Рейчел достает телефон и с гордостью объявляет:
— Это меня!
Она отходит от столика, чтобы поговорить, а Мэрилин заказывает «Май Тай».
— Ну, что представляет собой Алек ? — интересуется Микаэла.
— А об этом можно говорить? — пугается Мэрилин. — Я имею в виду — вы здесь обсуждаете свои ощущения и все такое?
— Ощущения? Я не понимаю, — пожимает плечами Гриффин.
— Как во время лечения ?
— Это больше похоже на встречу Общества анонимных алкоголиков, — замечает Микаэла.
И тут у меня наступает прозрение. Микаэла очень точно выразилась, поняла самую суть. Наши встречи действительно похожи на общение анонимных алкоголиков.
— Так и есть, — говорит Гриффин, ощутивший то же самое, что и я. — Очень похоже. Мы группа поддержки для людей, измученных ужасными боссами.
Тогда я рада, что оказалась здесь, — начинает свой рассказ Мэрилин. — Рейчел сказала, что вы собираетесь каждую неделю, и уверяю вас, я стану завсегдатаем.
— Он настолько плох?
— Ужасен. Мне приходится выслушивать бесконечные рассказы о том, как Ким разбила ему сердце. Поверьте, он твердит об этом часами. Еще одна любимая тема: почему он не стал суперзвездой и теперь вынужден играть небольшие роли в малобюджетных фильмах за паршивые сто тысяч в неделю.
— Сто тысяч в неделю? — возмущается Джеб. — Бедный парень. Как можно жить на такие деньги?
Возвращается Рейчел.
— Что тут у вас происходит?
— Так это ты сказала Мэрилин, что у нас здесь группа поддержки ассистентов? — спрашивает Микаэла.
— Разве не так? Я ошиблась?
Гриффин прикидывается участником собрания анонимных алкоголиков.
— Привет, меня зовут Гриффин. Я ассистент. Хлопаю в ладоши. Остальные, оценив шутку, присоединяются.
— Привет, я Микаэла. Я здесь впервые и очень волнуюсь. Я тоже ассистент. Но к тому же еще и актриса. У меня есть с собой фотографии, если кому-то будет интересно.
Мы аплодируем и смеемся.
— Здравствуйте, я Джеб. Еще совсем недавно я работал ассистентом. Для меня это было довольно трудное время, и я до сих пор стараюсь справиться с тяжелыми последствиями.
— Правильно, Джеб.
Подходит моя очередь.
— Меня зовут Кейша. Я ассистент, и к тому же у меня темная кожа. Я работала в Департаменте транспортных средств, поэтому привыкла к плохому обращению. Но работа ассистента — это отдельная история.
Все хлопают и смеются, а Гриффин делает знак, чтобы нам принесли еще выпить. Потом наступает очередь Рейчел.
— Я Рейчел и тоже ассистент. Я достаточно долго не работала и благодарна за то, что меня приняли! — Черт возьми, она начинает плакать! — Мне нравится моя работа, — говорит она, вытирая слезы. — Я здесь, потому что хочу выполнять ее как можно лучше!
Боже мой, я и не представляла, что у этой девушки такие проблемы с головой!
У Микаэлы ненатуральные груди. Нет, я не пялюсь а нее постоянно, но сегодня она надела обтягивающую футболку, которая особенно подчеркивает ее бюст. Грудь не должна быть твердой и идеально круглой, как бейсбольный мяч. Честно говоря, сама я практически плоская, но достаточно видела и слышала, чтобы понять — она должна быть мягкой. А груди Микаэлы можно сравнить с искусственными фруктами. Мне ужасно хочется спросить ее об этом, но я никак не могу решиться. Некоторые вещи являются очень личными. Лучше я задам Микаэле другой вопрос.
— Сколько тебе лет?
— Невежливо спрашивать девушку о возрасте, — морщится она.
— А я не обижаюсь, когда меня спрашивают. И сразу говорю, что мне двадцать. Какой смысл притворяться кем-то, если ты им не являешься?
— И сколько, по-твоему, мне можно дать?
— Тридцать два.
Она задерживает дыхание.
— Но я не такая старая. Я действительно так выгляжу?
Понимаю, что задела ее, и вспоминаю ее же наставление: «Если сомневаешься, твое спасение — ложь, ложь и только ложь!»
— Я шучу. Ты выглядишь не старше двадцати девяти.
Но это ей тоже не понравилось.
Мы с Микаэлой сидим во внутреннем дворике. Она курит, а я пью витаминную воду «Пауэр С», потому что мне не хватает витамина С. Мы ждем, когда Виктория закончит с доктором Шазу. Он не настоящий врач, а целитель из Индии, работающий со знаменитостями. С Викторией он занимается раз в неделю: монотонно произносит какие-то тексты и лечит чем-то вроде ароматерапии — когда он уходит, неприятным запахом пропитан весь этаж. Смотрю на яркий тлеющий кончик сигареты Микаэлы. Ей не стоит курить, это очень неженственно. Она выдыхает дым через нос, и я думаю, не сжигала ли она когда-нибудь волоски в носу.
