Любил Илья свободное от вахты время проводить в избушке у девушек, слушать их песни и рассказы о большом городе Томске. Помогал девчатам колоть дрова, расчищать от снега тропинку к буровой.
Нравилось и Верочке слушать разные охотничьи были. А рассказывать свои истории Илья любил, хотя нередко и приукрашивал их. Многое узнали девчата о жизни Кары. О том, как она не раз спасала жизнь своему хозяину. И о том, как Илья всегда выбрасывал щенят Кары. Последнее девушек очень возмутило.
– Какой же ты грубый и жестокий, Илья!..
– Илья, ты просто дикарь-зверолов. Безжалостный! – ругала его Маша. – Жить бы твоей собаке спокойно в деревне. Купи для тайги кобеля-волкодава, а Кару мы с Верочкой тебе больше не отдадим. Хоть в суд подавай… Кара остается с нами на буровой.
– Продай нам Кару, Илья, – просила и Вера.
Был этот разговор еще перед тем, как Илья с Верой объяснились в любви. Такой неожиданной и торопливой.
– Когда щеночки появятся у нее, мы тебе любого на выбор отдадим, – обещала Маша.
Не знал еще причину Илья, с чего это девчонки клянчат у него лайку. Думал, для забавы. Для баловства – только и всего. Привезли бы себе кошек и забавлялись… Зачем им промысловая собака?
Но неспроста привязались девушки к Каре. Случай у них такой вышел. Вера. находилась на буровой – шел подъем керна. Маша же, утомленная дневными хлопотами, крепко спала, когда раздался стук в дверь. Спросонья девушка подумала, что вернулась подруга. В потемках нащупала дверной засов, отодвинула и растерялась: в избушку ввалился Федор.
– Машенька, у меня что-то голова болит, – просительно начал он. – Ребята рубятся в домино, не дают уснуть. Можно я у вас устроюсь на полу, на медвежьей шкуре? Отосплюсь… Утром на вахту…
– Спи, – ответила Маша равнодушно, не разгадав хитрости Федора.
Тот же попытался юркнуть под одеяло к девушке… Кара лежала у дверей в углу и настороженно смотрела на пришельца. Обычно ночью никто из мужчин не заходил в избушку к девушкам.
– …К тебе по-хорошему, а ты руку кусать. Собака, что ли… – добиваясь своего, ругался Федор, пыхтел, уговаривал Машу.
– Кара!.. – позвала девушка на помощь лайку, только сейчас вспомнив о ее присутствии.
Кара словно ждала зова. Ощетинила загривок, наблюдая за непонятной борьбой женщины с мужчиной, и с рычанием метнулась на топчан… Удар ноги отбросил лайку. Второй прыжок… Мужчина, хрипя от боли и ярости, с прокушенной рукой свалился на пол.
Ушел Федор той ночью изрядно потрепанным, все грозясь пристрелить Кару, а Маша целовала свою спасительницу…
– Хорошенькая моя, умненькая, храбренькая… Так ему, кобелищу, и надо. Думает, если молоденькая и слабенькая, так глупая, значит…
Не мог отказать Илья Верочке. Подарил Кару. Теперь сытая обласканная лайка ни на шаг не отставала от своей новой заботливой хозяйки. Она будто почувствовала предательство Ильи: сторонилась, не ластилась больше к хозяину, которому так долго и верно служила.
Несколько дней Федор ходил с перебинтованной рукой, не тая злобы на Кару. А совсем недавно принес убитую белку и скормил вкусную тушку собаке, приласкал ее. Потом свистнул Кару и ушел с ней в тайгу с утра. Ушел просто так, прогуляться.
Весна! Первые дни мая.
– Ты, Кара, справедливая. И злопамятная, я бы сказал. Больше месяца рычала на меня, близко не подпускала, – сидя на валежине, обогретой солнцем, говорил Федор лайке. – Оно к лучшему, что ты тогда турнула меня от Маши. Я думал, раз на буровую девка к мужикам пошла, то со всяким согласится… Но, оказывается, может за свою честь постоять. Боевая девка… Люблю таких. На такой, можно смело жениться… Ты слышишь, Кара? Как думаешь?.. Я ее, кажется, любить буду…
Кара смотрела в лицо Федору, с кончика языка падала слюна, а понятливые уши то прикладывались, то поднимались вопросительно. Где же обыкновенной таежной лайке разобраться в сложном мире человеческих отношений…
5
Когда Федор возвращался с прогулки и подходил к буровой, то услышал крики. Кара с лаем кинулась к столпившимся людям. Дизели приглушены, свечи, поблескивая на солнце, стояли в затворе, прильнув вершинами к полатям.
– Нефть?! – подбежав к буровикам, возбужденна спросил Федор с надеждой и вопросом в голосе.
– Нет, Федя, только признак нефти пока… – ответил Геннадий Яковлевич, разглядывая небольшой цилиндрик.
А случилось вот что. Пока Федор прогуливался по тайге, керн, поднятый с двух тысяч трехсот сорока метров, Илья помогал Верочке промывать в ведре. Освобождая керн от глинистого раствора, Илья заметил цилиндрик породы длиной этак сантиметров в пятнадцать пускал в воде пузырьки, как елец. Илья выхватил керн из ведра – пузырится! Понюхал помытый керн и уловил приятный запах чистейшего авиационного бензина с еще какой-то резкой примесью, похожей на больничную.
