– Кстати, как вам удалось так быстро и так великолепно выучить чешский? У вас даже акцента нет… Я знаю, что вы умеете учиться хорошо и быстро. Но чешский? Это далеко не самый простой язык… Конечно, похож на русский, но уж очень отдаленно… И произношение… Нет-нет, я помню ваш рассказ… – Разве такое забудешь, пронеслось в голове у Елены. – Но… Это же мистика, на самом деле… Это же не может быть так просто…
– Да вот, дорогая, так как-то все… Очень хотелось, наверное.
– Это даже не смешно.
– А кто вам сказал, что я собираюсь вас развлекать?!
– Пожалуйста, пан Данек. Вы же прекрасно понимаете подоплеку вопроса…
– Возможно. Или нет. Ну, хорошо… Да, я хотел – и хочу – чтобы люди, с которыми мне приходится работать и делать одно очень большое и очень важное дело, не ощущали хотя бы языкового барьера. И я много над этим трудился. Разумеется, если бы не врожденные способности и некоторые благоприобретенные навыки, это было бы невозможно. Но я вообще быстро соображаю. И чешский – вовсе не единственный язык, которым я владею так, что могу на нем думать…
– Ну, допустим. Зайдем тогда с другой стороны. Почему – Майзель? Я не спрашиваю, как вас звали раньше, это, в конце концов, не так уж и важно…
– Ох, пани Елена, зубастая вы щучка… Вы же наверняка неплохо знаете историю.
– Конечно. Но неужели вы думаете, что мало-мальски грамотные и здравомыслящие люди верят в эту дурацкую легенду о вашем мифическом родстве с Мордехаем Майзелем?
– А что, по-вашему, мне следовало объявить себя потомком Ягеллонов или Яна Люксембургского?
– Ну, это было бы наверняка еще большей глупостью… Достаточно Его Величества.
– Который и есть настоящий потомок Ягеллонов.
– Я вовсе не пытаюсь с этим спорить.
– Вот видите. А Майзель – вполне достойная фигура для основателя династии, вы не находите? Мне прекрасно известно, что Мордехай Майзель умер, не оставив прямых наследников. Но это мне не важно. Я претендую на большее. Я претендую на духовное родство. На духовное наследство. На такую же дружбу с его величеством. На тот же – и больший, конечно – масштаб государственных дел. На повторение истории на новом спиральном отрезке. Неужели непонятно?
– Что-то такое в этом духе я себе и представляла…
– Замечательно. Это значит, что легенда работает, и работает эффективно. Разве не в этом смысл легенды?
– Возможно. Но почему вы затеяли такую сложную игру в короля? Да еще и не одного…
– Мне импонирует монархическая форма правления. Наша монархия – идеал государственного устройства, как я его понимаю. И для осуществления задуманного мной плана демократия совершенно не приспособлена. Кроме того, я же не могу, черт возьми, все делать один. Мне нужны помощники. Не просто исполнители моих указаний, а люди с собственным мнением. И даже не помощники… Помощники – неправильное слово. Соратники. Те, кто видит мою цель, как свою. Для которых мой план – их план. Люди, которые должны – и могут – спорить со мной. Видеть мои слабости и ошибки. Знаете, почему провалился гениальный сталинский план захвата всего мира? Потому, что он окружил себя людьми, которые боялись пикнуть, сказать хоть одно слово поперек. Слава Богу, мне пока удается избегать этого…
– И все-таки? Почему не вы сами? Это единственное, что не совсем стыкуется с теорией о безграничной власти. Потому что у вашей власти есть весьма четкие границы.
– Ага… Так вы начинаете это видеть…
– Конечно, – Елена пожала плечами. – Вы охотно делитесь властью. Это не похоже на самовлюбленных властолюбивых маньяков. Или это какая-то новая ступень развития, о которой мне раньше не доводилось слышать…
– Я открою вам маленький секрет, пани Елена. То, что вы называете «делиться властью», на самом деле есть просто делегирование полномочий. А у меня, собственно, никаких полномочий не имеется. Я – крючок, вытаскивающий идеи из голов людей, друзей, подчиненных. Я не умею руководить страной. У меня нет для этого соответствующих знаний и навыков. Для этого существуют другие люди. Другие институты…
– Как мило с вашей стороны поведать мне сие ошеломляющее откровение…
– Я рад, что вам весело. И есть еще одно «но»…
– Какое же?
– А всмотритесь внимательно в мое лицо, пани Елена. Разве я похож на своего? Да хоть если я в лепешку разобьюсь… Кто же мне поверит?
– Что это значит?
– Я еврей, дорогая. Жид. Пархатый. Понимаете?
