— Ты ненормальная. Никто из нас не занимался любовью. Ты грозилась, что покончишь с собой, если я не останусь. Самая унизительная ночь для нас обоих. Кончим на этом.
Петра села и обхватила себя за плечи.
— Ты даже не хочешь спросить о Дороти. Я звонила в больницу.
— И что?
— Меня спросили, я родственница или нет. Я ответила, что сестра. Все очень серьезно. Таблетки оказались парацетамолом.
— Это плохо? — Джон заглянул под кровать: никак не удавалось отыскать второй ботинок.
— Так говорят. Она очнулась, позавтракала, но, возможно, пострадала печень.
— Значит, она не собирается умирать, если съела завтрак.
— Сестра сказала, они надеются на лучшее. Сделают переливание и что-то еще. — Петра заплакала. — Джон, я так напугана.
Он положил ей руку на плечо.
— Не трогай меня, если не хочешь.
— Петра, мне надо идти. Но я не хочу расставаться вот так. — Конец оказался больнее, чем он рассчитывал. Джон намеревался расстаться, но чтобы за спиной осталось нечто теплое, чтобы не хлопать дверью и оставить лазейку для их отношений. — Извини. Пора. Увидимся… После работы я поеду в больницу. Может быть, там. Мы должны остаться хорошими друзьями. У нас было так много общего. Мне очень совестно.
Петра обломила ноготь на ноге.
— Чтоб ты знал, я трахалась с Кливом.
— Что?
— Да, с твоим дружком Кливом. Прямо здесь. Скажу тебе, он очень недурен. Смешно? Вроде бы замухрышка, а поди ты. Сильно охочий — это очень приятно. Тянет, как настоящий мул. Мне разнообразие! Пыхтел всю ночь, никак не мог с меня слезть. И благодарный — тоже приятно. — Петра подняла глаза, ее узкое лицо побелело. — Вот так!
— Зачем?
— Зачем? Затем, что захотела. И затем, что мой дружок свалил с престарелой шлюхой.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— А ты как думаешь, мистер-сраный-поэт? Потому что это очень поэтично. Так что можешь зарифмовать.
Джон повернулся и вышел в коридор. Дверь все-таки хлопнула.
На улице стоял сырой, пронизывающий холод, и его одежда оказалась слишком легкой. Наверху из окна высунулась Петра.
— Держи, подонок!
В сточный желоб шлепнулся бумажник.
— И вот еще что, говнюк. Твой дружок Клив тебя ненавидит. Когда он меня трахал, то говорил, что его заводит не только то, что он пашет меня, но что я — твоя девушка. Так-то, мистер-дерьмовый-поэт.
На углу улицы стояла телефонная будка. Джон посмотрел на карточки проституток. Почему никому не приходит в голову воспользоваться чем-то иным? Просто чтобы сэкономить двадцать фунтов? Любовь и бережливость несовместимы. Он набрал номер «Коннота» и проглотил застрявший в горле ком.
— Извините, мисс Монтана не отвечает на звонки. Не угодно оставить ваш номер?
— Скажите, что это Джон.
— Какой Джон, сэр?
Клив сидел за кассой, жевал пирожное и читал газету.
— Как ночка?
— Так себе.
— Извини. Видел газету? Классная фотография Ли. А хрен, что с ней, какой-то занюханный.
— А, Джон, решил вернуться? — Из склада показалась миссис Пейшнз.
— Здравствуйте, миссис Пейшнз. Вернулся. Извините что так долго отсутствовал.
— Хорошо. Нам надо поговорить. Я не очень тобой довольна. Но это подождет. Ты уже слышал о бедняжке Дороти. Приведи в порядок детский отдел. Поступило много упаковок. Все книги. — Она произнесла это таким тоном, будто надеялась, что придут не книги, а петуньи.
Джон трудился в поте лица, а время тащилось, как черепаха. Он поглядывал на циферблат, вроде бы проходило не меньше пары часов, а на самом деле — всего минут пять. Его подташнивало; от дурацкого чувства вины, беспокойства и отчаяния сводило внутри. Он не мог сосредоточиться. По десять раз смотрел на книгу в руке и не соображал, что с ней делать. Сидел в складской и пытался вспомнить, как лежал на спине у бассейна, как солнце горячило грудь, а бок холодила нагота Ли. Но ничего не получалось: картинка туманилась и рассыпалась. Невозможно запомнить боль и нельзя воспроизвести довольство. Наконец наступил обед.
— Джон, полчаса, не больше, а то сегодня рук не хватает.
Он забежал в соседний паб и стал ждать, пока толстый штукатур не слезет с телефона.
— Нет, он был там, когда я уходил. Видел сам. На этом, как его там… — Мужчина сунул руку в карман и вытащил небольшую миниатюру на слоновой кости: юноша с розой. Николас Хиллард. Штукатур посмотрел на нее в недоумении. — Слушай, он у меня, в чертовом кармане. Да, здесь. Ну ладно, до встречи. — Он положил трубку и направился к стойке.
