Подобно эху, ответом его вздоху прозвучало душераздирающее рыдание, и оно внесло смятение в зашибютельскую задумчивость. Чтозачерт, чтозачерт, чтозачерт, прошелестела зашибютельская задумчивость, в свой черед надеваясь в форму мусормена, и зоркий ее зрак, пронизая мрак, вмиг открыл источник звукового вмешательства в обличье неизвестной личности, сидящей на скамейке. Зашибю приблизился к оной личности, предпринимая все необходимые меры предосторожности. Клошары же продолжали дрыхнуть, чувствуя присутствие рядом ближних своих. Неизвестная личность притворялась, будто дремлет, что ни в коей мере не принесло успокоения Зашибю, но тем не менее не помешало ему обратиться к личности с нижеследующими словами:
— Что вы тут делаете? Да еще в столь поздний час?
— А вам что за дело? — отвечал некто X.
Надо сказать, что Зашибю уже задавал этот же самый вопрос себе, когда готовил вопросы некоему X. И впрямь, ему-то какое дело? Этого требовал профессиональный долг, да, профессиональный долг, воплощенный в его надеянии, однако после утраты Марселины ему полагалось бы смягчить жесткую шкуру своего поведения в сперме сжигающих его желаний. Борясь с пагубной этой склонностью, он продолжил беседу в следующем духе:
— Да уж есть дело, есть.
Так он ответил.
— Раз так, — сказал неизвестный, — тогда другое дело.
— В таком случае позвольте вновь сформулирить предложение допросной формы, которое я только что предложил вашему вниманию.
— Сформулировать, — сказал неизвестный.
— Да, сформулиривать, — сказал Зашибю.
— Сформулировать, через о, — сказал неизвестный.
— Ну да, да, сформулиривать, — раздражился Зашибю. — Правильное произношение — это не самая сильная моя сторона. Столько подвохов... Ладно, проехали. Итак?
— Что «итак»?
— Мой вопрос.
— Да? — сказал неизвестный. — А я уже забыл его. Столько времени прошло.
— Так что ж, начинать все сначала?
— Похоже на то.
— О, до чего же все это утомительно.
Зашибю удержался от вздоха, опасаясь соответствующей реакции собеседника.
— А вы постарайтесь, — по доброте душевной предложил тот, — напрягитесь чуток.
Зашибю напрягся и изверг:
— Фамилия имя дата рождения место рождения номер свидетельства социального страхования номер банковского счета номер сберегательной книжки квитанция за жилье квитанция за воду квитанция за газ квитанция за свет проездной на метро проездной на автобус квитанция по кредиту паспорт холодильника ключи продовольственные карточки чистый бланк с образцом подписи пропуск папская булла и тутти-фрутти выкладывайте без звука ваши документы. Я уж не требую ничего автомашинного а именно водительские права запасной фонарь заграничный паспорт поскольку все это превосходит ваши возможности.
— Господин полицейский, видите вон там (жест) автобус?
— Ну.
— Так я его водитель.
— А-а.
— А вы не больно-то памятливы. Все еще не узнали меня?
Чуток успокоившись, Зашибю сел рядом с ним.
— Вы позволите? — предварительно спросил он.
— Разумеется.
— Дело в том, что это не совсем по правилам.
(молчание).
— Правда, — добавил Зашибю, — если говорить о правилах, то сегодня у меня все кувырком.
— Неприятности?
— И еще какие.
(молчание).
Зашибю пояснил:
— Все из-за женщин.
(молчание).
Зашибю продолжил:
— ...меня просто распирает желание исповедаться... м-да, исповедаться... короче, душу излить... я ведь такого могу нарассказать...
(молчание).
— Понятно, — сказал Федор Балванович.
Комарик по дурости полетел на свет фонаря. Прежде чем впиться в кожу очередного кормильца, он хотел малость согреться. И преуспел в этом. Его обугленный трупик медленно опускался на желтый асфальт.
— Так валяйте, — сказал Федор Балванович, — а то я начну рассказывать.
— Не, не, — запротестовал Зашибю, — поговорим еще капельку обо мне.
Почесав участок кожи под волосяным покровом алчным до скреба и грязескребущим ногтем, он произнес слова, которым не преминул придать оттенок беспристрастности и даже некоего благородства. А слова эти были таковыми:
— Я ничего не стану вам рассказывать ни про свое детство, ни про отрочество. О воспитании своем умолчу, потому как я его не получил, об образовании тоже, поскольку оно у меня чрезмерно начальное. Уж так сложилось, и так обстоят у меня дела. И теперь мы подошли к годам моей действительной военной службы, о которых я распространяться не стану. Я холост с молодых-юных лет, и жизнь сделала меня тем, кем я стал.
