– Очень даже похоже, – сказала Соня.
– Вид – лучше не надо, – поддержал Кларин сосед.
– Ну и вот. Я еще в четырнадцать работала в этой чертовой дыре. Сколько меня Лаури водил по ресторанам да по барам, меня всюду пускали и выпивку для меня подавали, а теперь мне и правда шестнадцать – и на тебе, привязались, сволочи! – Клара говорила капризно и небрежно, примеряясь, как станет рассказывать все это Лаури. – Надо же, она вчера спрашивает, когда я последний раз была у доктора!
Все засмеялись.
– Клара, а может, у тебя есть какой секрет, только ты нам не говоришь? – съехидничала Соня.
Клара покраснела:
– Я здоровая. Сроду не хворала.
– А я не про то, – возразила Соня.
– Чего они ко мне прицепились? – продолжала Клара. – Мне уже правда шестнадцать, на что мне сдалась ихняя школа. Мне надо работать. Та старая ведьма все приставала, сколько я получаю да на что трачу… какое ей дело? Я говорю – раньше ко мне в Тинтерне никто не приставал, а она – я, мол, на своей службе человек новый, мне надо весь округ проверить. Я говорю, вы лучше за собой глядите, чем в чужие дела мешаться. Вы, говорю, что ли, полиция или, может, сыщица? – Клара засмеялась. Потом спросила не без тревоги: – По-вашему, может, она напустит на меня полицию?
– Черта с два! – сказал Кларин сосед.
– Ты ничего худого не делала, – сказала Соня. – Тут у нас не такие фараоны, как в комиксах да в кино, а просто шериф с помощниками. Я что хочу сказать, это просто наши знакомые парни. Они почти что никого и не забирают.
Кларин сосед накрыл ручищей ее руку в белой перчатке.
– Может, я сам потолкую с той теткой, – предложил он. – Нечего ей пугать маленьких девочек вроде тебя.
– Сроду не была маленькой, – рассеянно отозвалась Клара и отняла руку.
Она поглядела в окно. Недавнее возбуждение прошло, она вдруг приуныла. Где-то там, в конце долгой отсыревшей дороги, смутно маячит эта самая свадьба, куда они приглашены, и почему-то это для нее, Клары, важно, а почему – не понять. Соня со своим кавалером принялись поддразнивать друг друга; а ей вовсе не нравится слушать такие разговоры. Сосед коснулся ее плеча, потом играючи сжал ее запястье. А она по-прежнему смотрела в окно на дорогу, будто надеялась увидеть что-то такое, отчего все разом станет по-другому. Выехали на окраину Тинтерна. Миновали старую винодельню с огромным, навек застывшим колесом и давным-давно забитыми наглухо дверями, и замершие в высокой траве на последней стоянке ветхие грузовики, которым уже не сдвинуться с места. Церковь, где назначено было венчание, не так давно побелили заново. На подъездной дорожке стояли несколько легковушек и два пикапа, в неловком ожидании переминались люди, некоторых Клара узнала. На широком крыльце двое позировали перед фотоаппаратом.
– А вот и они! Правда, она сегодня прелесть? – закричала Соня.
Сонин дружок свернул с дороги и повел машину вверх по бугристому косогору. С каким-то неестественным, чрезмерным оживлением все обернулись поглядеть, кто еще приехал, лица уже расплывались в приветственных улыбках. Соня высунулась из окна и кого-то громко окликнула.
– А Дэви трусит, сразу видно. Бьюсь об заклад, трусит, – заявил Кларин сосед.
В притворном азарте он сжал ее локоть, и Клара отпрянула. Распахнула дверцу, выпрыгнула из машины в высокую траву. Отряхнула юбку и, смущенно улыбаясь, неловко ступая на высоких каблуках, пошла к остальным. В воздухе еще не рассеялась мягкая дымка, но стало уже совсем тепло. Небо тоже в прозрачной дымке, солнце затянули высокие легкие облака, и сквозь них льется ярко-белое сияние. Клара бросала быстрые беспокойные взгляды на всех по очереди – поздороваются с ней или нет?
Кое-кто поздоровался, а многие даже и не подумали.
Вместе с Соней и двумя их спутниками она подошла к Кэролайн, та все еще стояла на цементной ступеньке – неестественно вытянулась, прижала руки к бокам, затаила дыхание. Дэви, малый лет двадцати пяти с очень красным и на первый взгляд добродушным лицом, обнимал ее одной рукой за плечи и силился не обращать внимания на шуточки приятелей; рука его лежала на плечах девушки точно деревянная. Кругом кричали, смеялись. Соня, посмеиваясь, говорила что-то Кэролайн, потом тем же поддразнивающим тоном обратилась к Дэви. Дэви покраснел.
Сзади них на крыльце появился священник со своей тринадцатилетней дочерью, и все засмеялись: кто-то нечаянно сфотографировал их заодно с женихом и невестой. Клара во все глаза уставилась на Кэролайн. Худенькое, острое личико невесты раскраснелось от волнения, волосы собраны в какую-то чудную высокою прическу. Клара отступила в сторону и стала ждать, чтобы это кончилось и все пошли в церковь. Она не сводила глаз с Кэролайн: интересно, как себя чувствуешь, когда выходишь замуж?