В комнате Ли никто не ответил.
— Извините, номер мисс Монтаны не отвечает. Желаете оставить ваше имя и телефон?
Джон быстро выпил дурно пахнущее жиденькое пиво и заел пакетиком чипсов. После чего вернулся в магазин. Вторая половина дня стала испытанием его пассивного самоедства.
За полчаса до закрытия миссис Пейшнз вызвала его в складскую комнату.
— Джон, закрой, пожалуйста, дверь. Мне надо сказать тебе пару вещей. Я разочарована. Нет, я расстроена и сердита.
Ну почему, размышлял Джон, женщины не способны расстраиваться без того, чтобы одновременно не злиться?
— Ты меня подвел. Уехать подобным образом было эгоистично. Именно — эгоистично. Значит, ты никого из нас ни во что не ставишь.
— Миссис Пи…
— Позволь мне закончить. Мы не на диспуте. — Хозяйка настраивала себя на неприятный разговор. — Твоя частная жизнь — твое личное дело. Я далека от того, чтобы воспитывать сотрудников. Но твоим поведением невозможно гордиться. Мы обязаны трудиться все вместе. Но если личное препятствует работе в магазине, дело становится моим и мне приходится принимать решения. Пойми, Джон, что это нечестно. С тех пор как ты уехал с этой Монтаной, атмосфера в магазине сделалась неприятной. Ты воспользовался нами — Кливом, бедной Дороти, не говоря уж обо мне. Не пора ли решить, где тебе лучше: здесь или в каком-нибудь другом месте?
— Вы хотите, чтобы я ушел?
— Я взвесила все «за» и «против» и решила: будет лучше для всех, если мы тебя отпустим.
— Вы меня увольняете? Из-за моей сексуальной жизни?
— Дело в твоем отношении к коллегам. Ты нисколько не думаешь об остальных. Огласка, неприятности… Тебе все равно.
— Но вы же не можете меня вышибить только потому, что я переспал со знаменитостью? — Джон не верил собственным ушам и еще не успел разозлиться.
— Я тебя не вышибаю. Просто не хочу, чтобы ты дальше работал в моем магазине. Работал со мной.
— И как же вы собираетесь обходиться? Дороти в больнице. А вы с Кливом в книгах ни бельмеса не соображаете.
Миссис Пейшнз твердо улыбнулась.
— Магазин справлялся до тебя и управится после. Покупатели читать не разучатся. К тому же Петра согласилась у нас поработать, чтобы быть поближе к Дороти.
— Вы отдаете мое место Петре? — Джон услышал, каким пискливым стал его голос.
— Не твое место, а место вообще. Но вряд ли справедливо заставлять ее работать бок о бок с тобой после того, как ты с ней так поступил. Вот тебе предупреждение об увольнении за неделю. Будем считать эту неделю твоим последним отпуском. Так что в расчете. — Она протянула руку. — Спасибо, что работал у нас. Жаль, что все кончилось таким образом. Если тебе нужна рекомендация, мы тебе, конечно, дадим. Но послушай совета: умный парень вроде тебя должен заниматься чем-то иным, а не торговать в магазине и не становиться сутенером.
Клив поставил две пинты пива на угловой столик.
— Сочувствую, старик. Экий облом. Я пытался ее отговорить, но она себя накрутила и ни в какую. Ты же ее знаешь. Что собираешься делать?
— Понятия не имею. Поищу другую работу. Куда-нибудь наймусь.
— Что-нибудь подвернется. Может, с твоими стихами. Не предугадаешь.
— Это точно.
— И все-таки что случилось прошлой ночью?
— Я порвал с Петрой.
— Сочувствую. — Клив постарался, чтобы его голос звучал соболезнующе, но у него ничего не вышло. — Значит, она тебя выгнала. Ну и денек! Хотя неудивительно после выверта с Ли.
— Клив, она мне рассказала.
— Что, дружище?
— Что ты с ней переспал.
— Ах вот как. — Он помолчал. — Я это подозревал. Хотел предупредить сам. Думал, ты не станешь сильно возражать, если я залезу на твою территорию. Чего добру пропадать?
— Жопа ты, Клив. А ведь считался моим другом.
— Так не пойдет! — Клив перегнулся через стол и помахал указательным пальцем. — Не тебе называть меня жопой! Сам оторвал кисочку, так что молчи. А я поступил так больше из сочувствия.
— Ну хорошо, расскажи, как все было.
— Нечего тебе знать — было, и все!
— Расскажи!
— Тебе правда интересно?
— Интересно.
— Ладно… Мы с Дороти пошли выпить. Немножко перебрали, я проводил ее домой, ввалились подогретые. А тут на кухне Петра. Она буквально изнасиловала меня на столе. Не я на нее лез. Она завелась перепихнуться из мести. Наверняка думала о тебе. Но отказать все равно было неудобно.
