Клара слабо улыбнулась:
– Ну да… что ж… я всегда любила, чтоб было чисто. Всегда и полы мыла, и посуду – что при мамке, что при Нэнси…
– Ты очень чистоплотная девочка.
– Вон у меня под раковиной какой большой, хороший таз. Я в нем вся могу мыться, только осторожно. Видишь, какой?
– Просто замечательный таз.
Клара посмотрела на него и нахмурилась:
– Ты надо мной смеешься?
– Нет.
– Это просто таз, и никакой он не замечательный. Ты надо мной насмехаешься.
– Замечательный таз, детка.
Клара отвернулась, будто сердится. Села на край кровати, потом откинулась назад. Поглядела на потолок – он высоко и в мелких пятнах, оттого что протекает. А это уж не паутинка ли? Нет, померещилось, она только нынче всюду обмела и стерла пыль.
– Я почти все время веселая, – сказала она, – только вот скучно становится. Когда я дома жила, со своими, всегда надо было работать. Да по-настоящему, не то что в лавке. Зато все время были наши, и я об них заботилась. Папка не так уж много пил. А тут… что ж… станет скучно, а поговорить не с кем.
– А как же Соня?
– Она ж не может часто у меня ночевать. Ей надо за матерью приглядеть и за меньшими… Вроде скоро ее отец вернется, кто-то рассказывал. Он чего-то там натворил. Соня не знает, где он. Она ничего, славная, только шалая немножко. Она все меня уговаривает гулять с ее компанией, а я не соглашаюсь. Она думает, ты мой дружок… А Кэролайн все время с Дэви… со своим дружком. А Джинни замужем. Она иногда зовет меня ужинать.
– Так почему же ты скучаешь?
– Не знаю. Живу одна, как-то чудно. В моем возрасте не годится жить одной.
– Это лучше, чем жить в какой-то дыре, где жмутся еще пятеро, как сельди в бочке, – сказал Лаури.
– Ну, там-то ко всему привыкаешь. Всего навидаешься и ничего не в диковинку. Живем всей кучей. А твои родные кто были?
Лаури пожал плечами.
– Ферму Ревира ты знаешь, – сказал он. – Гипсовый карьер тоже на их земле. Вот и я родом примерно с такой же фермы. Только подальше отсюда.
– Ты и сейчас там живешь?
– Когда был кризис, мои разорились и ферму потеряли.
Клара серьезно кивнула – пускай Лаури видит, что ей не впервой слышать это слово. А что оно означает, бог весть, – представляется что-то смутное, темно-серое, цвета старых досок, которые сто лет мокли под дождем.
– Мои родные были собственниками, старались побольше всего накупить и накопить – и все потеряли. А я не собственник. Мне ничего не нужно.
– А мне тоже много всего нужно, – сказала Клара. Я люблю все свои вещи, и коврики, и картинки. – Лаури пододвинул к ней стул и сел рядом. – Скоро я куплю покрывало на кровать, а потом золотых рыбок.
– На черта тебе сдались золотые рыбки?
Клара немножко обиделась.
– Они мне нравятся.
– Лучше уж заведи в доме цветы. Будет славно.
Теперь он говорил по-доброму. И отхлебнул кофе. Клара не могла пить, кофе оказался слишком крепкий.
– Ну как, – сказала она и чуть улыбнулась, – жалеешь, что не поехал опять к ней?
– А ты что же, всерьез ревнуешь?
Улыбка стала победоносной.
– Ты здесь, со мной, а не с ней. Придется ей тебя обождать.
– Я увижусь с ней в другой раз.
– А вот сейчас ты здесь, со мной.
– Сегодня мы с ней уже виделись, – сказал Лаури. Не то бы я сюда не пришел.
Клара протянула ему свою чашку:
– Поставь на стол. Я не хочу.
– Что ты злишься?
Клара встала, протиснулась мимо него и подошла к туалетному столику. Там к стене прислонилось маленькое прямоугольное зеркало. Клара нагнулась и стала себя разглядывать. Позади в зеркале виден Лаури, он даже не глядит на нее! Сидит и пьет кофе, видно, как движется его подбородок, как он глотает. Клара тихонько засмеялась. И увидела в зеркале, как он повернулся к ней; похоже, что ему весело.
– Отчего ты такая ревнючая? – спросил Лаури.
– Ты ее возил кататься?
– Возил.
– И понравилось тебе?
– Ну конечно.
– У нее еще много ухажеров?
– Да, наверно.
– И ей с ними тоже нравится? Женщинам тоже это нравится?
– Иногда.
– Одна подружка мне говорила, это больно, – сказала Клара, приглаживая щеткой волосы. – Она говорит, будет очень больно. Только если я кого люблю, я не побоюсь…
– Ну ясно, не побоишься, – сказал Лаури.
Клара обернулась к нему:
– Прошлый месяц ты тоже меня вот так бросил и укатил с какой-то сучкой. Больше так не смей.
– Я ведь знал, что ты меня подождешь.
Клара отшвырнула щетку.