Она уже забыла о своем спутнике и удивилась, когда он подтолкнул ее к одной из скамей. И сразу послушно села. Церковь была маленькая, но от высокого потолка и высоких старомодных окон казалась больше. Все говорили – это славная церковь. Столпились в главном проходе, но говорить стали потише, чем на улице, и смеются поосторожней, вроде как стесняются. А впереди – цветы! Клара смотрела на них с жадностью. Никогда еще она не видела такой красоты! И там же, впереди, немного сбоку, за органом сидит женишка и листает какую-то книгу. Книга соскользнула, женщина подхватила ее на лету и опять поставила перед собой. Потом начала нажимать ногами, и вдруг послышалась музыка – резкая, сильная, оглушающая. Она как будто слышна сразу со всех сторон. Сосед наклонился к Кларе, обдал ее запахом табака и громким, неумелым шепотом сказал:
– А вон хозяин Дэви, гляди! Сам Керт Ревир.
Клара поглядела в ту сторону, но никого не увидела.
Шумно, тяжело дышал орган. Заплакал ребенок. Народу все прибывало, люди улыбались, рассаживались. Тянулось время. По проходу об руку с отцом прошла невеста в белом платье, в белой фате поверх высокой прически; Клара смотрела на нее с завистью. Она завидовала остро, мучительно. И еще… вдруг Лаури сейчас у нее и ждет? Или вдруг пришел, увидел ее записку и не стал ждать? А может, он и не приходил? Он уже сколько недель будто забыл про нее. Сосед уперся руками в колени и подталкивает Клару локтем, а почему – непонятно. Только он до нее дотронется, сразу тоска берет. И каждую минуту она забывает про свадьбу, и опять ей представляется Лаури – вот он вылезает из своей машины, подходит к двери, поднимается по лестнице, а ее нет дома… В Кларе что-то взбунтовалось. Надо скорее домой!
– Глянь-ка на ту девчоночку. – Сосед ткнул куда-то пальцем.
На приотворенных створках высоких окон, отогревшись, ползали и жужжали мухи. Какие-то вялые, точно весна им не в радость; ползают лениво, а потом – раз! – и улетают. Одна опустилась на шляпу какой-то женщины. И пошла ползать кругами. Клара следила за мухой, в ушах гудел голос священника, и становилось все грустней: ведь у нее никогда ничего этого не будет. У нее и у Лаури. Никогда ничего этого не будет. Кэролайн, беременная на четвертом месяце, стоит тут в церкви, впереди всех, и с ней куча родных, знакомых, соседей – все сообща они толкнули ее с Дэви на новый путь, считается, что для этих двоих начинается новая жизнь… а вот с Кларой так никогда не будет. У нее нет того, что есть у Кэролайн, у Сони, у всех, хоть они про это даже и не думают: у всех есть отцы и матери, деды и бабки, дядья и тетки, все, кто знал их с колыбели и вовсе об этом не задумывался. Их знало много народу – окружение, которого у нее никогда не будет, и поэтому ей казалось, что и замуж ей тоже никогда не выйти.
Ее подруга Джинни глянула через плечо и улыбнулась Кларе. Джинни сидела с мужем и двухлетним ребенком и держала на руках грудного. Головка младенца запрокинулась, прозрачная струйка слюны текла на рукав нового шелкового платья Джинни, Клара подумала – вот бы и ей держать на руках младенца. Все тело затосковало от этой мысли. Она через силу отвела глаза. Должно быть, солнце выглянуло из-за облаков: вдруг стало светло, потоки лучей хлынули в окна, высветили чьи-то головы и плечи, невесть почему оставляя другие в тени. В лучах вспыхнули и закружились пылинки, и неожиданно Клара поняла: а ведь они всегда здесь, всегда, хоть их никто и не видит. Как бы хорошо податься всем телом вперед и разом увидеть все, что от тебя скрыто, – разыскать зоркими глазами, втянуть ноздрями запах, нащупать, вытащить из тайников. И все, все узнать!
Обряд закончился, вот Кэролайн с Дэви и поженились.
Они заспешили к выходу из церкви, и толпа хлынула следом. Все говорили – как было красиво, а новобрачная какая молоденькая. Мать Кэролайн, коренастая толстуха в праздничной шляпке с искусственными цветами, хмуро проталкивалась сквозь толпу к дочери.
– До чего ж было все красиво, правда? – сказал кто-то за спиной Клары.
Хотелось обернуться, сказать что-то в ответ, но она не решилась. Никогда еще ей не было так одиноко. Столько народу… многие заходили в магазин стандартных цен, иные покупали у нее всякую всячину, но никто ее по-настоящему не видит. Им до нее нет дела. «А где ты жила раньше? – выпытывала у нее та тетка из школьного управления. – Где твои родители, они живы? Можешь ты с ними списаться? Ты здесь совсем одна?»
