Он не стал свободен, в конце концов. Северус не умер по-настоящему, хотя был так кошмарно близок к этому.
И Гарри, конечно, все так же был рабом.
Самое ужасное, что в то первое мгновение, когда душу рвало на части от боли утраты, подобно которой он раньше никогда не испытывал, первой мыслью Гарри было: если бы Северус действительно умер, я был бы сейчас свободен.
Он не позволил этому отразиться. Ни на лице, ни в голосе. Это была на самом деле чудовищная мысль. Почти греховная. Гарри прежде никогда не хотел, чтобы кто-то умирал за него, и понимание того, что Волдеморт мог забрать у него и это, что Волдеморт мог добраться до него из могилы, чтобы разрушить не только то чем Гарри был, но и кем он был… это было почти невыносимо.
Гарри должен был прекратить это, должен был сказать себе, что этого не было, что он просто не мог быть человеком, который думал о таком. Но так и было, и он знал это.
Возможно, это было вполне естественно чувствовать подобное, размышлять о других возможностях. И это не означало, что он действительно желал Северусу смерти. Вовсе нет.
Он хотел, чтобы Северус жил. Он даже не мог себе представить иначе.
Ведь истинный вопрос состоял не в том, хочет ли он, чтобы Северус жил, вопрос был в том, чего бы он хотел для себя тогда, в тот краткий момент, когда думал, что стал свободен.
Он ведь так и не ответил на него. Сперва у него просто не было времени решить, а потом стало ясно, что ответ уже не имеет значения. Поэтому он больше и не размышлял над этим.
Но теперь, медленно пролетая над самой поверхностью озера, которое он создал, Гарри задумался, а что если бы это все же оказалось ошибкой. Что если бы он стал свободен в тот день в больничном крыле. Что бы он сделал для себя, в конце концов? Чего бы он желал?
Остался ли бы он с Северусом, будь на то его собственная воля?
Гарри летел все ниже и ниже, пытаясь найти ответ, пока его кроссовки не заскользили по поверхности воды. Ответ, возможно, и не имел значения, но все равно казался важным. Важным, но порхающим вне досягаемости, и на то были понятные причины. Откуда он знает, как бы он поступил? Был ли на этот вопрос вообще ответ?
Наверное, нет, думал Гарри. Он развернулся, достигнув края озера, и снова стал пересекать его в противоположном направлении. Как он может быть уверен в том, что бы он сделал тогда, шесть месяцев назад? Настоящий вопрос крутился вокруг здесь и сейчас.
Остался ли бы он с Северусом теперь, если бы у него был выбор? Допустим, он стал бы свободен благодаря некоему волшебству, а не из-за смерти. Такого никогда не произойдет, Гарри знал, но все же, вдруг бы такое случилось? Сказал бы он тогда Северусу «Прощай» и стал бы жить сам по себе? Посещал бы его на выходных, поддерживал бы связь?
Или же повернулся бы к нему и сказал, что хочет быть связанным вновь. Не узами рабства, нет, не в этот раз. Он больше никогда бы такого не выбрал. Нет, не рабства, а…
Все тело Гарри содрогнулось от внезапного осознания, и когда это произошло, метла неожиданно вырвалась из-под контроля и нырнула прямо в озеро, и он понесся вниз, как будто до сих пор летел. Метла утаскивала его прямо в синюю глубину.
На одно мгновение он был слишком шокирован, чтобы как-то среагировать, но затем он резко остановился, и метла послушалась. Медленнее чем ему бы хотелось, но она отреагировала, Гарри развернулся и полетел сквозь воду, пока не оказался на поверхности.
Хватая ртом воздух, он опрокинулся на спину, держась за Молнию одной рукой, и так продолжил скользить по воде. Губы приоткрыты, веки крепко сомкнуты из-за яркого солнца над ним. Он чувствовал себя полным придурком. Что же произошло? Наверное, что-то не так с Молнией… ну, уже прошло какое-то время с тех пор, как Гарри срезал выбившиеся разлохмаченные прутики и проверял, чтобы остальные лежали гладко…
Наконец, когда Гарри перестало казаться, будто ветер собирается вытрясти из него душу, он поднялся и вновь уселся на метлу. Взлететь было довольно тяжело, но после парочки неудачных попыток, у него таки получилось, и, уделяя на этот раз все внимание полету, он пересек озеро и добрался до берега.
Сидя, скрестив ноги, Гарри посмотрел вниз на свое отражение и едва не рассмеялся. Хоть раз высушивающие чары оказались весьма кстати. Хорошо что волшебная палочка все еще была при нем, надежно запрятанная в кармане джинсов, тех самых, которые, как считал Северус, ужасно обтягивали фигуру Гарри. Отличная вещь, как оказалось, – его палочка не выпала в воде, когда он нырнул.
