Лукич – самый веселый из мужиков. Вечно со своими выдумками. Месяц назад он задумал день рождения отметить. Обменял у поварихи белый шерстяной свитер красивой домашней вязки на пятнадцать килограммов сахара и заварил брагу в сорокалитровом бидоне. Стояла брага под нарами в охотничьей избушке Ильи. Делалось все тайно от Геннадия Яковлевича и Федора, исполняющего должность бурового мастера.
Дело было утром. Сменившись с вахты, Лукич позвал Илью пробу снимать. Избушка оказалась пустой: Маша кормила завтраком мужиков, пришедших с ночной смены, а Вера ушла на буровую – шел подъем керна.
Неторопливыми глотками выпили Илья с Лукичом по кружке – не распробовали. Хватили еще по две – вроде неплохо…
– Илюшка, у меня один глаз и тот окосел, у тебя, два – молодые. Приказ начальства надо выполнять. Трактор еще не заглушен стоит. Притащи сушину, что у просеки вчера повалили. На кухне дрова кончаются.
Илью хлебом не корми, лишь бы на тракторе покататься – мигом собрался и побежал. К тому времени он уже хорошо владел машиной. Научил его Никита, когда возили они оборудование из Медвежьего Мыса.
Илья зацепил тросом сушину-матушку чуть не в три обхвата, хотел было подтащить к самому крыльцу кухни, но не рассчитал. Комель занесло, и пристройку-насыпушку, где хранились продукты, своротило, Илья перепугался, дал задний ход, но это еще более ухудшило дело – мощный тягач раздавил пристройку в лепешку. Разлетелись банки с тушенкой, с компотами и другими харчами. Начался шум-переполох. Когда подсчитали оставшиеся целыми продукты, то получилось, что хватит еды для бригады всего недели на две-три.
– Все! Кончились ваши харчи, – сообщила рабочим Маша-повариха. – Последнюю тушенку из помятых банок пустила в котел. Жуйте теперь хлеб и кашу… Мука и крупа под гусеницы не попали.
После ночной вахты, даже не отдохнув, отправился Илья к Геннадию Яковлевичу. Отпустил начальник его на охоту. Встал Илья на голицы, прихватил с собой нарту и ушел в тайгу. Вернулся через день измученный, но довольный.
– Завтра, Федя, отстоит Лукич вахту без меня, – сообщил Илья бурмастеру.
– Илюшка, я тоже хочу на медвежьей охоте душу отвести, нервишки пощекотать. Знаю ведь, куда ты собираешься, – не то просительно, не то требовательно сказал Федор и, помолчав, добавил: – А ты зря готовишь нарту, если у нас вездеход имеется. Мигом слетаю к Геннадию Яковлевичу, получу разрешение. – И Федор, как был без шапки, выскочил из балка.
Илья заряжал патроны, когда вернулся сияющий Федор.
– Уломал! Отпустил нас начальник на добычу харчей. Трое суток разрешил охотиться.
Илья помолчал, Когда грузили в вездеход бочку с бензином, приметил Федор в кузове сак, пешню и пустые мешки.
– Куда все это? – поинтересовался он.
– На озеро заедем. Рыбу взять надо…
– В какую сторону курс держать? – спросил Федор, запуская двигатель вездехода.
– В сторону Шайтанова болота…
Все эти дни работали Семен с Никитой за Илью с Федором. Те пропадали на промысле. Поругивал себя Геннадий Яковлевич, что отпустил помощника дизелиста с мастером-буровиком. Бурение замедлилось. «Да и угробят, черти, вездеход, не то сами в медвежью пасть влопаются», – громоздил он сомнения.
На четвертый день, под вечер, приполз вездеход к буровой. Свободные от вахты рабочие сбежались подивиться охотничьей удачливости.
– Ловко!
– Три медведя заломили!
– А там что?
– Мешки-то с чем?
– Слепой… щука и окунь. Рыбы полные мешки!
– Жируем, братва! Да здравствует Кучум!
В вагончике после ужина Федор рассказывал про охоту. Было накурено, не только топор, а и трактор повиснет, если его подвесить на густые слои махорочного дыма. Смех, нетерпеливое всплясывание ног потряхивали тесный балок.
