– Во дает! – восхитился Толик. – Вот бы на нем прокатиться. Скажи?
Я не ответил.
Паренек достал из кармана комбинезона сигареты, спички, закурил.
– Смотри, смотри, штопорит! – закричал Толик.
– Не штопорит, а пикирует, – поправил парень.
– Да? Пикирует? – усомнился Толик. Он осмотрел парня с ног до головы, задержал взгляд на шлемофоне с очками и спорить не стал.
Я тоже посмотрел на парня и вдруг узнал:
– Славка!
Славка недоуменно посмотрел на меня и тоже просиял:
– Валерка! Ты что здесь делаешь?
– Да ничего. Толик, познакомься: это Славка Перков, мы с ним в школе вместе учились.
Толик не спеша протянул Славке руку и со значением представился:
– Толик.
– А ты здесь что делаешь? – спросил я.
– Вообще, то же, что и все, – сказал Славка. – Летаю.
– Как летаешь? – не понял я.
– Ну как летаю. Обыкновенно. Я же в аэроклубе учусь. Ты разве не знал?
– Первый раз слышу.
– Вот тебе на. – Славка даже присвистнул. – Да я уже кончаю. Еще месяц – и все.
– А потом что? – спросил я.
– Потом пойду в истребительное училище. Сейчас у истребителей такие скорости, что летать можно только лежа.
– И ты сам можешь летать на самолете без инструктора?
– Конечно, сам, – сказал Славка. – Я же тебе говорю: кончаю уже.
– И вот так можешь? – Я показал на самолет, выполнявший фигурный пилотаж.
– Знаешь что? – Славка встал, взял ведро в руки. – Хочешь со мной прокатиться?
– А разве можно?
– Даже нужно. А то нам вместо человека мешок с песком во вторую кабину кладут. Для центровки. Но на всякий случай, если спросят, хочешь ли в аэроклуб, говори: «Хочу». Мечта, мол, всей жизни. Понял?
– Понял, – сказал я. – Только я ведь с товарищем.
– Ну, можно и товарища. – Славка посмотрел на Толика. – Пойдешь?
– Я-то?
– Ты-то.
Толик посмотрел на Славку, потом на кувыркающийся самолет, снова на Славку.
– Да нет, – сказал он лениво, – что-то не хочется. – Повернулся ко мне: – А ты иди, если хочешь, я здесь подожду.
Мы со Славкой прошли в конец стоянки, к самолету, который стоял без колес, поднятый на «козелки». Из открытой кабины торчали ноги в брезентовых сапогах.
– Техник! – Славка поставил ведро и забрался на крыло. – Техник! – Он дотронулся до одной ноги и покачал ее. – Я карбюратор промыл, все в порядке.
Голос из кабины ответил:
– Теперь промой подшипники колес, набей смазкой, я шплинт поставлю, потом проверю.
– Техник, – сказал Славка, – мне летать пора.
Ноги поползли сперва вверх, потом опустились на крыло, из кабины вылез рыжий человек с перепачканным смазкой лицом.
– «Летать», «летать», – сказал он, вытирая потный лоб рукавом и еще больше размазывая грязь. – Летать все хотят, а как драить машину, так вас днем с огнем не найдешь. Скажи командиру, пусть пришлет курсантов, которые отлетали.
– Ладно, – сказал Славка, – скажу. – Он повернулся ко мне: – Бежим.
Посреди аэродрома квадратом были расставлены четыре длинные скамейки, на них сидели курсанты в комбинезонах, полный человек в кожаной куртке и военной фуражке и летчик с белыми глазами, который в курилке жаловался на курсанта, сломавшего какую-то ногу.
В стороне от квадрата маленький летчик, похожий на жулика, распекал долговязого, нескладного парня с длинными, как у обезьяны, руками.
– Ты, Кузнецов, – говорил летчик, – длинный фитиль. Ты не можешь сообразить своей головой, что, когда у тебя крен семьдесят градусов, руль поворота paботает как руль высоты, а руль высоты работает как руль поворота.
– Почему не могу? Могу, – тихо обижался Кузнецов.
– А если можешь, какого хрена выправляешь шарик ногой, когда его надо ручкой тянуть?
Курсант виновато глядел в пространство. Может быть, он не знал, что ответить.
Тут Славка схватил меня за руку и всунулся между летчиком и курсантом.
– Иван Андреич, – сказал он. – Вот мой товарищ, хочет в аэроклуб поступить.
– Молодец, – сказал Иван Андреич. – Летчик – самая настоящая профессия для мужчины. Летчик – это романтика, красивая форма, деньги…
– И короткая жизнь, – неожиданно сострил Кузнецов.
– Что ты сказал? – возмутился Иван Андреич.
– Я пошутил, – быстро сказал Кузнецов.
– Ах, ты пошутил. Сейчас же на стоянку к Моргуну и драить машину. Понял?
– Иван Андреич, я пошутил, – взмолился Кузнецов.
– Шутка становится остроумней, когда за нее надо расплачиваться, – изрек Иван Андреич. – Шагом марш к Моргуну!
