— А как же твоя жена? — поинтересовалась Ребекка. — Она не будет волноваться, что тебя так долго нет?
— Она целыми днями возится со своими пациентами и не особенно замечает, рядом я или нет.
Ребекка удовлетворенно кивнула. Похоже, мой ответ ей понравился.
— Ты когда-нибудь ездил в романтическое путешествие со своей женой?
Романтическое путешествие с женой… Странный вопрос для женщины, которая мечтает быть второй Мата Хари. Я невольно задумался.
— Мы были в Лиссабоне.
— И как вам там?
— Красивый город, отличные трамвайчики, просто чудесные, лучше я нигде не встречал. Только вот до секса как-то дело не дошло.
Я начал прибираться в номере — хотел, чтобы после нашего отъезда комната осталась более-менее в порядке.
— У вас не было на это времени?
— В Лиссабоне слишком уютно, а трахаться — это неуютно, можно сказать, даже довольно неудобно.
— Да, — согласилась Ребекка, — уютным это никак не назовешь.
— Ну а ты — ты когда-нибудь путешествовала со своими мужчинами?
Она отрицательно покачала головой.
— Дальше Зандфоорта мы никогда не ездили.
Затем мы взяли напрокат автомобиль. Я безуспешно пытался найти радиостанцию с музыкой, которая понравилась бы Ребекке. Ей ничего не нравилось.
Через два часа она устала вести машину.
— А почему ты не ведешь? — спросила она.
— Я не умею водить, никогда этому не учился.
Мы остановились возле «Бургер-кинга».
— Тут не особенно вкусно, — сказал я, — но, во всяком случае, никаких сюрпризов.
Мне вспомнился Петер с его взбитым молоком.
Заночевать мы решили в Олбани. Снега пока нигде не было видно, но Реббекка слишком устала, чтобы ехать дальше.
— Это напоминает мне какой-то город в Восточной Европе, — сказала Ребекка.
Улицы были пустынны. Только у автобусной остановки стояла группка негров. Нам пришлось три раза пересечь город, прежде чем удалось найти гостиницу. С виду она походила на тюрьму.
— Пойду узнаю, — сказал я и, накинув куртку, направился к двери.
В холле за загородкой стоял огромный пасхальный заяц. Возле стойки регистрации терся какой-то тип в ковбойской шляпе и на чем свет стоит ругал свой номер.
— Чем могу быть вам полезна? — обратилась ко мне девушка в очках.
— Мне нужна комната на одну ночь — для меня и моей жены.
В окно я видел наш белый автомобиль, на мой вкус, слишком броский, но Ребекка сказала, что ей нравятся белые машины. Наверно, это была правда — она ведь любила снег.
— У нас остался только один номер с двумя кроватями.
— Я бы предпочел номер с одной большой кроватью.
— Тогда занимайте люкс.
Я долго не раздумывал:
— Пойдет.
Чем больше жалеешь о деньгах, с которыми все равно придется расстаться, тем самому хуже. И это относится не только к деньгам. Мой учитель из начальной школы говорил: «Прежде подумай, а потом уже делай». Но если следовать этому правилу, то рискуешь так никогда ничего и не сделать.
— Ваше имя?
Я дал ей свою кредитную карточку, ту самую «Американ Экспресс». Возможно, на счету еще кое-что оставалось.
— Где я могу припарковать машину?
— Если вы оставите ключи, мы сами об этом позаботимся.
— Вон та белая.
Ребекка уже вышла из автомобиля и теперь стояла рядом с ним и курила. На голове у нее была меховая шапка, которую я купил для нее в Атлантик-Сити у старухи-гречанки. В этой шапке Ребекка походила издали на русскую.
— Вы знаете номер своей машины?
— Нет, — ответил я, — мы только что взяли ее напрокат.
Всего три дня назад я получил в подарок статуэтку. Она была сделана страдающей псориазом женщиной, лепившей портреты людей, которых она видела по телевизору. И вот я уже в Олбани, в гостинице, сильно смахивающей на современную тюрьму.
— Вам помочь с багажом?
— Да, — сказал я, но тут же поправился: — Нет-нет, у нас совсем мало вещей, мы ненадолго.
Мне выдали ключ в форме карточки.
Когда мои деньги стали складываться в симпатичные кучки, я еще задумывался о пенсии. В это время я жил на гонорары за книгу «268-й номер в списке лучших теннисистов мира». Во мне вдруг проявилась не какая-то чрезмерная жадность к деньгам, а скорее то, что некоторые люди называют «ответственностью перед будущим».
