- Но я сама полукровка, как же ты тогда можешь меня любить?
- Твоя мать относится к той расе, смешение с кровью которой можно гордиться. Её внешность, хоть и отличается от нашей, но не отталкивающая, она умна, а знаниями и умениями, которые достигла её раса, можно только восхищаться.
Постепенно, что бы не злить Лазарэля и не ссориться с ним, мои репетиции к концертам, да и само участие в них, сошли на нет. На попытки Рона, Маркуса и Такисарэля выяснить, что происходит, я не решалась рассказать правду и нарочито безмятежно уверяла, что пока мне это не интересно, и нам надо сделать перерыв в выступлениях. Так, наша группа распалась.
Даже моего ездового ящера пришлось отдать в пользование Александрэля, так как мне стало некуда на нём ездить. А участвовать в гонках мне, Лазарэль категорически запретил, потому что этим я подвергаю себя опасности.
Все мои попытки к сопротивлению и самостоятельности Лазарэль воспринимал, как вздорные капризы, которые его раздражали, а любое проявление с моей стороны слабости и покорности поощрял нежными словами и чувственными ласками. Он сердился, когда я произносила 'я сама' и был готов исполнить любое желание, когда я в шутку обращалась к нему со словами 'мой Повелитель'.
Он контролировал каждый мой шаг, каждый мой вздох, а его забота обо мне не знала границ. Стремясь создать мне в быту максимальный комфорт во всём, обеспечить всем самым лучшим, взамен он требовал демонстрации полной зависимости от него. С ним было хорошо в постели, но все остальное время превращалось в бесконечное противостояние и взаимное недовольство.
Я стала понимать, что происходит, не сразу. А когда прозрела, осознала, что такие отношения и такая жизнь не для меня, что каждый из нас сделал неправильный выбор. Пришло отчаянье. Что делать? Вернуться к родителям? Совестно. Я всего-то год как замужем. Сама этого упрямо добивалась, не слушая их советов. А все знакомые, перед которыми я совсем недавно задирала нос, что будут думать и говорить обо мне? О-хо-хо... стыдно!
Да и моя любовь к Лазарэлю не ушла, если бы не жёсткий запрет на мою независимость, хоть в чём-то, я была бы счастлива. Ведь его забота искренняя, а его ласки такие желанные, чувственные, приносящие ни с чем несравнимое удовольствие.
Надо, решила я, попытаться откровенно поговорить с Лазарэлем, несмотря на то, что он будет сердиться, и, как обычно, постарается увести разговор в сторону или загасить конфликт в постели. Объяснить ему, что я не отношусь к 'домашним' женщинам, которые всю свою жизнь посвящают только дому, мужу, ребёнку. Если он и дальше будет пытаться выковывать из меня совсем другую личность, я вернусь к родителям.
Такой разговор состоялся, несмотря на попытки Лазарэля заткнуть мне рот жаркими поцелуями. Шантаж моим уходом к родителям не произвёл на него большого впечатления. В ответ он сказал, что я слишком гордая, чтобы вернуться к ним обратно. А ограничение им моей личной свободы, он объяснил тем, что я ещё маленькая, наивная, не способная отвечать за свои поступки и постольку-поскольку он несёт за меня всю ответственность до моего совершеннолетия, ему и решать, соблюдая мои интересы, как мне лучше жить и чем заниматься. Закончил он свой монолог словами о том, что его поведение не деспотизм, как я выражаюсь, а всепоглощающая любовь, что никто и никогда не будет так преданно, беззаветно, безумно и страстно любить меня, как он.
Возможно это так. Но это не даёт ему права запирать меня в клетке. В общем, моему разочарованию не было предела. Стало понятно, что все разговоры бесполезны, мы как будто говорим на разных языках.
Я подумала-подумала и решила, что пока не буду ничего менять в своей жизни, тем более не зная, как это сделать. Ведь он действительно на ближайшие девять лет, до моего совершеннолетия, мой опекун с правом принимать за меня решения. Скоро Лазарэль надолго уйдёт в Дозор, а к его возвращению я, может быть, что-нибудь придумаю. Приняв такое решение, я немного успокоилась.
Но жизнь вносит свои коррективы.
В последний вечер перед уходом Лазарэля в Дозор, вернувшись домой после занятий с Учителем, это, пожалуй, единственное, что мне ещё было позволено, я впервые застала у нас в гостях бывшего любовника моего мужа. Они сидели на кухне, с бокалами вина и вели неспешную беседу о прошедшей охоте и предстоящем дозоре. Лазарэль усадил меня рядом, налив вина и мне. Я, пригубив вино, с удовлетворением отметила, что не испытываю никакой ревности, уверенная в чувствах ко мне Лазарэля.
