— Попросил бы меня не перебивать! — призвал к порядку Олег. — Вопросы к докладчику после выступления.
И он принялся описывать Стешино потомство, вспоминая Лерины рассказы и приписывая от себя недостающие детали. Напирал на забавные проделки щенков. По словам Олега получалось, что Стешины и Лялькины дети были настолько прекрасны, что за ними выстраивалась очередь из желающих.
— Ребята! — подвел итог Олег. — Если Дюдя вам не понравится, то никто не неволит брать его. Пристроим.
— Мамочка! — схватила Ирины руки старшенькая.
— Папочка! — запрыгнула на шею к отцу младшенькая.
— Хорошо! — вынуждена была согласиться Ирина. — Мы посмотрим на этого… Дюдю. Завтра. Нет, завтра дядя Олег идет смотреть свою новую квартиру.
Ирина бросила на Олега взгляд, в котором легко читался упрек. Олег извинительно развел руками, но гнул свое:
— Зачем тянуть? Лера с Дюдей через пять минут будет здесь.
— Кто у нас Лера? — спросил Михаил, которого растопили нежности дочери.
— Моя невеста. Звоню?
Не дожидаясь согласия, принялся быстро набирать номер на сотовом телефоне.
— Чтоб тебе не жениться на девушке без собак? — спросил Михаил, поглаживая спинку прильнувшей к нему дочери.
— Этот голодранец, — Ирина, в свою очередь, пристраивала под бок, обнимала старшую дочь, — ничего не делает просто и по-людски.
— Го-ло-дранец, — повторила по слогам старшенькая. — Кто дрался, пока голым не остался?
— Дядя Олег не голый, — с видимым сожалением заметила младшенькая.
Симпатичная мордочка Дюди, которого Лера прижимала к груди, никого не оставила равнодушным. Девочки задыхались от умиления и дрожали от счастья.
— Можно я описаюсь? — спросила младшенькая.
— Какой славный! — вырвалось у Ирины. — Писать в туалете!
— Дайте мне его! — попросила старшенькая.
Лера вытащила щенка и опустила на пол:
— Путь он освоится у вас.
— Освоится! Конечно! Это мы уже проходили, — обреченно проговорил Михаил. — Хорошо, Олег, что ты не женишься на хозяйке крокодиловой фермы.
Жена ткнула его в бок и, обращаясь к Лере, пригласила:
— Проходите, пожалуйста! Лера? Приятно познакомиться. Ирина. Мой муж Михаил. А это наш друг Олег.
— Я его немного знаю, — рассмеялась Лера.
— Заблуждаетесь, — вредно заметил Михаил. — Когда-нибудь он вам подсунет собаку.
В гостиной скакали вокруг щенка радостные дочери Соколовых, суетится Лялька, сконфуженный присутствием другой собаки и отсутствием команд на уничтожение противника. Он уже начал ревновать, но пока не проникся важностью своей роли воспитателя. Олегу не терпелось рассказать Лере, как замечательно решается их квартирный вопрос. Но ведь Лера и не знала об этой проблеме, как и не подозревала о том, чего стоит алиментных щенков пристраивать. Бутылка «лекарственного» коньяка была выпита. Олегу слегка взгрустнулось: еще не прозвучал марш Мендельсона, а он уже дважды не сдержал слова быть во всем откровенным с Лерой. Олег поймал встревоженный взгляд невесты, которая почувствовала его настроение, и улыбнулся в ответ: все нормально! Он подумал, что в качестве отпущения грехов можно рассматривать грядущую свадьбу — необходимость нарядиться в жениховский костюм и выдержать несколько часов ритуальных упражнений.
2012 г.Неподходящий жених
Повесть
Андрею Смирнову следовало родиться в девятнадцатом веке в богатой дворянской семье. Он отлично проводил бы время на скачках, на балах, остроумничал в салонах, резался в карты, постреливал на дуэлях, кутил у цыган, бездельничал летом в поместье, треская крыжовник и портя дворовых девушек. Послереволюционная Россия двадцатого века Андрею была бы противопоказана, а Франция вполне подошла. Мюсье Смирнов-рантье жил бы с шиком и удовольствием, посещая модные курорты, слывя заядлым театралом и меценатствуя по мелочи. В Америке наследником в четвертом поколении большого бизнеса ему бы тоже понравилось: предки набили банки под завязку валютой — трать не хочу, покупай автомобили-яхты-самолеты, води знакомства со звездами Голливуда и топ-моделями, швыряй капиталами на аукционах, мелькай на страницах журналов, занимай первые строчки в рейтингах самых выгодных женихов. Андрей был прирожденным светским львом: мягким, обаятельным, в меру остроумным. У светских львов харизматичность — основной видовой признак. Но есть один малюсенький недостаток — они не умеют, не хотят и никогда не будут толком работать. Тратить они мастера высшего класса, тратят они красиво — с блеском, с талантом, восхищая окружающих. А способность зарабатывать в них не заложена от природы, как бывают не заложены способности к пению или рисованию.
