– Что это за ужасное тряпье на вас надето? – в очередной раз разглядывая Майзеля, проворчала Елена. – Что, это униформа такая?
– Вам не нравится?
– Вы не мой кавалер, чтобы я вас к себе примеряла.
– Ой. Опять укололи.
Он улыбнулся, достал свой волшебный брелок и нажал на кнопку. Панели стены рядом с входной дверью разъехались, открыв изумленному взору Елены небольшую гардеробную, в которой висели на вешалках дюжина совершенно одинаковых нарядов – точь-в-точь таких же, как тот, что был на нем сейчас, и стояла дюжина совершенно одинаковых пар ботинок. Там же лежала небольшая стопка белья и рубашек. Елена проглотила слюну:
– И… все?!.
Он засмеялся, похоже, страшно довольный произведенным эффектом:
– А что вы ожидали увидеть? Выставку маршальских мундиров с орденами от погон до ремня? Раззолоченный камзол лорда-хранителя короны?
– Но…
– Мне удобно в этой одежде. Она достаточно элегантна для моего статуса и в то же время не стесняет движений. Не мнется и практически не пачкается. И когда надеваешь экзоскафандр, он почти незаметен или неотличим от этой одежды… Шубы и пальто мне не нужны, я никогда не мерзну и много времени провожу в помещениях или в машине. Дождик люблю. Снежок тоже… И я ненавижу галстуки и рубашки с воротничками. И вообще терпеть не могу наряжаться, переодеваться, причесываться, пялиться в зеркало и прочее…
– Какое-то сумасшествие. Вы постоянно твердите о том, что вы еврей, а сами ведете образ жизни не то самурая, не то скандинавского ярла в походе…
– Дорогая, у вас предвзятые представления о евреях, – Майзель усмехнулся. – Перечитайте Библию на досуге, возможно, ваша память несколько освежится…
– Не премину. А знаете, мне кажется, вам пошла бы парочка серег с крупными алмазами. И конский хвостик с мелированием. Это несколько смягчит ваш бескомпромиссно суровый облик, пан Данек.
Наблюдая за тем, как меняется его лицо, Елена тихо и гордо торжествовала. Вот как я тебя приделала, дорогой, подумала она. Но Елена не была бы собой, если бы великодушно не пожалела его. И, чтобы не заставлять Майзеля отвечать на этот выпад, улыбнулась, как ни в чем не бывало:
– Я, кстати, хотела давно спросить… Это была ваша идея – импортировать японскую атрибутику в таких количествах?
– Как вам сказать… Речь шла вообще-то о технологиях. Телевидение, связь… Суши вкуснее гамбургеров и уж точно много полезнее для здоровья. А сделать это модой было совсем нетрудно.
– Вам не совестно так манипулировать людьми?!
– Нет, – он снова рассмеялся. – Ничуть. Это хорошо для людей. Полезно. Здорово. Почему же мне должно быть стыдно?
Елена тогда не нашлась, что ему возразить. Суши и красиво упакованные салатики из водорослей действительно были опрятной, вкусной, сытной и полезной едой, а один-единственный ресторан сети «МакДональдс» в Праге, недалеко от центрального вокзала, влачил жалкое существование по причине полного отсутствия интереса к нему горожан. Те, кому нужно было быстро перекусить, действительно предпочитали японские целлофановые пакетики с готовыми нигири и маки-суши, к которым удивительно органично подходили любые сорта пива, даже крепкие. А поесть как следует пражане любили совершенно другие блюда, в другой обстановке и с иным настроением. Уж кому-кому, а Елене это было отлично известно. И не только еда… Автомобильные заводы, электроника, биотехнологии, космос… Их стали даже называть «Японией в Европе». И это он тоже выдумал и устроил, подумала Елена. Что за невозможный тип…
Он все видел и все замечал. Настолько, что это могло бы, наверное, напугать Елену, если бы она не была той, кто есть. Не всегда говорил, не сразу озвучивал, – но замечал. Всегда…
– Почему вы все время в темном, пани Елена? Черном, темно-синем… Вам очень идет, но… Вам так пошло бы белое. Ослепительно белое, пани Елена… Или голубое и розовое… У вас что, такое настроение постоянно?
– А вы?
– Я Дракон, – улыбнулся Майзель. – Хотите, я вас развлеку?
– Может, не нужно?
– Раз вы сомневаетесь, значит, нужно. Обязательно.
– И каким же образом? – улыбнулась Елена, соглашаясь и страшно удивляясь при этом самой себе.
– О, ничего сверхъестественного. Просто пойдем и перекусим где-нибудь снаружи.
– А как же японская кухня?
– Я время от времени лакомлюсь своими священными коровами. Я, помнится, говорил…
– Опять вы меня…
– Ну, перестаньте, – почти умоляюще сказал Майзель. – Пожалуйста. Просто расслабьтесь. Вас утомили разговоры со мной… Я вас не съем. Идемте.
