— Заманчиво, но не вполне убедительно.
— Не убедительно потому, что вы считаете себя, человека, мерой всех вещей. Познать Бога по–настоящему, проникнуть до конца в тайну Пресвятой Троицы мы не можем. Если сердце человека и загорается на время чистой любовью, ему не вместить в полной мере пламени Божественной любви, которая пылает неослабно и вечно. Бог познается сердцем, потому что сердцем познается любовь. Но если сердце не может до конца вместить и познать Божественную любовь, это может сделать разум; он разбирается только в том, в чем уже удостоверилось сердце. Если всё же мы знаем что–либо о Боге, то потому только, что Бог Сам нам открывается. Мы знаем о Боге из Божественного Откровения, которое есть излучение Божественной любви, ее свет.
— То есть вы мне предлагаете расслабиться, снять круговую оборону и внимать. Давайте представим, что я готов слушать. Что же мне откроет Бог о себе?
— Из Божественного Откровения мы постигаем, что Бог есть «Сущий». Это означает, что только Бог существует самым полным и совершенным образом.
— Хорошо… Как же Он совершенен, если Ему нужны люди?
— Совершенство Божие означает, прежде всего, что Бог ни в чем не нуждается, что Он ничего не лишен. Бог — это полнота всех качеств и каждое Его качество совершенно, а все вместе они сочетаются в полной гармонии. В этом заключается полное единство Божие, Божия простота. Святые люди, в сердце своем переживавшие близость Божию, единогласно утверждают, что Бог прост. Однако простота Бога не означает отсутствие в Нем богатства или множества свойств. В сотворенном мире предметы, как образы Прекрасного, дают нам примеры такого единства во множестве, или простоты при богатстве…
— Ну а какое всё это имеет практические приложение? Как всё это должно влиять на мою жизнь?
— Для жизни в Боге необходимо помнить заповеди… Первая заповедь: «Аз есмь Господь Бог твой: да не будут тебе бози иные разве Мене…» Подумай: действительно ли ты не любишь никого и ничего столько, как Бога, никого более Бога не чтишь и не слушаешь; относишься ли к Богу с полным доверием, не роптал ли никогда на Бога? Вторая заповедь не велит поклоняться идолам. Не служишь ли ты более мамоне (капиталу), чем Богу? Своему чреву, своему самолюбию, своей гордости, любостяжанию, объедению, пьянству, сильным мира сего до забвения Бога? Третья заповедь гласит: не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно. А ты не употребляешь ли Имя Божие часто в шуточных разговорах и вообще без всякого благоговения? Не осеняешь ли себя крестным знамением безо всякой мысли о распятом за нас Господе, кое–как и иногда шутя? Не молишься ли Богу одними устами — холодно, рассеянно, а не сердцем и всею душою? Четвертая заповедь повелевает чтить праздничные и выходные дни и посвящать их Богу и душеспасительным делам. Как же ты их проводишь? Не имеешь ли привычки работать по праздникам? Но в праздничные дни мало того, что не надо работать, а и проводить их следует в святости, в богомыслии, в чтении слова Божия и духовных книг, в молитве, в творении милостыни, в посещениях больных и облегчении их участи и т. п. Наблюдаешь ли за этим? Пятая заповедь: чти отца твоего и матерь твою…. Здесь припомни всю твою семейную жизнь с родителями, братьями, детьми, затем перейди к общественной и церковной жизни, насколько ты исправен в исполнении обязанностей, предан духовным отцам, в отношении к крестному отцу и матери и своим крестникам исполняешь ли свои обязанности? Широка эта заповедь. Не виновен ли ты в чем против нее? Шестая заповедь: «Не убий». «Не виновен я против нее», — говоришь ты себе. Да, пусть ты не убил никого. Но разве только делом можно убить человека? Бывает и слово клеветы, осуждения, ненависти и презрения хуже ножа. Можно сделаться убийцей другого и таким образом: человек страдает в нужде, мучится, рвется изо всех сил, и уже больной всё же идет на работу. Ты мог бы помочь ему, но не помог, и он от перенапряжения умер. Кто его убийца? По закону совести и ты виновен в его смерти. Ты должен был если не сам, то через людей помочь ему — и он жил бы еще. Итак, если ты не оказал сострадания несчастному, не утешил печальных, не помог ближнему, не наставил на путь истины и добра заблуждающихся, не отвратил от соблазна, а, может быть, и сам погубил чью–либо душу грехом соблазна, то