главный визирь, кто обязан более всех о здоровье Повелителя беспокоиться, приказал:
— Откройте поддув, нечем дышать, — поморщился он.
— Тебе неприятен мой запах? — прорычал Тимур. — Нос, вместе с башкой отрубить, — скорый приказ.
— Тут же охранники скрутили самого важного визиря, связав по рукам и ногам, бросили бревном рядом с юным, по-прежнему дрожащим телом.
— Ну-с, кому еще показалось, что здесь нечем дышать? — Тимур пронзил взглядом главного евнуха, который не смог обеспечить его ночной покой.
— Мой Повелитель, мой господин, — подобострастно залебезил тонкий его голосок, — здесь стоит аромат роз и фиалок. А еще благородный твой богатырский дух!
— Ты подхалимничаешь! — непреклонен Повелитель. — Отрубить и ему голову.
— От этих действий Великий эмир несколько воспрянул духом, грозно оглядел всех, остановился на скромно стоящем Молле Несарте:
— А ты, мудрец, что скажешь? Смердит в моем покое или благоухает?
Вся свита притихла в испуге: любой ответ — головы нет. Молла Несарт медленно подошел к ложу Тимура, сдержанно поклонился и вроде смиренно, да твердо сказал:
— Повелитель, по твоей милости я давно под арестом, в шалаше, который не топят, насморк замучил. Откуда мне знать, какие запахи в твоем почтенном покое?
— Гм, — заерзал на своем месте Тимур, — ну ты и плут.
— Зато я знаю, — словно не слышит, продолжал Несарт, — как навести покой и в твоей почтенной душе, — наверное, надоело и ему в холодном шалаше томиться.
— Это как же? — заинтересовался Тимур.
— Прояви милосердие, вели творить добро, отвернись от невежд.
— Что?! Ты читаешь мои письма?
— Нет, Повелитель, я читаю Коран.
— И что же там вычитал?
— О Повелитель, прояви свою мягкость и доброту к этому юному созданию, — он указал на скрюченное у дивана существо, — да и этих, — пнул он небрежно обрюзгшее тело одного евнуха, — не вели казнить. Новые будут не лучше.
— И как, по-твоему? — явно сдался Тимур.
— Ну, хотя бы вели им яички отрезать.
— Что?! — заорал Тимур. — Ты издеваться надо мной задумал? Откуда же у евнухов яички?
— Боже, как они несчастны! — вознес руки Молла. — А ты, о Властелин, хочешь и последней округлости их лишить.
— Хе-хе, — усмехнулся Повелитель, сделал царственный жест, — прощаю всех, — и вновь, строго глянув на Моллу: — Я видел тот же сон.
— Видать, ты хотел идти на север.
— Да, — склонил голову Тимур, — но теперь продолжу путь на юг.
— Это верное решение, — поддержал его Несарт, он думал, что «юг» — это восвояси, в Азию, а оказывается, в горы Кавказа, проход к которым уже открыт.
В самый разгар зимы, когда выпал обильный снег, в узких теснинах ущелий гор нелегко продвигаться степной кавалерии: за каждым поворотом горцы в засаде, с каждой вершины падают лавины камней и стрел. Но это не останавливает Великого эмира, он обязан отомстить за смерть старшего сына, чтобы остальным неповадно было. А путь в горы тяжел, и не сдаются просто так ни горы, ни горцы.
— Мухаммед, мой любимый сын, — прямо во время похода кличет Тимур сына Гайраха. — Что-то и твои люди не совсем расторопны. А ты меня заверял, что в этих горах твои проводники все тропинки знают. Так где же этот рыжий трус, этот ублюдок Малцаг?
— Повелитель, ты заменил мне отца, — искренне предан Мухаммед. — Ты же видишь, как я стараюсь. Ни души не осталось в горах.
— Еще бы, вся моя рать за тобой ходит.
Действительно, стотысячная армия заполонила все ущелья, все дороги и тропы. И как сообщает летопись, скопище Тимура встретило яростное сопротивление горцев. А в Аргунском ущелье было много неприступных мест, укрепленных башнями, крепостями и замками, которые Тимур не без труда одолел, разрушил, а защитников уничтожил, сбросил в бездонные пропасти.
Армия кочевников достигла таких горных высот, что не только конный, но даже пеший не мог дальше идти. Снега было много и мороз ужасный, ветер ураганный с вечных ледников, дышать тяжело, нет провианта для людей и коней. Тимур уже отдал команду спускаться с вершин, но в самый последний момент Мухаммед-Тума еще более выслужился — в урочище Тазбичи может находиться Малцаг, по крайней мере, над самой большой каменной башней еще развевается красно-белый стяг.
