— Нет! Ты этого не сделаешь!
— Посмотрим!
— Но ты же мой сын! Я твой отец! Ты не можешь поступить так со мной, со своей матерью и с сестрами.
— Смогу и поступлю, если понадобится!
— Какой же ты после этого мне сын?!
— Я должен бороться, потому что я человек, я должен постараться искупить грехи своего отца.
— Родство…
— Всего лишь родство, не более.
В голосе Молодого Нанды уже не слышалось прежней симпатии.
— Пожалуйста, не говори так со мной. Я старый человек. И мне трудно сносить озлобление сына.
— О боже! Ну что вы тянете время! Поймите же: ваш единственный шанс уцелеть и сохранить свое богатство состоит в том, чтобы помочь нам. Конечно, рано или поздно, как бы вы ни изворачивались, они отберут у вас все. Но до тех пор, пока это не случится, вы не признаете, что я прав. С помощью вашего ума, действуя где подкупом, где смиренной мольбой, вы умудрялись преодолевать все препятствия — и у вас сложилось ложное представление, будто вы сможете выдержать шторм.
— Ты презираешь своего отца.
— Нет. Но я не уважаю его убеждений и образа жизни.
Внезапно Старика ослепила вспышка неистового гнева.
— Что ты понимаешь? Ты никогда не подыхал с голоду, тебя никогда не пинали, не били, и никто не обзывал тебя «проклятым кули»! Я избавил тебя от всех этих унижений!
— Знаю. Вот почему я никогда не смогу презирать вас. В отличие от меня, у вас не было никакой защиты в этих джунглях. Я это понимаю. Но мы люди — и должны бороться за то, чтобы быть людьми, а не дикими зверями.
— И в этом мире людей сын шантажирует своего отца?
— Этого требуют интересы борьбы за то, чтобы превратить мир зверей в мир людей.
— А своих чернокожих приятелей, которые беспощадно убивают индийцев, ты тоже причисляешь к миру людей? И ставишь на карту все, что у нас есть, ради них?
— Ради нас самих, отец! Ради нас самих! Вы достаточно умны, чтобы понять это.
— Да, я не дурак. А вот ты простофиля, который верит в сказки с хорошим концом. Несмотря ка все свои благородные чувства, ты потерпишь неудачу.
— Ну и что ж? Лучше потерпеть неудачу, чем сидеть сложа руки.
— Что может быть хуже, чем лишиться всего, что у тебя есть?
— Думаю, что вы сами можете ответить на этот вопрос, отец. Вы закрываете глаза на правду, но в глубине души знаете ответ.
— Да поможет нам бог, если черные окажутся у власти.
— Да поможет нам бог, если мы не прекратим это бесполезное препирательство. Вчера вечером полиция задержала единственного человека, которому известно, кто скрывается у нас в доме.
Старик Нанда спрыгнул со своего большого кресла, и Молодой Нанда принялся его успокаивать. В конце концов его усилия увенчались успехом: крики и ругательства стихли, буря миновала.
По понадобилось еще десять минут, чтобы при помощи увеличенной дозы бренди Старик Панда обрел самообладание и смог позвонить.
Он набрал личный номер старшего инспектора Дю Плесси и услышал долгие гудки.
— Его там нет, — выждав несколько минут, сказал Старик Нанда.
— Нет, он там, — настаивал Молодой Нанда. — Я знаю. Постарайтесь дозвониться до него, пока они не вытянули признание из юного Наяккара.
— Я не могу звонить по общему телефону, а Дю Плесси нет на месте.
— И все-таки придется позвонить.
— Ведь это экстренный случай, — произнес Старик, обращаясь скорее к себе самому, чем к сыну. И он набрал общий номер управления уголовного розыска.
Дело оказалось нелегким: телефонистка не спешила соединять его со старшим инспектором и учинила ему форменный допрос, прежде чем выполнила его просьбу.
— Извините, что я вас беспокою, господин старший инспектор, я знаю, что вы сейчас очень заняты, но я должен с вами поговорить. Во-первых, получила ли миссис Дю Плесси отрез, который я ей послал? Ткань очень дорогая, и я хотел удостовериться…
— Позвоните мне домой вечером, — отрезал Дю Плесси.
— К сожалению, я не могу ждать до вечера. А ваш личный телефон не отвечает.
— Через пять минут я должен вернуться в свой кабинет: срочный телефонный разговор. Может быть, позднее…
— Понятно, — сказал Старик Нанда.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Дю Плесси. — Спасибо, что не забываете меня, старина. Я бы с удовольствием потолковал с вами, если бы не был сейчас занят по горло. — Повесив трубку, он добавил, обращаясь к окружающим: — Вы только представьте себе, мне предлагают сыграть в гольф, нечего сказать, удачно выбрали время!.. На чем мы остановились?..