Курсант нехотя двинулся в сторону стоянки.
– Бегом! – крикнул ему вслед Иван Андреич. И повернулся ко мне: – После аэроклуба можешь поступить в любое училище. Три года – и ты лейтенант. Еще три – старлей. Восемнадцать лет прослужишь – полковник. Документы принес?
– Нет, – сказал я, ошеломленный богатством открывшихся перспектив.
– Хорошо, принесешь завтра. Аттестат зрелости, справку с места работы, с места жительства, две фотокарточки. В отделе кадров скажешь, чтоб записали во второе звено ко мне. Понял?
Тут незаметно подошел белоглазый.
– Почему же он должен записываться во второе, – сказал он, – может, он хочет в первое.
Иван Андреич повернулся к белоглазому, осмотрел с головы до ног, словно видел впервые, и тихо, но внятно сказал:
– В первое он не хочет. Ему там нечего делать.
– Почему же нечего? – обиделся тот. – Что ты – лучше других?
– Я лучше, – убежденно сказал Иван Андреич. – Я курсантов летать учу, а не шасси ломать.
– Тоже мне учитель нашелся, – фыркнул презрительно белоглазый. – А в прошлом году кто фонарь потерял?
– А ты – хрен в сметане, – не найдя других возражений, буркнул Иван Андреич.
– Товарищи! – крикнул из квадрата человек в кожанке. – Прекратите немедленно. Вы что тут базар устроили? Хоть бы постеснялись курсантов.
– Да мы ничего, товарищ майор, – смутился Иван Андреич. – Просто небольшой обмен опытом. – Он наклонился ко мне и тихо напомнил: – Во второе звено. Понял?
– Иван Андреич, – снова влез Славка. – Можно я его с собой в зону возьму для ознакомления?
Иван Андреич замялся.
– В зону нельзя, – сказал он. – По кругу еще куда ни шло, а в зону нет. Строжайший приказ по ДОСААФ: посторонних не возить.
– А я его возьму, – сказал белоглазый. – У меня сейчас Ухов летит, посажу к нему.
– Еще чего не хватало, – возмутился Иван Андреич. – Да твой Ухов летать не умеет. Угробит зазря человека. А из него, может, ас мирового класса бы вышел, может, вышел бы космонавт.
Он говорил таким тоном, будто неизвестный мне Ухов уже меня загубил.
– Перков! – закричал Иван Андреич Славке так, словно Славка был далеко. – Разрешаю. Понял? Под свою ответственность. Пусть возьмет мой парашют. Только без фокусов. Если что, ноги вырву, спички вставлю и ходить заставлю. Понял?
– Так точно. Понял, – ответил Славка.
Первый раз в жизни я в воздухе. Натужно на одной ноте гудит мотор, самолет, задрав нос, медленно подбирается к пухлому облаку. Внизу какой-то чахлый лесок, деревушка, узкая полоска шоссе с ползущим по нему ярко-красным, похожим на божью коровку автобусом. В наушники сквозь гул мотора прорываются голоса:
– «Альфа», я – сорок шесть, закончил третий, pазрешите посадку.
– «Альфа», я – семнадцатый, к взлету готов.
– Сорок шестому – посадка.
– Семнадцатый, побыстрее взлетайте, не чухайтесь на полосе.
– Двадцать третий, куда лезешь не в свою зону, дурак.
– Четырнадцатый, прекратите болтовню в эфире. Ваша зона четвертая, четвертая зона. Как поняли меня? Я – «Альфа». Прием.
– Я – четырнадцатый, понял вас, понял. Прием.
Низкий невнятный голос сонно бубнит:
– Даю настройку, настройку, настройку. Один, два, три, четыре, пять, пять, четыре, три, два, один. Как понял меня? Прием.
– Понял, давно понял, закройся. Прием.
– Радисты, радисты, я – «Альфа», перестаньте хулиганить. Я – «Альфа».
– Валерка, – неожиданно слышу я свое имя и вздрагиваю, – как чувствуешь себя?
Сообразив, в чем дело, нажимаю на кнопку переговорного устройства (кнопку мне показали еще на земле):
– Тридцать первый, я – Валерка, чувствую себя отлично. Как поняли? Прием.
– Не дурачься, – отвечает спокойно Славка.
Он сидит в передней кабине. Передо мной, заслоняя горизонт, торчит его круглая голова, обтянутая кожей потертого шлемофона. Славка – мой школьный товарищ, с которым я просидел столько времени за одной партой, – ведет этот самолет. Он может накренить его влево или вправо, может по своему усмотрению ввести в пике или перевернуть вверх колесами. Славка, которому я не однажды давал по шее, который учился в школе гораздо хуже меня, может управлять этой машиной, может делать с ней все, что угодно. На разворотах машина кренится, одно крыло опускается к земле, другое упирается в небо. Я хватаюсь за подлокотники кресла. Самолет переваливается на другое крыло, потом выравнивается и опять ползет вверх.
