В магазине, по пути в столовую, Олег покупает две селедки — на двоих с Гошей. Маринованные, со специями. Усаживаются за первый, назначенный для педработников стол, разделывают ее, по-матросски разрывают от хвоста до головы, закусывают для начала. Ощущая при этом непередаваемый вкус!
Прибыл физрук Вена Калашников, сразу дал о себе знать — шуткой, смехом, впрочем, и анекдотом. Расскажет и сам первый хохочет.
— А где вы, друзья, селедку взяли?
— В магазине, через дорогу.
— Малосольная? Со специями? Ну, я тогда сбегаю. А то вы так аппетитно едите…
Старший мастер Семен Семенович сегодня дежурный по столовой. Подошел, остановился, полюбовался, с каким аппетитом едят.
— Где, братцы, селедку брали? — спросил то же и почти так же. — В магазине? И глянется магазинная?
— Глянется, — утверждают Олег с Гошей.
— О-о! Но ведь, друзья мои, вы же проходите мимо моего сарая, а там бочка с малосольной селедкой. Собственного моего посола! Идете мимо, дак заверните, мою попробуйте! Не понравится, тогда шут с вами, покупайте магазинную. А понравится, дак берите кажный раз сколько угодно душе. Вот после обеда провожу вас, покажу бочку. И вы не стесняйтеся, берите от души. — Семен Семенович вдохновенно жестикулирует и отходит. Попутно с дежурством решает и благотворительную миссию.
— Хорошие здесь люди, Гоша. — Олег приступает к горячим щам.
Гоша кивает.
— В бухгалтерию не заходил? Почта пришла, может, есть письма.
— Рано еще.
— Мы же телеграммы дали из Южного. Твоя Леночка поторопится, увидишь. Сейчас ты, поди, только о ней и думаешь.
— Стараюсь забыть и не думать. Придет время — вспомню.
Второгодники, наконец-то, возвратились. Шуму, гаму добавилось. Новенькие жидко растворились в плотной массе вернувшихся с плавательской практики, при встрече с ними уступают дорогу, иные смотрят вслед.
Что сделала с ними практика! Не расходуя сил на поднятие ног, волокут они по земле ботинки, шкрогают подошвами. И, обнимаясь, виснут друг на дружке — не иначе демонстрируют всемирное морское братство. Разговаривать с этим братством, тем более — делать замечание бесполезно. Речь свою пересыпают матросским жаргоном, говорят все враз и гогочут, и выламываются, изображая из себя полупьяных… Все видели они в портах. Например, в дым пьяных своих временных наставников. Заодно с ними пивали и пиво, и спирт, потом добирались до своих кубриков чуть не на карачках, а по утру с больной головой уходили в море. Но ведь им, восемнадцати-девятнадцатилетним, надо еще учиться, придерживаясь внутреннего распорядка училища, установленного режима, нарушение которого несовместимо с продолжением учебы!
И вот с этими надо работать. Но как, с чего начинать? На летучей оперативке директор попросил Олега Сибирцева и физрука Калашникова остаться в кабинете.
Когда вышли мастера и преподаватели, кряхтел он, убирая с глаз лишние бумажки, разглядывал молодых людей.
— Вы спортсмены, у вас и сила, и уменье. За плечами у обоих техникумы. Как думаете, училище вправе ожидать от вас хорошей работы?
После такого вступления Иван Кузьмич поручил назавтра обоим прийти на утренний подъем, к семи часам. Поднять весь личный состав и вывести на линейку. Особенное внимание уделить второгодкам, третьей группе судоводителей. Она долго была без наставника, парни разболтались, надо взять их в руки. Начнем, говорит, с подъема.
— Надо, так надо, — физрук Калашников выпятил грудь.
Олег согласно кивнул. И стал думать, что ему делать на подъеме.