Мы поженились в Майами. Собралось не так уж много родни: моя мать, тетка, родители моей жены и мой дантист — и то лишь потому, что я случайно встретил его в Майами, он остановился в той же самой гостинице. Он спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Я ответил:
— Женюсь.
Он сказал:
— Тогда я тоже приду.
После этого, понятное дело, пути к отступлению у меня уже не было. У моего дантиста привычка приглашать самого себя в разные места. Думаю, в какой-то степени это даже его жизненная философия. Что-то вроде «Если меня не приглашают, я должен сделать это сам». Странное дело, но когда я думаю о нашей свадьбе, то первым делом представляю себе своего дантиста. Он явился в белом костюме и болтал без умолку. Впрочем, это его обычная манера. По-моему, он единственный американец, который читает мои книги. Он говорит, что любит европейскую литературу. Только с его стороны это наверняка больше снобизм, чем любовь. Впрочем, я не из тех, кому интересно анализировать разницу между снобизмом и любовью. Я от души приветствую все, что выдает себя за любовь.
* * *
— Они там пока проверяют вашу кредитную карточку, — сообщила девушка в очках.
Вообще-то я часто краснею. Но я надеялся, что на этот раз не покраснел.
— У меня есть еще и другие, — сказал я.
Я женился по наитию. Многое решил момент. Моя мать в то время болела, и я подумал: «Наверно, ей будет приятно, если мы поженимся». Но в дальнейшем она этот брак не одобрила, и ее здоровье от этого только ухудшилось.
Свадьба стоила мне целое состояние. Я никогда больше на это не пойду.
День нашей свадьбы закончился скандалом с фотографом. Он никак не хотел угомониться, несмотря на то что я сам его нанял. Моя мать от него чуть с ума не сошла. Это был своеобразный человек. Вообще-то он фотографировал животных, но время от времени подрабатывал и на свадьбах. Все, что мы не доели, съел он. Моя мать сочла, что это неприлично, мне такое поведение тоже показалось чуточку странным, но все же не до такой степени, чтобы из-за этого так кипятиться. Но дело в том, что моя мать не любит, когда посторонние подъедают ее пищу, от этого она может впасть в агрессию. Сам я не слишком хорошо все запомнил — в тот вечер я довольно много выпил, — но мой дантист позже красочно обрисовал все, что в тот вечер произошло.
— Вашу свадьбу я никогда не забуду, — сказал он.
— Что ж, — откликнулся я, — так ведь и было задумано.
— Вот, пожалуйста, ваш ключ, — произнесла дежурная, — номер 429. Приятного вам отдыха.
Я вышел на улицу. Ребекка все еще стояла и курила, прислонившись к машине. В эту минуту я подумал: «А она хотя бы знает, где сейчас находится, а если и знает, то имеет ли это для нее хоть какое-то значение?»
— Я снял апартаменты.
Она затоптала окурок.
— Это хорошо, а то у меня кошмарно потеют ноги.
— Правда?
Она кивнула.
— Обычно я пользуюсь кремом от потливости ног, но в этот раз я его забыла. Я, конечно, не каждый день им пользуюсь, а только когда опасаюсь, что кто-то может почувствовать запах.
— Я считаю, что потливые ноги — это ничего страшного.
Я достал из машины полиэтиленовый пакет. Другого багажа у нас с собой не было. Швейцар смотрел нам вслед.
Не знаю точно, был ли я когда-либо влюблен в Ребекку. Люди слишком быстро склонны принимать свои гормональные всплески за влюбленность. Я научился не доверять своим чувствам, в результате кое-кто пришел к выводу, что их у меня вообще нет. Но если я когда-то и был влюблен в Ребекку, то началось это с крема от потливости ног. Если бы меня попросили подобрать метафору для этой влюбленности — к счастью, этого не требуется, — я, скорей всего, остановился бы на креме от потливости ног.
Люкс оказался самым унылым гостиничным номером из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. Окно в спальне выходило на глухую стену, больше окон в номере вообще не было. Обстановка в гостиной отдаленно напоминала пятидесятые годы: длинный стол для совещаний, бар, два высоких табурета, холодильник, электрокофеварка.
Ребекка плюхнулась на постель и включила телевизор.
— Нам надо купить трусы, — сказала она.
— Опять?
Я прошел в ванную и сунул голову под кран. Сзади послышались шаги. Ребекка встала у меня за спиной.
— И полотенца тут у них здорово обтрепались.
Она потерла ладонями ткань, словно проводила тест для «Спутника потребителя».
