— Женщину убили, а вы все про свой портфель.
Владелец виллы собрался с силами, простер вперед руки с растопыренными пальцами.
— Но это одно и то же! Ее убили, чтобы украсть портфель.
— Вовсе нет! Вовсе нет! Вовсе нет!
Комиссар резко развернулся, отошел на три шага, вернулся к владельцу виллы.
— Ваш портфель был внизу, а миссис Уотсон — в своей комнате. Какая была необходимость убивать ее, если хотели взять ваш портфель? А ее деньги, где они?
Что нашли в ее сумочке? Немного мелочи. Меньше тысячи лир. Не на тысячу же лир жила такая женщина, как миссис Уотсон.
Он резко повернулся еще раз. За ним была вытянутая пустынная гостиная виллы Уотсон, карабинер и два человека, со скучающим видом перебиравшие вещи.
— Ну как?
Карабинер бросил на него мрачный взгляд. А один из его людей только махнул тыльной стороной ладони, как бы говоря, что все здесь яснее ясного.
— Знаете, что я вам скажу: убийца случайно украл ваш портфель, когда обшаривал дом… Вот мое мнение…
Вошел еще один карабинер с толстым длинноносым человеком.
— Вот кто к нам пожаловал! — сердечным тоном сказал комиссар.
Толстый человек был директором местного банка.
— Э! Привет, Тонино, — сказал он. — Я вот услышал и сразу пришел…
И он горестно покачал головой.
— Мне кажется, я смогу тебе помочь.
Он сделал паузу.
— Я начинаю предполагать…
Он наклонил голову и, не двигая рукой, скромно поднял вверх только указательный палец, как человек, уверенный в действенности своих слов.
— … что четырнадцать миллионов, которые украли, — это именно те, которые взял в банке господин Форстетнер.
— Да! — закричал владелец виллы, как если бы ему их уже вернули, его банкноты.
Директор снова выдержал паузу.
— Так вот, я записал их номера. Это сам господин Форстетнер…
Ему пришлось остановиться. Комиссар шел прямо на него, широко раскрыв руки.
— Марио! — сказал он. — Марио — ты великий человек!
Последовал эмоциональный обмен любезностями. Затем, успокоившись, комиссар сказал одному из своих людей:
— Проводи директора до банка… Он даст тебе список. Или, лучше, Марио, сделай копию в…
Он продолжал смотреть на все одновременно, и его взгляд остановился на одном из окон.
— А это кто еще такой?
По саду медленно шел мужчина в сером костюме, со шляпой в руке. Вид у него был вопрошающий, как у человека, впервые попавшего сюда. Комиссар и все остальные молча наблюдали из-за стекла за его приближением. Мужчина поднял лицо к вилле, поколебался немного. Комиссар подбежал к двери, остановился на верхней ступеньке.
— О! — воскликнул Ронни издалека. — Это вилла миссис Уотсон?
— Да, именно ее.
Комиссар поспешно спустился по лестнице. Ронни шел ему навстречу.
— Вы ее друг?
— Нет, — ответил Ронни.
Он бросил на комиссара взгляд, в котором промелькнуло удивление.
— Нет, — повторил он, — я — друг леди Амберсфорд.
Явно англичанин. Ясно уже по акценту. Однако, надо отметить, что комиссар не очень жаловал англичан.
— Но это дом госпожи Уотсон.
— Я знаю. Я пришел по делу, которое касается их обеих.
— Да, да… — произнес комиссар уверенным тоном. — Я в курсе. А вы давно приехали на Капри?
Тесный сад, пальмы, маленький смешной фонарь, солнце, Ронни со своей шляпой, маленький комиссар.
— Я прибыл сегодня.
— Сегодня?
Комиссар полиции заговорил, вероятно, даже не отдавая себе отчета, тоном следователя.
— Но ведь утренний пароход еще не пришел.
— Я спешил. И нанял в Сорренто моторную лодку.
— О! О! У вас, значит, такое важное дело?
Несмотря на свое прирожденное добродушие, Ронни раздраженно посмотрел на комиссара.
— Но кто вы?
— А вы?
— Я работаю в английском посольстве.
Посольства комиссар тоже не жаловал. Единственный выговор, который он получил за время своей службы, был связан именно с одним посольством.
— Я комиссар полиции, — представился он сухо.
— Полиции? — воскликнул Ронни. — Но это же просто смешно!
— Почему смешно?
— Но…
Ронни явно был обескуражен. Поверенный в делах ему рекомендовал… И вот теперь оказывается, что…
— Банк заверил меня, что миссис Уотсон не подавала жалобу…
Жалобу? Комиссар поднял брови.
— А если она сделала это? — наудачу спросил он.
— Но это же смешно! Смешно! Леди Амберсфорд не воровка.