Через некоторое время Лазарэль, на глазах у Азарисэля, стал поглаживать меня по спине, шее, груди, всё больше и больше возбуждаясь, не обращая внимания на мои молчаливые протесты и нарастающий гнев.
- Девочка моя, сладенькая... - с каким-то предвкушением зашептал он мне в ухо, одной рукой теребя мой сосок через рубашку на груди, другой - обнимая за плечи и крепко удерживая при этом.
С тревожным удивлением осмотрев сложившуюся композицию, я увидела, что и Азарисэль возбудился, шумно задышав. Лазарэдь ногой развернул свой и мой стулья так, чтобы мы оказались лицом друг к другу. Сминая моё сопротивление, припал к моим губам в глубоком, страстном поцелуе, настойчиво исследуя языком мой рот, стремясь возбудить и расслабить.
Меня охватила паника. С трудом вырвавшись из его крепких объятий, задыхаясь от страха и гнева, я спросила:
- Ты хочешь секса втроём?
- Нет, кроме меня до тебя никто не дотронется, Сокровище моё. Но мне нравится, что он смотрит, а ему нравится смотреть, - ответил Лазарэль с улыбкой, вновь притягивая меня к себе.
- А как быть с тем, что это не нравится мне? - возмущенно спросила я.
- Как тебе может это нравиться, или не нравиться, если ты никогда ещё такого не пробовала? - иронично возразил он, не замечая моего состояния. - Вот сегодня ты получишь такой опыт, тогда и расскажешь мне, как тебе это, нравится или нет. - Зажав мои ноги между своих коленей, сковав мои запястья одной рукой, другой он начал расстёгивать пуговицы на моей рубашке, обнажая грудь, при этом ласково уговаривая: - Доверься мне... не сопротивляйся... расслабься... и думай о том, как я люблю тебя... как я хочу тебя... как тебе со мной хорошо... какое удовольствие я тебе сейчас доставлю... а наш наблюдатель будет смотреть и завидовать... представлять себя то на твоём месте, то на моём... и тоже получит яркое удовольствие.
Все менталисты слышат в голосе собеседника больше, чем он зачастую хотел бы показать, а у меня вообще особые отношения именно с голосом. И сквозь этот обволакивающий нектар я слышала его напряжённое нетерпение и недовольство моим сопротивлением. Невольно перевела взгляд на Азарисэля и содрогнулась от отвращения, увидев, как капли пота выступили над его верхней губой, а рука, лежащая сверху штанов в области полового органа, судорожно сжимается.
Тем временем Лазарэль, ужасая меня все больше и больше, продолжал свои уговоры:
- Ты же привыкла обнажать свою душу перед тысячами слушателей, а сейчас нужно обнажить только тело и всего перед одним зрителем...
Так, спокойно, без паники - приказала я себе. Я не беспомощная, безголосая бабочка. Конечно, физически я несравненно слабее, но у меня есть оружие - мой Голос. Может быть, им и нельзя пользоваться в личных целях, но наверняка не в такой ситуации, когда надо мной совершается насилие. Это будет самообороной!
Как только я поняла, что сумею себя защитить, страх ушёл, а на смену ему пришла решительность.
- Фу! - громко фыркнула я в лицо Лазарэлю, вложив в этот звук, с помощью Дара своё отвращение и гневное желание, чтобы он меня отпустил.
И тут же получила результат. Лазарэль резко отшатнулся от меня, отпустив мои руки и ноги. Ни секунды не мешкая, я поднялась со стула и опрометью рванула на лестницу, ведущую на второй этаж. Лазарэль быстро опомнился и побежал за мной следом, крича на ходу:
- Сокровище моё, остановись! Если ты к этому еще не готова, я не буду настаивать!
Влетев в одну из свободных комнат и захлопнув дверь перед носом Лазарэля, я затянула протяжное и громкое:
- А-а-а-а-а-а.... - опускаясь на пол.
Сидя перед закрытой дверью, я, в этом бесконечно тянущемся звуке, выражала свой яростный протест, обиду и желание, чтобы он не смог открыть эту дверь и приблизиться ко мне.
Он и не открыл. Оставаясь с той стороны двери, он что-то говорил, судя по интонациям, просил, уговаривал, умолял, но я, закрыв уши ладонями, продолжал тянуть это:
- А-а-а-а-а-а...
Беспокоило только одно, хватит ли моего магического резерва на всю ночь? И чем мне грозит его полное опустошение? Я просто лишусь сознания или умру?
Прошёл уже не один час. Постепенно подобралась усталость. Надо потерпеть до утра, а утром Лазарэль вынужден будет уйти в Дозор, и я, наконец, останусь одна и отдохну, борясь со слабостью, уговаривала я себя.
Не знаю, когда силы кончились, и я потеряла сознание.
Очнулась только в середине следующего дня, в спальне, на кровати, в одежде, одна в доме, с ощущением трудно переносимой, все поглащающей усталости.