— Тебе не кажется странным поведение Виктории? — спрашивает она.
Удивленно моргаю:
— Я ничего не замечала.
— Об этом я и говорю. Предполагается, что она умирает, а я не вижу никаких лекарств, кроме обычных викодина, валиума и ксанакса. Их она глотает, как «тик-так».
— Может, помочь уже нельзя и они стараются смягчить процесс.
— И что это тогда?
— Что «это»?
— Что ее убивает.
— Тихо! Она уволит нас, если услышит. Ты ведь помнишь, что она сказала.
Микаэла пожимает плечами, но понижает голос: — Не знаю, мне все это не нравится. Вся желтая пресса страны безрезультатно пытается выяснить, что происходит.
— В «Уикли уорлд ньюс» считают, что Викторию похитили инопланетяне, а вместо нее посадили двойника, который не протянет в земной атмосфере больше нескольких месяцев, — напоминаю я Микаэле.
Она смотрит на меня, как будто я ненормальная.
— Сомневаюсь, что эта газета заслуживает доверия больше, чем все остальные.
— В Шугарленде у меня был учитель испанского, который утверждал, что его похищали инопланетяне, — рассказываю я. Это правда. Его звали сеньор Малдонадо. Он говорил, что им нравилось толкать и колоть его разными предметами, и, за редким исключением, это было muy mal [27].
— Да, все это полная чушь. Она сидит у Ларри Кинга, предается воспоминаниям о крутой карьере и строит планы, ведь сериал получает такой неожиданный и великолепный поворот сюжета. Но стоит ему задать вопрос о болезни, она уклоняется от ответа и уходит.
— А мне передача очень понравилась. И Виктория держалась ровно. Тебе не кажется, что в последнее время она обрела внутреннее спокойствие? Это видно по ее лицу.
— Не говори глупости. Это же ботокс! — возмущается Микаэла.
— Микаэла!
Мы обе вскакиваем и оборачиваемся. Из дома выходит Виктория.
— Расплатись с Шазу, пожалуйста. Он ждет в холле, — говорит она.
— Конечно! — вскакиваю я.
— Нет, Рошель, не ты. Я хочу, чтобы это сделала Микаэла.
Ой-ой-ой! Что это значит? Я начинаю нервничать, и мои ладони покрываются потом.
— Сейчас вернусь, — кивает Микаэла и уходит в дом.
Смотрю на хозяйку:
— Вам что-нибудь нужно, мадам?
— Нет, нам нужно поговорить. Пойдем, — приказывает она.
Я иду за ней в дом. Желудок сводит, и мне срочно нужно в туалет, но я стараюсь ровно дышать и надеюсь, что все пройдет. Меня уволят, я знаю! Плетусь за Викторией до ее комнаты.
— Садись, — говорит она, показывая на большое мягкое кресло в углу.
Комната в дыму от горящих ароматических свечей. Мне хочется разогнать его рукой, но я сдерживаюсь. Сажусь и уговариваю себя не плакать, когда она меня уволит. Виктория садится в такое же кресло и смотрит на меня, отчего я нервничаю еще сильнее, если это вообще возможно. Я стараюсь, как этого требуют правила, не смотреть на нее, но не знаю, на чем еще можно остановить взгляд. Глаза шарят по комнате, как будто я сумасшедшая, а голова начинает кружиться.
— Болезнь заставила меня многое переосмыслить, — начинает Виктория.
Ну вот оно! А я так старалась! Заказывала все, что она просила. Ведь только сегодня утром принесли блинницу «Пэнкейк уизард» и брошюру Карлтана «Больше никаких процентных выплат до февраля 2007 года!».
— Я слишком долго вела невоздержанную жизнь, но правда в том, что в душе Виктория Раш — обычная девчонка. — Она говорит так мягко и тихо, что я боюсь задремать. — Я выросла во Флориде, в Холи-Понд — это маленький провинциальный городок, в котором нет ни модных магазинов, ни ресторанов. Моя семья жила в трейлере. Самым радостным событием на неделе был поход с отцом в закусочную «Дэйри куин» в пятницу вечером. — Она умолкает, а я чувствую, что мой живот сейчас лопнет. Если впереди вся история ее жизни, мне конец. И этому креслу тоже! — Я потратила так много денег на всякие пустяки. К примеру, вот эта комната. Ты знаешь, сколько я заплатила дизайнеру интерьеров только за одну эту комнату?
— Нет, мадам.
— Мне стыдно тебе признаться. Прежняя Виктория хвасталась бы этим, но Виктория настоящая стала совсем другой, — произносит она.
У меня урчит в животе. Газы бурлят и распирают меня. Надеюсь, она ничего не слышит.
— Видишь этого ужасного жирафа? — спрашивает она.
Конечно, вижу. Он керамический, достигает трех футов в высоту, и на шее у бедняжки напряжена мышца, как у настоящего жирафа в зоопарке Санта-Бар-бары. Я о нем читала.