– Бензин!!! – радостно крикнул Илья.
Вера делала пометки в тетради. Она растерянно подняла голову и недоверчиво посмотрела на Илью. Выпала из рук тетрадь с описанием керна. Илья протягивал девушке небольшой серый цилиндрик породы…
– Запах нефти?! Беги скорее за Геннадием Яковлевичем… – торопливо сказала Вера, внимательно осмотрев керн, разломив и понюхав его.
Не скоро улеглось волнение буровиков. Илья упросил Верочку отдать ему сувенир небывалой ценности: срезанный ножовкой кругляшок сероватого песчаника в мизинец толщиной. Подражая Вере, он обнюхал керн еще раз, завернул в носовой платок и положил в карман.
Преждевременной оказалась радость буровиков. Не даст эта скважина ни газа, ни нефти. Крепко хранит свои сокровища дремучий юганский край. Но слабый, еле уловимый след нефти и газа есть…
«Значит, не мертва эта страна болот и озер, – думал Геннадий Яковлевич, передав на базу обнадеживающую весть по рации. – Не зря мы два месяца пробивали зимник от Медвежьего Мыса к Кучумовой площади. Даже не верится, что за такое короткое время провели полный монтаж буровой… Золотые ребята, Молодцы!»
«Кучумова площадь» – так называли теперь все буровики свой участок, увековечив имя молодого помощника дизелиста, бывшего охотника, хозяина этих таежных владений.
6
Четвертый месяц идет бурение. Все было за это время. Поломки, аварии… Не забыть, как схватывал раскаленный ледяной металл мокрые рукавицы. Примерзали они к трубам. Стыла влажная брезентовая роба, ломалась, как слюдяная. Перебороли стойкие люди северный ледяной холод. И сталь буровой вынесла все нагрузки и перегрузки… Не лопалась, не давала сколы-трещины в сорокаградусные морозы. Давно ли, кажется, поднятые с глубины свечи дышали напитанным подземным жаром, дымились на морозе и сразу, на глазах, за какие-то минуты, покрывались хрустящей солью изморози…
И вот лето.
«До заданной глубины остается шестьдесят метров. Что дадут эти метры? – беспокоится Геннадий Яковлевич. – Вернемся ли в Медвежий Мыс первооткрывателями?.. Тогда встретят торжественно, с музыкой… А после неудачи придется возвращаться потихоньку…»
В Медвежьем Мысе у буровиков живут жены и дети. Никто не ждет только Геннадия Яковлевича, Федора, Никиту и Лукича. Они привыкли к столовским обедам, к гостиничным койкам, к жестким ватным подушкам и вышарканным одеялам неуютного холостяцкого быта.
Была у Геннадия Яковлевича семья. Потерял он в войну ее. Ушел с пятого курса университета на фронт, оставил молоденькую жену-студентку с двухмесячной дочуркой… Где сейчас та далекая Сима? Не дождалась его возвращения. Сильно переживал танкист, когда вернулся с фронта. Но не винил женщину… Каждый ищет счастье и любовь по-своему.
Геннадию Яковлевичу пятый десяток. Чайки-морщинки угнездились на лбу, раскидывают свои крылья, когда Геннадий Яковлевич хмурится. Да еще фронтовая жизнь и кочевая, таежная, повыбили на его голове мысатые залысины, кинули проседь в виски. Женщинам он еще нравится. Профессия вот только у него дурацкая. Как он сам говорит, рюкзачно-кочевая… Десять лет искал Геннадий Яковлевич Обручев нефть на тюменской земле – в тайге и тундре. Нашел. Предлагали тогда ему солидный пост, но, возвращаясь из отпуска, встретил он дружка из Западно-Сибирского геологического управления. Сосватал тот Геннадия Яковлевича: «Юган будем зондировать. Геофизики обнадеживают. Слово за буровиками…» Так вот и очутился он на Кучумовой площади, возглавив на первых порах буровую бригаду.
Не службист Геннадий Яковлевич. С его образованием университетским давно можно посиживать в городе, в каком-нибудь управлении, а он десять лет- то геолог, то прораб-вышкомонтажник, то мастер буровой… И предложи ему сейчас командно-кабинетную работу – откажется. Не променяет свою кочевую жизнь на четырехстенную оседлость. Быть может, от холостяцкого неуюта тянет его в поле, на самые трудные участки работы.
7
Зина Гулова, сестра председателя, конечно, получила любовное письмо Ильи. Прочитала, посмеялась, пожалела немного парня. Но это было еще зимой. А сейчас весна! И надо же случиться, что сегодня утром, перебирая бумаги, наткнулась на письмо Зина. Прихватила его с собой в школу. Мол, почитаю в учительской, посмешу подруг. Не подумала Зина, что грешно шутить над письмом, сочиненным от чистого сердца. Опять же виновата весна: какой девушке не хочется похвастаться, что за ней ухаживают, что на нее обращают внимание парни. Зина пока никого не любит. Ждет девушка достойного жениха. Но где он? Илья не подходит, не нравится.