Он умолк и погрузился в раздумья.
— Давайте продолжайте, — сказал Федор Балванович, — а не то я начну.
— Определенно, — сказал Зашибю, — все пошло наперекосяк... и все из-за женщины, которую я встретил этом утром.
— Этим утром.
— Ну да, этом утром.
— Этим утром. Не о, а и.
— Этим утром.
— Это что, тот бабец, что таскается за Габриелем?
— Нет, нет, не она. Кстати, она меня разочаровала. Позволила мне уйти по моим профессиональным делам, причем каким профессиональным делам, и даже не сделала вида, что хочет меня удержать. Единственно, чего ей хотелось, это увидеть, как танцует Габриелла... Габриелла... смешно... поистине смешно.
— Вы верно сказали, — поддержал его Федор Балванович. — Во всем Париже ничто не может сравниться с номером Габриеля, а уж я-то досконально знаю увеселительно-ночную жизнь этого города.
— Повезло вам, — рассеянно заметил Зашибю.
— Но позвольте уж вам признаться, я столько раз видел номер Габриеля, что сыт им по горло. И потом, он не желает придумать ничего новенького. Но тут ничего не попишешь, такой уж народ артисты. Стоит им что-то найти, и они будут эксплуатировать это до упора. И надо сказать, все они такие, каждый в своем жанре.
— А я нет, — в простоте душевной заявил Зашибю. — Я постоянно меняю свои приемы.
— Потому что вы еще не нашли то, что надо. Да, да, вы еще в поиске. Но в один прекрасный день вы найдете что-нибудь стоящее и на том остановитесь. Потому что пока все, что вам удавалось найти, было не слишком блестящим. Да достаточно на вас поглядеть: вид у вас довольно жалкий.
— Даже в форме?
— А она ничего не меняет.
Подавленный Зашибю замолчал.
— Так к чему вы это все? — поинтересовался Федор Балванович.
— Даже не знаю. Я жду мадам Аз.
— А я всего лишь жду своих дураков, чтоб отвезти их в гостиницу, потому как ранним утром они канают в Гибралтар, к седым камням. Такой у них маршрут.
— Повезло им, — рассеянно пробормотал Зашибю.
Федор Балванович пожал плечами и не соизволил как-нибудь прокомментировать это высказывание.
Именно в этот момент прозвучали протестующие вопли: «Золотой петух» закрывался.
— Не так чтоб очень поздно, — заметил Федор Балванович.
Он встал и направился к своему автобусу. Так и ушел, без всякого спасиба и до свиданья.
Зашибю тоже встал. Потоптался в нерешительности. Клошары дрыхли. Комар погиб.
Федор Балванович несколько раз гуднул, созывая своих агнцев. Те же изливались во взаимопоздравлениях с прекрасным, чудесным вечером, который они поимели, и вовсю тарабанили на тарабарском, пытаясь перевести свои впечатления на туземное наречие. Приступили к обряду прощания. Женский элемент стремился уцеловать Габриеля, мужской не решался.
— Эй вы там, потише галдите! — крикнул адмирал.
Туристы потихоньку забирались в автобус. Федор Балванович зевал.
А Зеленец спал в своей клетке, которую нес Турандот. Зази героически боролась с сонливостью, не желая уподобляться Зеленцу. Шарль поплелся за своей колымагой.
— Ну что, шалунишка, — осведомилась вдовица Аз, увидев направляющегося к ней Зашибю, — весело провели время?
— Совсем даже наоброт, совсем наоборот, — отвечал Зашибю.
— А мы замечательно развлеклись. Мосье Габриель такой забавник.
— Благодарю, — сказал Габриель. — И все же не забывайте про искусство. Это было не только развлечение, но и высокое искусство.
— А он не торопится со своей таратайкой, — заметил Турандот.
— А ей понравилось? — поинтересовался адмирал, имея в виду попугая, который спал, сунув клюв под крыло.
— Да, ему будет что вспомнить, — сказал Турандот.
Последние туристы забрались в автобус. Они клялись написать (жесты).
— Хо-хо! — кричал Габриель. — Адьос амигос, чин-чин, до скорого!
И автобус тронулся, увозя восхищенных чужеземцев. Уже сегодня ранним-ранним утром они отвалят в Гибралтар, к седым камням. Такой у них маршрут.
Подкатило такси Шарля.
— Народу слишком много, все не влезут, — отметила Зази.
— Не имеет значения, — сказал Габриель. — Сейчас мы идем потреблять луковый суп.