– Знаешь, как я тебя люблю, черт возьми! Я все время про тебя думаю! Всю неделю тебя жду, а ты бывает, даже не приходишь… ну ладно, знаю, ты занят, у тебя дела какие-то… и куча всяких девок… Только… потом ты меня бросаешь, а я сиди и жди… ну, я еще с тобой сквитаюсь!
– Как же это?
– Ты меня доведешь, прямо рехнуться можно! Прямо убила бы эту девку, перерезать бы ей глотку, и пускай вся кровью изойдет!
– Ладно, успокойся.
– Пускай они все рожают и пускай тогда сдохнут! Пускай все сдохнут!.
Лаури допил кофе, поставил обе чашки в раковину. Его молчание жгло Кларе щеки.
– Придешь ты на той неделе или нет? – резко спросила она.
– Едва ли.
– Почему?
– Есть разные дела.
– А когда будешь учить меня читать?
– Когда-нибудь потом.
– Ты на меня злишься?
Лаури закурил еще одну сигарету.
– Ты просто ребенок, сама не понимаешь, что говоришь. Я не могу относиться к тебе серьезно.
– Тогда дай мне денег. Мне нужны деньги, – в сердцах сказала Клара.
– Дам немного.
– Потому что мне надо. Надо!
– Успокоишься ты наконец?
Клара отвернулась. Щеки жгло как огнем.
– Одуреешь с тобой, – горько сказала она. – Я все время про тебя думаю, а как ты придешь, совсем дурею… если б нам не разговаривать, я бы тебя любила и не думала про это, ты только будь со мной, я все для тебя сделаю… а как ты начнешь говорить всякое, ну прямо не могу, прямо тебя ненавижу, весь век это буду помнить, до самой смерти… как я тебя ненавижу…
– Что же ты будешь делать?
– Ничего. Ничего я тут не могу, – отрезала Клара. Черт, на мне новое платье, а ты будто не видишь, ни словечка не сказал. А теперь оно уже все мокрое и мятое.
– Чересчур коротко.
– Чересчур коротко! Все шлюхи, с кем ты спишь, такие носят, и ничего… а мне нельзя…
– Клара, молчи.
– Не могу я молчать. Я всю неделю сама с собой разговариваю перед зеркалом, чтоб тебя получше уговорить.
Лаури расхохотался.
– Я его сниму, – сказала Клара. – Оно все мятое.
Она швырнула платье на кровать. Остановилась в сорочке посреди комнаты и заявила:
– Вот захочешь когда-нибудь меня любить, а я скажу – пошел к чертям. Вот что я сделаю. Я тогда буду замужем и пошлю тебя ко всем чертям.
– Сколько стоят золотые рыбки?
– А?.. Не очень дорого. Только надо еще стеклянный ящик. И туда морской травки и рыбьего корму.
– Это все в магазине стандартных цен?
– Где ж еще?
– Если тебе скучно, купи себе золотых рыбок. Я не хотел над ними смеяться.
Кончиком босой ноги Клара тронула ногу Лаури. Посмотрела на него и медленно, застенчиво улыбнулась.
– Я вчера вымыла голову, нарочно для тебя. Я хорошенькая, я знаю. Я ж вижу, как люди на меня смотрят. – Она села на кровать напротив Лаури, изогнулась, наклонилась и поцеловала его. Время замедлилось, стало так хорошо, и непременно надо было запомнить эти медленные и сладкие минуты, ведь этого ей должно хватить, пока он не придет опять. Она обвила руками его шею, прижалась щекой к его щеке.
– Придешь на той неделе? Ну пожалуйста!
– Не знаю.
– А читать поучишь?
Спиной, обнаженной кожей она ощутила его ладони. Оттого что между ними все так долго было словно тугая струна, Клара вдруг устала, даже спать захотелось; она ткнулась лицом ему в грудь, в рубашку.
– А если я приду на той неделе, ты опять будешь меня пилить? – сказал Лаури.
– Чего? – сонно спросила Клара.
– Если мы куда-нибудь поедем и я ненадолго отлучусь, опять будешь меня пилить?
– Не буду.
– Не будешь?
– Нет.
– Будешь помнить, что я тебе друг?
– Да.
– И хватит с тебя? Ни с кем крутить не станешь?
– Нет, Лаури.
– Не станешь ворчать – мол, все не так, все не по мне?
– Не стану, Лаури.
Когда он ушел, она подсела к зеркалу и снова разыграла для себя этот разговор. Голова была мутная, тяжелая; она так вымоталась, будто спорила с Лаури несколько часов подряд. Все тело тупо ныло. Клара закрыла глаза и стала вспоминать, как поцеловала его. И как он потянулся и поставил чашки в раковину. И как вел ее к машине, когда она расплакалась над той кошкой… кажется, он обнял ее за плечи? Вроде да. И как он барабанил пальцами по баранке.
– Ничего, когда-нибудь я с ним сквитаюсь, – сказала она вслух.
От волнения Клару поминутно бросало в дрожь. Соня стояла перед узким, в желтых пятнах зеркалом, приделанным изнутри к дверце стенного шкафа, ее голова и плечи не совсем заслоняли отражение Клары.