– Это в Праге?
– Да. И ручаюсь, вам ничего неизвестно об этом местечке. И вам понравится… Все, что я люблю, находится исключительно в этом городе, – Майзель совершенно серьезно посмотрел на Елену.
– И я там никогда не была? Это немыслимо.
– На свете много есть такого, друг Горацио…
– Интересно. Хотя бы ради этого стоит сходить… Простите. Возможно, я не должна этого говорить. И это невежливо, и…
– Ныряйте, пани Елена.
– Вы ведь все равно не здешний, – тихо сказала она. – Я не верю в мистику и в переселение душ, я всегда смеялась над этим… А еврей или не еврей, это, в конце концов, не имеет значения. Для меня, во всяком случае. Но вы приехали в историческом смысле буквально вчера. И вы здесь… Вы здесь как дома. То есть совершенно дома. Объясните мне, пожалуйста. Я хочу понять это…
– Это одно из самых странных еврейских свойств. Многие приходят от этого просто в бешенство. Но это свойственно далеко не всем, пани Елена. Только самым лучшим из нас. Лучшие из нас – лучшие граждане страны, в которой выпала судьба жить. Лучше, чем многие ее граждане от рождения. Это не просто попытка чужака стать своим, сделавшись святее Папы. Это тоже, безусловно, присутствует, но это не главное. Просто мы все пропускаем через себя. Через внутренности. Через душу. И это становится таким нашим, что не разнять нас с этим никак. Только убить. И язык, и стихи, и женщины… Все. А у меня… У меня все гораздо хуже, пани Елена. Просто ужасно. Я не приехал. Я вернулся. В страну, которая снилась мне с детства. В город, которым я бредил. На Майзлову уличку. На Староместскую площадь. К Карлову мосту и Оленьему рву. Идемте, пани Елена, – и Майзель протянул ей руку, помогая подняться с дивана.
Заведеньице называлось весьма незамысловато – «У Втешечки» и располагалось на самом краю Старе Места, можно сказать, на отшибе, явно не на главном туристическом маршруте. Трактирчик и трактирчик, ничего себе такого особенного. Но о его существовании Елена действительно не подозревала. Это была совершеннейшая правда.
Они вошли в окутанный мягким полусветом зальчик, сели за темный от времени дубовый стол. Их появление не прошло незамеченным, и Елена с изумлением увидела это. Приветливые жесты и улыбки, адресованные ему. И удивленные – ей: эта женщина, с Драконом, – кто же это такая?!.
– Вы, как я погляжу, пользуетесь тут популярностью…
– Обязательно. Мы с Вацлавом когда-то прочесывали весь город наискосок и по диагонали. Теперь ему нельзя, а мне по-прежнему можно. Чем я и пользуюсь с большим удовольствием. Правда, редко. Сюда я тоже не так чтобы уж очень часто заглядываю…
– Почему?
– Потому что здесь меня всегда кормят непременно бесплатно и так вкусно, что невозможно отказаться, а потом надо неделю дергать штангу, чтобы оприходовать полученные калории…
– За какие такие подвиги?
– Ну, это долгая история…
– Ничего. Я не спешу.
Майзель улыбнулся, вздохнул и огляделся. Он уже решил, что придется рассказывать, как появился хозяин. Втешечка едва доставал лысиной Майзелю до середины груди, но это не помешало ему облапить гостя и приподнять его на несколько сантиметров от пола:
– Пане Данечку, наконец-то! Я уж думал, ты меня совсем забыл!
– Ну-ну, не кокетничай… Пани Елена, это пан Карел. Карел, это пани Елена…
– Томанова, – Елена протянула руку.
– Втешечка, – Карел пожал ее ладошку. Он был такой круглый и так лучился радостью, что Елена невольно улыбнулась. – Есть будете?
– Будем. Сначала только выпьем с тобой по пятьдесят твоей сливовицы, и расскажешь, как дела.
– Да какие же у меня дела-то, пане Данечку, Бог с тобой! Дети учатся, супруга здорова, слава Богу, прибавления ждем скоро…
– О! А ты говоришь – дел нету. И кто?
– А опять девка…
– Значит, пятый заход впереди, пане Карелку…
– Ох, и не говори. Посидите, я мигом!
Когда он вернулся с подносом, на котором стояли три рюмки и небольшой графинчик, лицо его уже не излучало прежней безмятежной радости:
– Пани Елена, вы та самая… из «Пражского Времени»?
– Да, та самая. А Вы что, читаете наш журнал?
– Ну, как же…
– Карлито, закрой рот.
– Да я ничего… Я же только спросил, пане Данечку…
– Спросить по-разному можно. Не начинай, понял?
– Ну, ладно. Вы тут проясните диспозицию, кто из вас хороший, а кто плохой, только недолго, я пока схожу попудрить носик, – Елена поднялась и, светски улыбнувшись обоим мужчинам, удалилась в направлении туалета.