Итак, на чем он остановился? Гарри вернулся мыслями назад, потому как сейчас, когда он был в безопасности на твердой земле, вопрос вновь заявил о себе, и теперь звенел в его голове даже настойчивее, чем прежде.
Ага, верно. Как бы он поступил сейчас, если бы каким-то образом стал свободен и получил бы возможность делать выбор самостоятельно? Захотел бы он остаться вместе с Северусом?
Ноздри Гарри расширились, потому как он тут же понял, что ответ на это чертовски очевиден. Конечно, он хотел бы остаться с Северусом! Они ведь были любовниками. И это еще не упоминая о фантастическом сексе.
Но пока он сидел на берегу, обдумывая все это, его вдруг прошибло – то, что происходило между ними – нечто намного большее, чем просто секс, даже такой офигительный. Они ведь проводили время вместе, так? Много времени. И они разговаривали. Иногда, лежа в постели, обнаженные и удовлетворенные, они говорили часами.
Гарри не вспоминал, что он раб, не тогда, когда он был наедине с Северусом. Были только они двое. Он не мог не осознавать, что он один такой особенный, учитывая, что пресса все время твердила об этом – истории о нем, казалось, теперь выпускались прямо-таки циклами – но, в целом, он не чувствовал себя рабом, не сейчас.
И это была правда. Давно стало правдой, но теперь кое-что было иначе.
Он больше не чувствовал напряжения. Ему было легко. Он был доволен таким будущим. И никаких злобных волшебников, бродящих по Британии, пока вся страна ждет, что он с ними расправится.
Он чувствовал… что все в порядке. А когда в жизни он вообще чувствовал подобное, хоть раз? И за это он должен благодарить Северуса. Он действительно обеспечил Гарри всем, в чем тот нуждался, как он и поклялся. Всем необходимым в жизни. Настоящий дом, где его приняли, таким, какой он есть. Где его ценили. Кто-то, на кого он может положиться, кто будет рядом с ним в болезни и здравии, в горе и радости и всякое такое. Северус будет рядом. Гарри знал это так же хорошо, как собственное имя.
Это было словно… словно… Северус теперь его семья. Его партнер, или, как выразился Альбус, его супруг.
Едва Гарри подумал это, он понял, что у него есть все то, о чем он когда-либо мечтал. Просто все появилось несколько не в той форме, какую он представлял. Мужчина вместо женщины. Работа, которая, он знал, придется ему по душе, хотя он и не предполагал именно такую. Семья, которая фактически включала Рона и Гермиону тоже. А домом стал Хогвартс.
Первый настоящий дом, который когда-либо у него был. И единственный, в котором он действительно хотел бы жить. Он думал, что ему придется покинуть его, но сейчас все сложилось так, что тот мог остаться его домом навсегда.
Что-то в этом показалось Гарри правильным. Так и было. Он был счастлив с Северусом. Конечно, лучше быть связанным любовью, чем рабством, но он хотел быть в этих узах, так или иначе, и он был, и…
Все тело Гарри содрогнулось вновь, но на этот раз он не потерял нить мысли.
Любовью? Слово повергло его еще в больший шок, чем внезапное погружение в воду. Это правда то, что я чувствую к Северусу? Любовь?
Этот вопрос был даже тяжелее того предыдущего, потому что когда он пришел ему в голову, Гарри не был уверен, что вообще знает, что такое на самом деле любовь. Именно такая любовь. Он любил Гермиону, как друга, и Рона почти как брата, а Сириуса как отца, которого у него никогда не было… и, конечно, он любил своих родителей, хоть он их и не помнил. Он любил саму мысль о них, и воспоминания, которые ему дали другие люди, пусть даже Джеймс и Лили не были так уж идеальны.
В конце концов, Гарри тоже не был совершенством.
Но как на счет романтической любви? Гарри не знал, что это такое. Он лишь знал, что ему нравится, как Северус двигается во время танца, ему нравятся те крошечные морщинки, которые собираются вокруг его глаз, когда он делает что-нибудь приятное Гарри… что, в общем-то, случается довольно часто. И ему нравится, как Северус улыбается, нравится ощущать его волосы на своей коже, быть с рядом ним, проводить время вместе, и болтать о всяком, а иногда просто молча сидеть и читать. И ему действительно нравится, как Северус терпелив с ним, все время, с тех пор как он узнал, насколько Гарри неопытен, и… и… Гарри вообще не может представить себя рядом с кем-то другим, когда бы то ни было.