– Едем, значит, мы, – увлеченно сообщал веселый Федор. – Премся лесом. Плывем по снегу болотами. Кучум и говорит: «Федька, паря, к тем поваленным осинам подверни. Лося стрелял. Не лабазил…» Мне что, одну железяку на себя, другую – на себя… Подъехали… Гляжу, здоровенный лось лежит… «Хватит, наверно, сохатины?» – говорит Кучум. А я отвечаю: «Илюша, медвежатинки бы нежненькой, чтоб в животе вкусно рычало…» Пососал трубку Кучум и вслух рассуждать стал: «У Игловой поньжи медведица спит. У нее сейчас ребенки…» – «Молочные медвежата, да зажаренные, вкуснее поросятины!» – умоляю я Илюху, а он так бескультурно отрезал: «Понос прохватит». Потом дальше рассуждает: «В Заячьем логе тоже медведица… У нее детенков нет. Наверно, больше быка будет… Амиканиха много жила, не обидится, если мы ее…» – «Где берлога? Далеко?» – спрашиваю Кучума, когда притопали к Заячьему логу. А он так спокойно отвечает: «Глаза твои вроде не пьяные, пошто слепой-то? Вот она, берлога». Глянул я, братцы, и чуть в обмороке не рассыпался. Вездеход наш стоит вплотную с лазом. Ружье в кабине. И не помню, верите, нет ли, как у меня в руках переломка оказалась. Зарядил. Ершусь. Виду Кучуму не показываю, а у самого в пятках шилья. Присмотрелся, на случай пакости куда салазки двигать. А Илье, лешему, хоть хны! Стоит, бормочет что-то и тросик разматывает. Вижу, смастерил петлю: конец привязал к крюку вездехода, а петлю настрожил у лаза. Растолковал мне: «Медведиха вылезет – в голову стреляй. Не бойся, она тебе беды не сделает, петля у нее будет на шее…» Это значит, Илья мне в знак дружбы легкую охоту придумал.
Но потом все по-другому обернулось, будь оно неладно!.. Расшуровали амиканиху. Вылетела она и влопалась в петлю! Поджилки заиграли у меня. В десяти шагах от звериной пасти стоял, а Илья чуть подальше, у осины, трубку курил. Жму спусковой крючок – выстрела нет. Пока я соображал, что и почему, пока вспомнил о предохранителе, а медведица увидала открытую дверь кабины и – туда. Начала лапищами шуровать. Мотор не заглушён, сами понимаете… Смотрю, вездеход тронулся с места и помчался на болотную чистовину. Кучум тут и завопил… А у меня сердце «тук-тук», и остановится. Однако честно скажу вам, слышал, как Илья кричал амиканихе: «Зачем проказишь? Вездеход государственный. Поломаешь, кто станет отвечать? Совсем некому, кроме Федьки!..» Вот ведь какой он парень отличный. И в этот момент о товарище подумал… О материальной, значит, ответственности за имущество… «Меня в это дело не впутывай! – кричу ему. – Ты петлю привязал к вездеходу, сам и отвечай!..»
– Чего ты, Федька, врешь много? – не удержался наконец Илья. Он все это время сидел у порога балка молча. – Ехала немного медведица в вездеходе. Потом мотор заглох. Она из кабины…
– Точно, вылезла, – хохочет Федька вместе со всеми. – А зачем она лапой под капот полезла? – обратился он к Илье. – Зажигание хотела отрегулировать и подальше умотаться, не иначе.
– Застрелил ты ее, – спокойно уже говорит Илья.
– Еще бы не застрелить привязанного зверя! – обиделся Федор.
– Рассказывай дальше, – просят буровики. – Дальше-то что получилось?
– А вот слушайте, сколько угодно… Положили медведицу в кузов. Надо заметить вам откровенно, нагадила та зверюга со страху в кабине прилично… Кара и сейчас еще рычит на вездеход. Да… Так вот. Подогнали мы вездеход снова к берлоге. Кучум приказывает: «Ты, Федька, карауль. Полезу в берлогу. Сын амиканихи должен спать. Сын большой. Хорошо стреляй, когда выскочит…» – «Илья, давай я полезу», – говорю ему. – Федор хитро поглядел на друга. – Согласился Кучум. Ну, полез, значит, я. Изба богатая, теплая. Подсвечиваю карманным фонариком, рассматриваю, а нож наготове держу…
– Картины на стенах, мебель импортная? – спрашивает кто-то из ребят сквозь смех.
– Вы не подковыривайте, а слушайте. Осмотрел, значит, просветил. Пусто. Доложил Кучуму. Сам он полез. Не поверил мне… И волосы у меня задыбились. Не пойму, кто сильнее в берлоге орет, человек или зверь…
Снова дружный хохот потряс прокуренный балок. А Федор увлеченно продолжает:
– «А-ры-ры.., Федька, хватай его там!» – кричит мне Кучум из берлоги… Это, значит, я должен хватать зверюгу, – комически разводя руками, поясняет Федор. – Его в берлоге расшуровал Илюха подожженным факелом из бересты.
– Откуда взялся-то он? – удивляются парни.
Федор не спешит отвечать. Закуривает, Затягивается с наслаждением дымом и только после этого говорит:
– Вот тебе и откуда… Двойная берлога была. Проход меж кореньями я второпях не заметил… Ухлопали второго. Потом еще один фокус устроил мне Кучум. Это когда мы с ним рыбной ловлей занялись. «Надо маленько рыбешки почерпать», – толкует он мне. У Ильи, братцы, все просто выходит. Он в своем урмане, как на складе горпищеторга. С одной полки лосятину взял. С другой – медвежатину. С третьей – рыбу… Да… Так вот. Долбим мы прорубь. Зачем, спрашивается, если снастей рыбацких нет с собой, кроме черпака-сака. А когда иордань вычистили ото льда, началось! Черпали час. Черпали два. Устали. Окуней и щук наворотили гору!.. «Горела» рыба в озере – дышать нечем было.