Инспектор Янсен и другие сыщики рассеянно улыбнулись и продолжали допрос задержанного. Через четыре минуты Джэпи Дю Плесси поднялся в свой кабинет и запер дверь. Через минуту позвонил Старик Нанда.
— Я же вас предупреждал, чтобы вы звонили только по этому номеру! — сердито сказал Дю Плесси.
— Извините, но время не терпит, а я хотел предоставить вам право первого выбора. В два часа к нам приезжает для ревизии наш друг таможенник. Готовясь к его приезду, я обнаружил среди своих товаров пол-ящика микстуры, которую вы так любите. Боюсь, что он потребует ее себе. Вот я и подумал: может быть, у вас вышли все запасы. Конечно, если мое предложение вас не интересует, я могу отдать ему… но…
— Нет, нет, отложите эти пол-ящика для меня, Старик. — Голос Дю Плесси был уже не такой сердитый, как прежде.
— Я так и думал, что вы возьмете. И я кое-что приберег для вашей хозяйки. Так что приезжайте скорее.
— Я заеду к вам вечером, когда буду возвращаться домой.
— Хорошо, господин инспектор. Я вас угощу своим лучшим бренди.
— Ладно. Ждите меня около шести. А теперь скажите, что вам от меня надо.
— Обещайте никому не выдавать моей тайны, господин старший инспектор.
— Смотря по тому, что вы мне скажете, Старик.
— Я хочу открыть вам секрет, который мои враги, особенно политические, не преминули бы пустить в ход против меня. К счастью, об этом не подозревает даже мой сын. Ну, вы понимаете… заблуждения молодости… правда, я был не так уж молод…
Джэпи Дю Плесси совсем развеселился. Он был теперь в превосходном настроении: ах ты, грязный старичишка кули, а я-то думал, что у тебя нет времени на такие проказы, все деньги зарабатываешь! Он разразился таким оглушительным ржанием, что у Старика Панды чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Хорошо, обещаю вам, старый греховодник!
— У меня есть небольшая вилла в горах, около двенадцати миль от моего поместья. Вчера вечером туда зашли ваши люди и увидели его. Он ничего не хотел сказать о себе, и они его арестовали. А он не говорил из-за меня.
— Все ясно, Старик. Не надо лишних слов. Я похлопочу о нем. Вы на нашей стороне, и я позабочусь, чтобы вам и вашим близким не причиняли никакого вреда. Как зовут мальчишку?
— Он зовет себя Дики Наяккар. Славный паренек, по большой врун, господин старший инспектор. Мать-то у него была из простых, понимаете, но я все-таки его люблю.
— Не волнуйтесь, Старик! Я же обещал, не так ли?
— Спасибо, господин инспектор. У меня такие хорошие друзья. Мне просто повезло.
— Через десять минут он будет на свободе… Дики Наяккар. До вечера, Старик.
Не прошло и десяти минут, как раздался телефонный звонок и кто-то спросил Молодого Нанду. Молодой человек выслушал все, что ему сказали, и повесил трубку.
— Ваш друг сдержал обещание, отец. Дики Наяккар освобожден. Спасибо вам!
— Он вовсе не мой друг! — огрызнулся Старик Нанда. — Я только пользуюсь его жадностью — вот и все. Ну, теперь ты увезешь своих друзей?
— К сожалению, пока это невозможно.
— Шантаж продолжается?
— Нет. Как только мы получим распоряжение от подпольной организации, кто-нибудь увезет африканца. А я переправлю Давуда на португальскую территорию.
— Когда ж это будет? — нетерпеливо спросил Старик.
— Как только мы получим распоряжение: сегодня, завтра, на следующей неделе — не знаю. Как только получим распоряжение…
— А если вас поймает полиция? Тогда все мы пропали, сынок.
— Придется рискнуть. Обещаю, что мы вывезем их при первой же возможности. Еще раз спасибо.
Молодой человек вскочил и направился к двери.
— Джо! Скажи мне, пожалуйста… — крикнул вслед ему отец.
Молодой человек остановился и медленно повернул голову. Прошло много лет, с тех пор как Старик в последний раз назвал его Джо, — это было перед отъездом в Европу. Его мать, уроженка Индии, Старик ездил туда за ней, всегда называла его Джаспетом. Старик переделал это имя на европейский лад — Джозеф, Джо в минуты особой близости. «Надо быть начеку, — предостерег он себя, — не то я тоже потеряю свое имя и в конце концов начну подписываться «Молодой Нанда».
— Этот черный, — медленно, как бы зондируя почву, заговорил старик, — это тот самый, из-за которого подняли весь переполох? Который-де неуловим и бессмертен? Он?