В России образца две тысячи двенадцатого года настоящие светские львы встречались реже, чем один на десять миллионов. Эти штучные юноши были наследниками дедушек, мощно хапнувших народного добра в начале девяностых. Дедули наворовали очень много, но число дедуль было невелико, многодетных среди них не наблюдалось, кроме того, в наследниках значились особы женского пола и молодые люди, которые светскому безделью предпочитали активное умножение капиталов. В то же время, оно же наше время, почему-то пошла в рост порода липовых светских львов — без гроша за душой, но с большими самомнением и претензиями. Мою единственную и горячо любимую дочь Александру угораздило влюбиться в такого липового аристократа, в Андрея Смирнова.
— Маруся, тут ничего не поделаешь, — успокаивала меня Варвара.
Варя — подруга с детства, мы с ней как сестры, которые ссорятся-мирятся, но друг без друга жить не могут.
— Вспомни себя, — продолжала Варвара, — когда ты влюбилась в Игоря, никакая сила не могла тебя оторвать от него. Тетя Ира (так звали мою маму) чего только ни предпринимала. Она рта не закрывала, понося Игоря.
— Мама и виновата в том, что я вышла за Игоря.
— Как? — выпучила глаза подруга. — Тетя Ира говорила, что повесится, если вы распишитесь.
— Но ведь не повесилась. Чем больше хулила Игоря, тем сильнее я его любила. Долюбила до полного забвения. А потом, когда у нас все пошло наперекосяк, мама все время твердила: я говорила, я предупреждала.
— Выходит, тетя Ира была права?
— На сто процентов.
— Но с тобой ничего поделать было нельзя, как сейчас нельзя заставить твою дочь Сашку разлюбить Андрея.
— Можно!
— Как?
— Не знаю, но я придумаю. В этом мире можно добиться всего, если сильно захочешь и выберешь правильную последовательность действий. Ничего нельзя исправить только в другом мире, в загробном. Перед теми, кто ушел, даже повиниться невозможно.
Мы замолчали на несколько минут, упрекая себя мысленно за те горести, что доставили родителям, за невысказанную любовь, за недостаток внимания и заботы. Теперь не исправишь — наши родители умерли. Почему-то с годами о личной черствости задумываешься все чаще и чаще. Наверное, потому что перед глазами собственные дети.
— Значит, всего можно добиться? — Варвара прицепилась к моим последним словам. — Вот, например, мы с тобой: девушки нехрупкого телосложения, предпенсионного возраста — решили стать солистками балета Большого театра. Наша последовательность действий?
— Не доводи до абсурда, ты еще в цирковые акробатки запишись. Возможно все в пределах разумного. Реально молоденькой девушке увидеть истинный характер своего избранника? Реально! Значит, возможно.
Варя покачала головой в сомнении и зашла с другой стороны:
— Маруся! Но ведь Андрей очень милый…
— Не то слово! — перебила я. — Обаятельный, мягкий, воспитанный.
— И красивый.
— Стройный, высокий, лицо приятное, фигура спортивная.
— Влюбиться в него легко.
— С пол-оборота. Нужно быть слепой, чтобы не влюбиться в такого парня.
— Сашка не слепая.
— Ага, дура зрячая.
— Она дура не потому что глупая, а потому что неопытная. Свой опыт мы детям в голову не засунем.
— Да, — согласилась я, — у них еще понималки не выросли. Женилки сформировались, гормоны забурлили, а понималки спят.
— Нет таких слов, Маруся, которые бы ты сказала дочери, и она послушалась.
— Нет, — опять признала я. — Слова тут бесполезны. Если я ей скажу, что Андрей — это Обломов наших дней, она вообразит себя Ольгой Ильинской, которая пытается сделать из Облова активного члена общества. И то, что у Ольги ничего не вышло, Сашку не остановит. В молодости мы все считаем, что легко возьмем высоты, с которых скатились предыдущие спортсменки. Кроме того, относительно Обломова есть один важный аспект. Обломов — человек исключительно чистой души, абсолютной нравственности, без рефлексии в чем-то подобных героев Достоевского — князя Мышкина и Алеши Карамазова. Меня всегда интересовало, как бы повел себя Илья Ильич Обломов, окажись в доме Епанчиных или погрузись в проблемы семейства Карамазовых — извращенца-отца, неистового брата Дмитрия, болезненно-умного Ивана? Да и как Обломов справился бы с физиологической страстью, что возбуждали Настасья Филипповна и Грушенька?
