Юноша выбросил из головы воспоминание об этом. Приказал себе думать, что этого никогда не происходило, что он не такой человек и никогда не смог бы помыслить ни о чем подобном. Тем не менее, в глубине души он знал, что все это было.
А может, это нормально — прикидывать возможности, оценивать варианты? Ведь он никогда в действительности не хотел, чтобы Северус умер. Даже на задворках сознания такой идеи не мелькало.
Наоборот, он очень хотел, чтобы Северус жил. И попросту не мог вообразить ничего другого.
Однако главный вопрос заключался не в том, чего он желал Северусу, а в том, чего Гарри хотел для себя — какие бы цели он поставил, если бы по-настоящему освободился.
И вопрос этот так и оставался без ответа. Сначала не было времени размышлять о подобных вещах, а потом это стало казаться совершенно незначительным. Так что Гарри попросту прекратил думать об этом.
Но теперь, медленно пролетая над гладью созданного им озера, молодой человек спрашивал себя, не сделал ли он ошибку. Что было бы, если бы в тот день в больничном крыле он получил свободу? Чем бы он занялся? Чего бы он пожелал для себя?
Захотел бы он по собственной воле остаться с Северусом?
Погруженный в свои мысли, Гарри опускался все ниже, пока не стал в полете задевать кроссовками поверхность воды. Он не думал, что ответ многое изменит, но в то же время ему казалось важным сформулировать его. С другой стороны, может быть, не зря его разум избегал подобных размышлений? Разве можно точно знать, что сделал бы в тех или иных обстоятельствах? И вообще, существуют ли ответы на все его вопросы?
Наверное, нет, подумал Гарри, разворачиваясь у края озера, чтобы снова пересечь водную гладь. Да и стоит ли думать о том, что он мог бы предпринять почти полгода назад? Действительно важные вопросы касаются того, что происходит здесь и сейчас.
Остался бы он с Северусом сегодня, будь у него выбор? Предположим, каким-то магическим способом, не включающим ничью смерть, ему удалось освободиться. Понятно, что это нереальная ситуация, но все же. Что он сделает — помашет Северусу ручкой и отправится искать приключений? Будет заезжать на праздники, присылать открытки?
Или посмотрит Северусу в глаза и скажет, что хочет вернуть их связь? Не как между рабом и хозяином, конечно. Этого и врагу не пожелаешь. Это будет не рабство, а...
Пораженный внезапной мыслью, Гарри дернулся всем телом, и в то же мгновение метла вырвалась из-под его контроля и потащила вертикально вниз, прямо в глубину синих вод озера.
Несколько мгновений, не в состоянии оправиться от шока, Гарри не реагировал, но потом резко дернул черенок метлы вверх и она повиновалась. Не так быстро, как ему бы хотелось, но метла изменила направление движения, и Гарри помчался вверх, обратно к поверхности воды.
Хватая ртом воздух, он скатился с метлы и теперь расслабленно лежал на спине, покачиваясь на легких волнах — Всполох крепко зажат в руке, рот приоткрыт, глаза зажмурены, чтобы не слезились от яркого солнца. Что произошло? Наверное, что-то случилось со Всполохом... ну да, он слишком давно не ухаживал за метлой, не подрезал растрепавшиеся прутики...
Наконец, когда ясность рассудка вернулась, а дыхание успокоилось, Гарри перевернулся и прямо в воде снова вскарабкался на метлу. Взлететь оказалось очень непросто, но после пары неудачных попыток он все же поднялся в воздух и неторопливо добрался до берега — на этот раз сосредоточив на полете все внимание.
Он уселся на траву по-турецки и, оглядев себя, засмеялся. Вот уж сейчас ему точно сушащие чары не помешают! Хорошо еще, что палочка никуда не делась — она все так же была надежно запрятана в потайной карман джинсов, которые, к слову, по мнению Северуса излишне облегали ноги юноши. Но именно это палочку и спасло — из свободных штанов она выпала бы сразу же после того, как Гарри врезался в воду.
Так, о чем он там размышлял перед аварией? Прилагать усилия для того, чтобы вспомнить, не пришлось — теперь, когда Гарри был в безопасности, на сухом твердом берегу, этот вопрос зазвучал в его голове еще громче.
Как бы он поступил сейчас, если бы каким-то образом освободился и получил возможность делать свой выбор? Остался бы он с Северусом?
