— Вы меня не заметили, — сказал он, — а у меня был вопрос.
— Могу себе представить, что это был за вопрос, доктор Макманус. — Сидни сделала саркастическое ударение на слове «доктор» и неприметно улыбнулась.
— Я хотел спросить, можно ли одновременно дышать рот в рот.
Он лукаво улыбнулся, вокруг светло-голубых глаз появились лучики морщинок. Сидни удивленно покачала головой, невольно представив себе, что целуется с этим остряком. Странно, но эта мысль не показалась ей отталкивающей. Может быть, даже приятно — целоваться с этим Макманусом?
— Знаете, когда я был спасателем, мне очень хотелось спасти девушку и дышать ей рот в рот. Такую девушку, как вы.
— Видимо, это сделало вас оптимистом. Когда я была спасателем, то боялась, что придется откачивать какого-нибудь старика с инфарктом и вонючим дыханием.
Макманус рассмеялся.
— Видимо, это сделало вас реалистом.
Улыбаясь, оба врача поежились от холода. Что-то в этом веселом докторе задело Сидни за живое. После того как Росс бросил ее за ужином, который, как она надеялась, должен был закончиться помолвкой, доктор Саксена отгородилась от мира непроницаемой стеной. Еще минута, и она разорвет в клочья этого доктора Билла Макмануса. Зачем он будит в ней давно уснувшие чувства? Все мужчины, пытающиеся завлечь ее, — обманщики и плуты, и единственная их цель — испортить ее профессиональную карьеру. Незачем начинать отношения, которые все равно кончатся крахом.
Макманус подошел ближе и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Если бы я был неврологом, то, наверное, угадал бы, что там происходит. — Он протянул руку к голове Сидни.
— Вы бы увидели мрачные мысли. Очень мрачные, — призналась она.
— Отчего же? — спросил Макманус, но Сидни лишь пожала плечами. — Вы молоды, вы умны, вы красивы. Вы в прекрасной форме.
— Что за глупости!
— Вовсе нет! Кстати, если вам нужна кукла для демонстрации, то я готов предложить свои услуги. — Макманус, казалось, смелел от собственных слов.
— Кукла? Едва ли, очень в этом сомневаюсь.
— Нужна, нужна. Между прочим, я буду очень разочарован, если вы не покажете, как делают искусственное дыхание рот в рот.
Сидни энергично тряхнула головой.
— Доктор Макманус! — воскликнула она с деланным возмущением. Когда за ней в последний раз так откровенно ухаживали? Если честно, то она сама окружила себя силовым полем профессионализма, чтобы отгонять ненужные, мешающие делу мысли. Но сейчас — и она чувствовала это — ее бастионы грозили вот-вот рухнуть. Было что-то трогательное и привлекательное в этом долговязом враче с припухшими от бессонницы глазами. Она, правда, не могла понять, что именно. Похоже, он давно спит не больше четырех часов в сутки. Лицо бледное от долгого пребывания в помещениях с люминесцентным освещением. Выглядит как угловатый подросток, а волос его, кажется, много дней не касалась расческа. Она не понимала, что такого было в этом Билле Макманусе, но почему-то рядом с ним чувствовала себя в безопасности. И это придало ей смелости, какой она не наблюдала за собой бог знает сколько лет. Может быть, и никогда.
— Слушайте, — сказала Сидни. — Вы будете моей куклой, если сумеете сегодня меня обойти.
— В самом деле? — У Макмануса возникла другая идея: — Если вы выиграете, то не упаду ли я, бездыханный, на дороге, стараясь вас обойти? — Он помолчал. — Если вы увидите меня бездыханным на асфальте… — Сидни поняла, куда он клонит, и невольно улыбнулась. — Вы меня реанимируете? Но только с искусственным дыханием, идет?
Она рассмеялась:
— Вы невыносимы.
В этот момент ожили громкоговорители.
— Участников забега просят занять места на старте.
— Удачи! — сказала Сидни, когда они подошли к полотнищу с надписью «Старт».
— Спасибо!
— Впрочем, я, наверное, пожелаю вам умеренной удачи.
Макманус рассмеялся.
Начался подъем, и Тина Риджуэй нажала педаль газа семейного мини-вэна. Одетый в спортивный пиджак и рубашку с галстуком, Марк, кипя от злости, сидел на пассажирском месте. Нарядно одетые девочки и Эшли расположились на заднем сиденье. Тина всегда думала о них так: девочки и Эшли, — словно детский церебральный паралич выделил Эшли в особую категорию людей.
— Неужели поездка в церковь обязательно должна быть катастрофой? — спросил Марк.
— Я не могла оставить дом в таком беспорядке.
— Ты не могла прийти домой вовремя?