ты, без сомнения, к великому несчастью, виновен и против шестой заповеди закона Божия, запрещающей убийство. Можешь ли сказать, что ты не согрешил против нее? Седьмая заповедь запрещает всякую плотскую нечистоту… Сюда же относятся разные нескромные игры и шутки, непристойные песни, вредное чтение, страсть к нарядам и театральным зрелищам. Не виновен ли ты в этом? Восьмая заповедь: «Не укради». Ты не вор, это так. Но всякий обман, подлог, утайка — тоже воровство. Скажу более, к разряду воров должны быть причислены и все, кто, так или иначе, живет на чужой счет, тунеядцы, люди, промышляющие разной легкой наживой, немилосердные, скупые всех родов и видов, расточительные домохозяева, разоряющие через то свои семьи и так далее. Не виновен ли ты в этом? А против девятой заповеди и тем более кто из нас не безответен? «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна», — говорит Господь. Кто из нас не сказал ни разу лишнего слова про другого? А двоедушие, сплетни, пересуды? И против десятой заповеди кто из нас чист? Кто чужд зависти? Кто чужд нечистых, корыстолюбивых и прелюбодейных желаний? Не согрешил ли ты и против этой заповеди? Кроме десяти ветхозаветных, нужно припомнить и девять евангельских заповедей. Стараетесь ли воспитывать в себе чувство смирения, сознание собственной недостойности? Скорбите ли слезно о своих грехах и слабостях? В обращении с ближними всегда ли были и стараетесь быть кроткими? Жаждете ли святости и высшей праведности? Внимательны ли к нуждам ближних? Считаете ли себя обязанными помогать нуждающимся, утешать печальных, посещать больных, вразумлять неразумных и вообще быть ко всем милосердными? О чистоте сердца прилагаете ли старание? Не питаете ли в сердце зависти и дурных пожеланий? Заботитесь ли об умиротворении враждующих? Готовы ли претерпеть за правду хотя бы легкие скорби? Любите ли вы Господа Иисуса настолько, чтобы за Него пожертвовать собой?
— Ну, хорошо… Скажем я нашел в себе грехи и покаялся…
— Если твое раскаяние искренно и священник отпустил грехи — можешь приступать к причащению. Причащение — самое важное и непостижимое Таинство Православной Церкви, в котором верующий принимает Тело и Кровь Спасителя под видом хлеба и вина. О Своих Святых Дарах Господь так говорит в Святом Евангелии: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6: 56). Таинство Причащения подает человеку силы для благодатной жизни во Христе. Причащаясь, мы становимся сами частью Его Тела как члены Его Церкви.
— Так или иначе, я сделал два вывода. Я попрошу у Бога дать мне веру и прочту Евангелие, — утомленно промолвил Эрвин.
У нового священника были светлые глаза. Несмотря на пожилой возраст, они светились какой–то совершенно необъяснимой и, может быть, даже неуместной для иеромонаха молодостью. Всегда веселый семидесятипятилетний отец Иннокентий сменил сорокалетнего хмурого отца Матвея, который, сказавшись нездоровым, по сути бросил приход Герберта Адлера. «Имя Иннокентий означает невинный…» — пронеслось в голове у Герберта. После службы, прошедшей спокойно и в то же время волнительно, все уселись за стол. Прихожане принялись представлять себя новому батюшке. Немцы снова повторили свои истории. Уже как по заученному герр фон Паули отчитался — русские освободители изнасиловали сестер, братьев убили, отец погиб при бомбежке в Берлине, его самого чуть не расстреляли за попытку воровства овощей с собственного огорода. Фрау добавила о своих родственниках, раздавленных русскими танками. Потом жена серба призналась, что отец ее — немец и был фашистским солдатом. Русские за столом оказались из бывших власовцев. Герберт Адлер сам был из обрусевших немцев, прибывших в Россию задолго до обеих мировых войн. Ему претило прошлое Германии. Теперь же у него за столом собрались сплошные фашисты! Пусть полураскаявшиеся, но всё же… Он с надеждой посмотрел на серба. Ну этот–то, по крайней мере, не фашист, настоящий православный. Не тут–то было. Серб оказался гораздо старше, чем выглядел. В свои восемьдесят пять он держался молодцом.
— В Югославии тогда за каждого убитого немецкого солдата расстреливали сто мирных жителей. Ну… Я пошел служить в отряд, который отлавливал партизан по лесам… Когда война кончилась — я бежал через всю Европу… Освободители таких, как я, расстреливали на месте, без суда…