Гарри вскинул голову — ответ очевиден! Разумеется, он бы остался с Северусом! Они же любовники. А секс у них вообще потрясающий.
Сидя там, на берегу озера, и продолжая обдумывать свои чувства, Гарри внезапно осознал, что каким бы хорошим ни был секс, их отношения с Северусом не ограничиваются постелью. Между ними происходит нечто большее. Они проводят время вместе. Много времени! И разговаривают. Иногда они часами беседуют, лежа рядом в кровати, обнаженные и расслабленные.
Гарри не воспринимал себя как раба, по крайней мере, пока они с Северусом были наедине. Он не мог не понимать своего статуса, особенно с учетом того, как эту тему любила обсасывать пресса — истории о его жизни печатались бесконечно — однако, в целом, он все же не ощущал себя рабом.
Это продолжалось уже достаточно долго. Все изменилось.
Он был расслаблен. Непринужден. Наконец-то начал спокойно смотреть в будущее. По Британии больше не шастали злые волшебники, и нация не ожидала от Гарри очередного чуда.
Он чувствовал себя... совершенно нормально, внезапно понял Гарри. А такого в его жизни еще не было. И он знал, что благодарить за это нужно Северуса. Снейп дал Гарри все необходимое — в точности, как обещал. Все самое важное. Настоящий дом, который его принял. В котором ему рады. Партнера, на которого можно положиться в любой ситуации — в болезни и здравии, в богатстве и бедности и все такое. Гарри знал, что Северус его не обманет. Знал это так же хорошо, как собственное имя.
Словно... словно... Северус стал его семьей. Его партнером — или нареченным, как сказал Альбус.
Получается, я получил все, чего когда-либо желал, осознал Гарри. Хоть и немного не в том виде, как хотелось бы. Мужчину вместо женщины. Прекрасную работу, о которой, правда, раньше не задумывался. Семью, полноценными членами которой были и Рон с Гермионой. И дом — Хогвартс.
Первый в его жизни настоящий дом. Единственный, в котором ему действительно захотелось остаться. Когда-то он думал, что однажды ему придется покинуть Хогвартс, но сейчас искренне радовался тому, что, возможно, останется здесь навсегда.
Все это казалось Гарри правильным. И неудивительно. Он счастлив в Северусом. Ну да, лучше быть связанным любовью, чем заклинанием порабощения — но в любом случае, ему хотелось связать свою жизнь с кем-то, и вот у него надежные прочные отношения, и...
Гарри снова вздрогнул всем телом, но на этот раз не потерял ход размышлений.
«Любовь», — прозвучало в его голове, шокировав до такой степени, что если бы он сейчас летел, то точно бы еще раз свалился в воду. Так вот как называется то, что я чувствую по отношению к Северусу? Любовь?
Этот вопрос оказался еще хуже предыдущего, потому что, если подумать, Гарри ни малейшего представления не имел о том, что такое любовь. Такая любовь. Он любил Гермиону как друга, а Рона — почти как брата, и Сириуса — как отца, которого у него никогда не было... И, конечно, он любил родителей, хотя почти и не помнил их. Он любил думать о них, любил воспоминания, подаренные ему другими людьми, пусть даже Джеймс оказался совсем не таким идеальным, как Гарри представлялось поначалу.
В конце концов, сам Гарри не идеален.
Но романтическая любовь? Гарри не знал, что это такое. Он знал только, что ему нравится, как Северус танцует. И нравятся крохотные морщинки, которые появляются вокруг глаз Северуса, когда тот делает что-нибудь приятное для него... и, кстати, это происходило довольно часто. А еще ему нравится запах Северуса и ощущение его волос под пальцами, и нравится быть с ним, проводить время вместе — болтать или просто тихонько сидеть рядом, каждый читает свою книгу. И больше всего ему нравится то, что Северус терпелив с ним — и всегда был, с самого начала, с того момента, как он понял, насколько неопытен Гарри, и... и... Гарри просто не мог представить себя рядом с кем-то другим.
И не мог представить, что ему когда-нибудь этого захочется.
«Короче, — Гарри решительно оборвал собственные рассуждения, потому что уже чувствовал себя так, словно пробежал несколько километров, хотя последние несколько минут сидел на одном месте, — Может, я и не знаю, что такое любовь, но все же это очень на нее смахивает».