— Марк, это же не или — или. Господи, у меня же трое детей!
— Прекрасный воскресный разговор.
— Не будь занудным ослом.
— Мама! Папа! — крикнула с заднего сиденья Мэдисон.
— Я очень рада, что ты смог читать газету, видя, что творится в доме.
Маккензи расплакалась. Марк обернулся и погладил дочь по щеке.
Тина, молча покачав головой, свернула на дорожку, ведущую к церкви, въехала на парковку и резко остановила машину.
Марк выскочил из автомобиля и открыл заднюю дверь, а Тина достала из багажника кресло Эшли. Мэдисон и Маккензи, взявшись за руки и не дожидаясь остальных, направились к кирпичному зданию церкви. Марк усадил Эшли в кресло и застегнул ремни. Потом, стиснув зубы, запел: «Мне радостно на сердце. Где? На сердце». Уловив знакомую мелодию, Эшли радостно забарабанила по столику кресла. — Иногда ты становишься редкостным болваном, — бесстрастно произнесла Тина и, не оглядываясь, пошла догонять Мэдисон и Маккензи. Если бы она не была так зла, то и сама бы расплакалась — впервые за много лет.
Тай сидел у кромки бассейна отеля «Делано» и читал триллер в бумажной обложке. Рядом с шезлонгом стоял наполовину опустошенный флакон с солнцезащитным кремом. Чтиво было занимательным. Судьба свободного мира зависит от грубого одиночки, изгнанного из школы ЦРУ за неподчинение командиру. Почему-то любимыми героями триллеров, грудами лежащих на прилавках киосков в аэропортах, всегда бывают аутсайдеры. Солнце Майами и соленый морской воздух погрузили Тая в блаженное сонное состояние.
Он оторвал взгляд от книги и с удовольствием посмотрел на волнообразную линию кромки бассейна, на строгий геометрический орнамент черепичной крыши, на сверкающие блики, плясавшие по поверхности воды. «Делано» славился своим причудливым, изысканным стилем, круглым зданием бассейна с глубокими амбразурами окон. Старомодный стиль действовал умиротворяюще. Бассейн был окружен шезлонгами и лежаками, составленными как костяшки домино. Молодые парочки, уткнувшись лицами в шезлонги и обнявшись, загорали у самой воды. Другие, приподнявшись, читали или пили особого сорта мохито, которое разносили смуглые официанты в белых брюках и белых гуайаверах. Парочки постарше сидели за столами под зонтиками, на площадке вокруг кухни, выстланной сине-зеленым линолеумом пятидесятых годов.
Некоторые женщины были без лифчиков, и Тай не мог надивиться тому, что попал в такое чуждое и экзотическое место, не покидая Соединенных Штатов. Вид почти голых женщин и обнявшихся парочек вызвал у Тая томление. Захотелось, чтобы рядом сейчас была женщина — стройная, гладкая и доступная. Он подумал о Тине. Конечно, она замужем, но он всегда чувствовал тягу к этой женщине. Нельзя, конечно, отрицать, что эта потрясающая брюнетка была ослепительно красива, несмотря на возраст. Тай представил себе, как они с Тиной, искупавшись в бассейне, идут в номер, принимают душ и ложатся в постель в маленькой, скромно обставленной комнате.
Эта фантазия недолго занимала ум. Вскоре его захлестнула волна блаженной истомы. Солнце южной Флориды сглаживало нервное возбуждение. Тай разложил шезлонг, положил книгу на край бассейна и прикрыл глаза под стеклами солнцезащитных очков. Мысли блуждали. Почему-то он вдруг вспомнил Монику Тран. Она как-то странно выглядела, когда он встретил ее с бабушкой. Розовые щеки, округлившееся лицо… «Она не беременна?» — успел подумать Тай, прежде чем сон окончательно сморил его.
Доктор Сэнфорд Вильямс и Моника Тран стояли рядышком в просторном зале суда. На Сэнфорде был костюм, на Монике — шелковое вечернее платье, хотя было всего лишь одиннадцать утра. В зале было пусто, если не считать судьи и двух свидетелей.
Конечно, ни Монике, ни Сэнфорду не было нужды так наряжаться. Для заключения брака в суде не требовалось одеваться как на праздник, но они оба хотели, чтобы это было похоже на торжество.
— Я не хочу выглядеть как соблазненная курочка в футболке и с татуировкой, притащившая дружка в суд, — заявила Моника пару недель назад.
— Татуировка у тебя и так есть, — поддразнив невесту, сказал Сэнфорд, и это была правда. У Моники на плече была вытатуирована маленькая Лягушка Мира. Они с лучшей подругой сделали эти татуировки после окончания школы. В то время Лягушка Мира была воплощением того, чем были озабочены все.