Вверх! Казалось, сама природа выступила на защиту горцев. С кавказских вершин надвинулся страшный буран, кони не выдерживали, дохли, снежная лавина унесла в ущелье более тысячи воинов. Лютая непогода продолжалась не один день, но даже это не остановило завоевателя. Когда все улеглось, и над горами выглянуло яркое зимнее солнце, Тимур увидел перед собой сказочно красивое высокогорное поселение, где люди издревле занимались скотоводством и разведением пчел… Эту сказку малочисленные горцы не смогли отстоять.
Всех мужчин перебили, женщин и детей взяли в плен и у последних выпытали: Малцаг находится еще выше, в местности Башин-Кал.
Такого чуда даже Тимур не видел. На самой вершине остроконечной скалы гордо высилась каменная башня-крепость, над которой развевается флаг. И эта башня так высока, что, задрав голову, с головы Повелителя шапка упала. И ни одна стрела даже до основания крепости не долетела.
— В атаку! — скомандовал Великий эмир.
К башне вела лишь одна узкая тропа. Как только по ней двинулись воины Тимура, начался заготовленный камнепад. Многие погибли, этот единственный проход оказался замурованным. Кто-то из военачальников предложил поставить охрану, пусть подохнут от голода. Однако Тимур ждать не хотел. Он вызвал специальный отряд бадахшанцев. Эти люди выросли в горах и охотились на горных баранов в скалах. Бадахшанцы сумели по расщелинам пробраться почти что до самой башни, но дальше дело не пошло. Они несли потери.
— Повелитель, — докладывал их командир, — узкий проход, одна стрела и наш воин убит.
— Так сколько у Малцага в качане стрел? — злобно рычал Тимур. — Если даже тысяча, посылайте десять тысяч воинов.
Здесь количество не помогло. За день атаки образовалась целая груда трупов, которая ночью примерзла и окончательно закрыла проход.
Тогда Тимур вызвал инженеров. Осмотрели местность и решили строить осадные сооружения. С трех сторон соорудили невероятно длинные лестницы, по которым, как бесчисленные муравьи, поползли вверх тюркиты.
— Взять Малцага живым! Только живым брать! — отдавал приказ Тимур. — Сто тысяч тому, кто живым рыжего доставит.
Немногочисленные защитники башни сражались до последнего. И стрелы их кончились, и копья обломались, и мечи притупились, врукопашную пошли. Ворвались захватчики в башню, а там много этажей и за каждый — бой. И вдруг, на самом верху показался окровавленный Малцаг. Десятки рук тянутся к нему, отбивается он коротким кинжалом, но он его не спасет — выбит из раненых рук. И тогда он в отчаянном прыжке рванулся в сторону родного флага, сорвал его с древка, обвязался им, как спасением и с криком бросился, словно вольная птица, с головокружительной высоты. Да ему не повезло: глубокий снег и десятки вражеских рук не дали ему погибнуть. На закате короткого зимнего дня пред Тимуром выставили пленных из башни.
— Кто такая? — указал он на юную горянку. — Седа? Жена Малцага? Хороша! В мой гарем… Этих — в пропасть… А с этим, — он пнул связанного Малцага, — утром разберусь… хе-хе, может, его жена-красавица что подскажет..
На следующее утро у Тимура приподнятое настроение. Казнь врага — особое торжество. Приглашены все уважаемые люди Повелителя, в том числе и Молла Несарт.
— Ну, что? — склонился Великий эмир над Малцагом, грубо вздернул его подбородок, заглядывая в светлые глаза. — Так чья башка будет на снежном постаменте вечно стоять?
— Твоя, — сквозь окровавленный рот выдохнул пленный.
— Тьфу, — плюнул ему в лицо Тимур. — Казнить! — рявкнул он и, уступая место палачу, сделал шаг в сторону, пристально вглядываясь в измученное молодое лицо, и вдруг жестом остановил занесенный меч. — Постой-ка, — он вновь склонился к Малцагу, — эта морда, эти дерзкие глаза так жаждут смерти. Не-е-т уж, — Повелитель стал смотреть по сторонам, остановился на Молле Несарте. — Эй ты, плешивый мудрец, как ты сказал? «Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд». Хе-хе, вот так я и сделаю. Проявлю снисходительность, сотворю добро, — он вновь вывернул подбородок пленного и, глядя сурово в лицо: — Ты так легко не отделаешься. Будешь долго мучиться. Я знаю, как надо «отворачиваться от невежд». Ты будешь рабом!