— Леди Амберсфорд?.. — удивился комиссар.
— Бедняжка! Она такая рассеянная. Она могла взять чек, не думая ничего плохого.
— Да, да…
Стоя перед Ронни с руками, засунутыми в карманы брюк, нервно почесывая живот, комиссар пристально смотрел на него. Затем, словно пораженный пришедшей ему в голову мыслью:
— Так, значит, леди Амберсфорд украла чек у госпожи Уотсон?
— Да нет же!
— А! Простите! Вы же только что сказали…
— Так может показаться, господин комиссар. Конечно, чек… Но это только видимость, недоразумение.
— А четырнадцать миллионов, это тоже — недоразумение?
— Четырнадцать миллионов?
Комиссар говорил, как человек, который нервничает и бросает в лицо собеседнику все, что ему приходит в голову. Но тон Ронни заставил его резко остановиться. Он поднял нос, приблизился, черты лица его приняли, наконец, спокойное выражение:
— Да, четырнадцать миллионов, — проговорил он ровным и как бы безразличным голосом.
— В портфеле?
Комиссар был невозмутим, как горное озеро.
— Вы знаете про портфель?
— Это леди Амберсфорд… — сказал ошеломленный Ронни. — Она говорила о нем моей жене.
Можно было подумать, что внутри комиссара включился какой-то механизм, который руководил всеми его поступками. Прерывистым движением он схватил Ронни за руку.
— Леди Амберсфорд!
Он повернулся к вилле.
— Но что вы хотите сделать?
— Что я хочу сделать? Произвести обыск и арестовать ее.
— Кого?
— Госпожу Амберсфорд!
— Но, господин комиссар! Господин комиссар!..
Ронни был в отчаянии.
— Вы не можете! Это было бы… Леди Амберсфорд, она — англичанка, господин комиссар!
— Неплохой аргумент! Как раз то, что надо!
— Послушайте, прошу вас, послушайте меня. Я не хотел говорить вам этого, но… Леди Амберсфорд просто страдает клептоманией. Уверяю вас. И ничего больше. Она не отвечает за свои действия. Она — клептоманка. Послушайте, как-то раз у меня дома, после ее ухода, мы обнаружили, что пропала серебряная ложка…
Сохраняя прерывистость в жестах, комиссар, наконец, отпустил руку Ронни и с силой оттолкнул ее.
— Серебряная ложка!
У него был вид человека, пришедшего в ужас.
— Здесь убили женщину. Здесь украли четырнадцать миллионов. Тоже мне, нашли время говорить о своей серебряной ложке!
А тут еще этот чудовищный рев осла.
На повороте дороги, под олеандрами, часто стоит и ждет впряженный в свою тележку осел. Это осел садовника, который поставляет для вилл цветы в горшках. Иногда осел скучает, или ему хочется что-нибудь сказать. Тогда он ревет. И это ужасно. Интересно, где осел приобрел свою репутацию милого, терпеливого, простоватого животного. Взгляд у него добрый, это точно, его так и хочется погладить по мягкой шерстке, и весь его спокойный и добродушный вид не предполагает никакой озлобленности. Однако под этим простодушием и наивностью скрывается демон, и это именно его крик, его отчаяние слышатся в реве осла. Блеяние — пустяки. Ржание — не представляет собой ничего особенного. Рев осла трагичен. Это хриплый, задыхающийся, категорический вопль на разрыв легкого. Бронзовая гортань. Корчи закованного в цепи узника. Это Прометей, в которого орел вонзает свой клюв, это дикий смех какого-нибудь из тех самаркандских принцев, которых царь оставил прозябать в их дворцах и которые по вечерам, обезумев от скуки, приказывали выкалывать крысам глаза или пытать рабов. Осел? Есть какое-то несоответствие между ослом и определяющим его словом. Слово «осел» звучит немного по-детски, оно открытое, оно блеет. А когда осел ревет, хочется дать этому животному другое название — чтобы там звучали согласные, вызывающие беспокойство. Например — единорогом, зеброй, мустангом.
Что же касается обыска у леди Амберсфорд, то он ничего не дал. Но комиссар все же настоял на аресте. «Чек — то ведь был украден, разве не так?» И три колонки в газетах тоже появились.
Сидя за своей решеткой, кассир банка взял бледно — розовые банкноты, которые ему протянул клиент. Быстрым взглядом он проверил номера и сличил их с номерами, написанными на лежащем перед ним листке бумаги. Проверить было очень легко: украденные банкноты были совсем новенькими и принадлежали только к трем разным сериям. Ничего. Следующий. Кассир взял банкноты. Стоп! Один из номеров совпал. Совсем новый банкнот. Без единой морщинки. Гладкий, как зеркало озера. Кассир поднял глаза. Перед ним за банкнотами ничего не выражающим взглядом следил бакалейщик.