– Опять вы об этом…
– Потому что это важно. И не только для меня… Даже если понтифик объявит меня лучшим католиком всех времен и народов, а полиция и королевская воздушная пехота будут стрелять в каждого, кто усомнится, это ничего не изменит. Я еврей. Я родился евреем и умру евреем. Это не поза, это просто факт. Я подтолкнул… Да, это было. Просто был такой период в истории… А своей страной люди должны управлять сами. Я нахожу это правильным. Сами должны строить свою жизнь и судьбу…
– И как это утверждение соответствует тому, что вы… вытворяете?!
– А я ничего не вытворяю, дорогая. Я, повторяю, создаю условия и вытаскиваю из людей идеи. А вытворяете вы сами. Евреи – технические сотрудники, – в аппарате, армии, полиции, образовании, – пожалуйста, сколько угодно. Даже, возможно, министры, если дорастут… Но рулить… Нет. Рулите сами. Я только подстраховываю в поворотах. – Майзель усмехнулся, – как показалось Елене, слегка иронически. – Это не уход от ответственности, пани Елена. Я просто очень хорошо знаю, что я должен и чего не должен делать. Когда мы сражались за свободу и дрались с бандитами – тогда мое место было рядом. Или даже на шаг впереди… А когда это миновало… И когда я уступил место… Мне показалось, что люди вздохнули с облегчением. И, кажется, они до сих пор благодарны мне за это. И вы все вздохнули с облегчением… И это нормально.
– Это отвратительно.
– Нет-нет, пани Елена. Не нужно. Я знаю, что вы не, и так далее. Я не щепетилен. Все, что можно поставить на службу делу, должно быть поставлено ему на службу. В том числе предрассудки… И у меня нет времени на такие вещи, как участие в правительстве или, тем паче, руководство правительством. У меня слишком много дел… А их величества – они свои, настоящие. Такие же. Именно поэтому они на своем месте, а я – на своем. И чувствую себя на нем весьма комфортно…
– И вам не захотелось насладиться заслуженной славой?
– Нет.
– Почему?
– Потому что нет для меня большего удовольствия, чем видеть, как люди все делают сами.
– Интересно. Но ведь ваше закулисное влияние осталось. Мне кажется, что прямое участие, на виду у людей, когда известно, кто и за что отвечает, куда честнее…
– Это не влияние, пани Елена.
– Да?! А что?!
– Я давно ни во что не вмешиваюсь во внутренней политике. Больше – нет.
– Куда уж больше, – фыркнула Елена.
– Я действительно стоял у истоков всего этого. Я вовсе не отрицаю, напротив. Но в этом нет больше нужды. Я занимаюсь давно и бесповоротно другими делами…
– А это как вписывается?!.
– Великолепно вписывается. Это повторение того, что мы сделали здесь, только в ином масштабе. И когда-нибудь, если я доживу до того времени, когда мы добьемся окончательного успеха… В чем я, кстати, отнюдь не убежден…
– В успехе?
– В том, что доживу. Когда – если – это случится… Вы даже представить себе не можете, с каким удовольствием я пошлю все это чертовой матери…
– И что же вы будете делать?
– Смотреть на звезды. Нет ничего прекраснее этого, пани Елена. Хотите, я вам покажу?
– Боже мой, пан Данек…
– Вы не верите, – он усмехнулся. – Конечно. Это же так понятно… Ах, пани Елена… Это так тяжело – заставить себя осознать, что ты лишний, что твое время прошло, что роль сыграна, что все уже хорошо, что люди сами знают, как дальше им жить в собственном доме, и перестать лезть во все мелочи, надоедать советами и указаниями… Это ведь все равно, как если бы строители, выстроив дом, остались бы в нем вместе с жильцами. Строители должны двигаться дальше. Всегда двигаться дальше, пани Елена…
– Строители?
– Драконы, – поправился Майзель. – Разрушающие дворцы и воздвигающие города. Потому что ничто не берется из ничего. И всегда нужно сначала разрушить. Сначала выйти на бой. Выйти на площадь…
Когда он сказал это – «выйти на площадь» – Елена вздрогнула.
– Иногда я восхищаюсь вами. Правда. – Она, вздохнув, покачала головой. – Но иногда… Иногда из вас высовывается такое чудовище… Вам самому не страшно?
– Вы же знаете, евреи всегда хотели превратить зло в добро. Иногда это у нас получалось… У меня тоже получается. Правда, и у меня только иногда… Пока. Но только пока. Дальше будет получаться все лучше. Потому что, как вы правильно заметили, я быстро и хорошо учусь…
Он удивлял ее на каждом шагу. Не только своими филиппиками и парадоксами, на которые был просто неистощим. Но и своими вкусами и пристрастиями. Он питался исключительно по-японски и в основном прямо в кабинете, где, похоже, жил неделями… Суши, много рыбы, сакэ для пищеварения. И никаких других напитков, кроме простой воды, иногда – рисового безалкогольного пива, тоже японского, зеленого чая и совсем немного кофе. И одет он был всегда одинаково…