Назавтра, как только труба проиграла подъем, Авенир Калашников и Олег Сибирцев вошли в комнату третьей группы — им нужно уделить главное внимание, остальные встанут без их помощи. Второкурсники возились, позевывали, но один по одному встали, стали заправлять постели и одеваться. Одна третья группа будто не слышала подъема: лежала без признаков жизни. На команды дежурного мастера Терентьева не обращала внимания. Авенир Калашников остановился на пороге, оглядел спящую братию:
— Ага, это третья группа! А вам, граждане, нужен отдельный подъем? А ну, вста-ать!!! — заорал нараспев.
Парни шевелились, позевывали. Подымались, впрочем, один за другим. С закрытыми глазами скоро осталось три-четыре человека. На ближней к нему койке из-под одеяла торчали рыжие волосы, дальше виднелась роскошная черная шевелюра. С рыжего Калашников сорвал одеяло и отпустил по мягкому месту увесистого шлепка. Рыжий спрыгнул с койки с выпученными глазами. Физрук Калашников, сотрясаясь мощными телесами, захохотал во все горло. При этом он глядел на наказанного, будто спрашивал: ну, как я? Пошутил-то, а? Рыжий улыбнулся через силу, придерживаясь за заднее место: видно, горяча была плюха.
Олег тем временем вежливо разговаривал с торчащей из-под одеяла шевелюрой: а вдруг больной человек лежит с закрытыми глазами? И, поскольку парень не отзывался и не открывал глаз, стянул с лица край одеяла. Шевелюра снова натянула его на лицо и, шумно вздохнув, отвернулась к стенке. Пока Олег раздумывал, что делать дальше, лежащий приподнялся на подушке и кому-то приказал:
— Лешка! Принесешь мне еду! — И брякнулся опять на подушку. Закрыл и глаза.
Олег подошел к тщедушному пареньку, кивавшему этому, с шевелюрой, спросил:
— Это ты — Лешка? — и громко заявил: — Никакой ему еды. Пусть встанет, выйдет на линейку, умоется. И придет в столовую.
Парень с шевелюрой резко опустил ноги с кровати. Олег натолкнулся на его глаза. Из-под черных, густых бровей — глаза зверя.
— Это что, новый директор?
— Это новый дежурный, — Олег уточнил.
— А чего приказываешь?
— Старшим надо говорить «вы».
— Еще не известно, кто из нас старший, — буркнула Шевелюра.
Поднялся же человек. Встал. Вышел на линейку, где после переклички директор поздравил второкурсников с возвращением с практики и пожелал им хорошего продолжения теоретической учебы.
Парни ходили за Олегом по пятам. Ждали, когда выйдет из учительской, пойдет по коридору или уж когда к себе домой, чтобы проводить и о чем-нибудь поговорить с ним. А то выпросить для себя какое-нибудь поручение. Насчет ринга только намекнул — они тут же собрались: Жора Корчак из Холмска, александровец Эдик Грибанов, Володя Дорохин из поселка Мгачи, Георгий Шаталов из Макарова, Миша Шульга из Долинска, второкурсник Витя Мыльников и много других, которые легко запоминаются и легко забываются. Двое предложили канаты (где возьмут — не сказали), двое принесут брусья, четыре бруса под стойки в углы. За цепями и растяжками Олег обратился к пожилому мастеру Первоткину, который часто вечерами приходит к нему посидеть: почитать какую-нибудь зачитанную книжку про странствия на морях или побеседовать о своей, будто уже прожитой житухе. Нелегкая она была у него, особенно в войну. Сейчас работает с ребятами, с группой мотористов. Вечером приходит в свою мастерскую, говорит — постучать. Делает жестяную посуду, запаивает прохудившиеся чайники, кастрюли.
Да мало ли к кому пришлось Олегу обращаться. Зато ринг все-таки получился. И подстилку положили войлочную, прикрыли сверху жестким полотном. Правда, не из трех канатов он получился, а из двух. Зато теперь был свой ринг! Было где учиться вести бои.
Из города стали регулярно ходить два друга: левша, полутяжеловес Слава Маннаберг, из обрусевших немцев, и средневес Федя Леснов. Ходил и физрук четвертого училища Боря Тарасов, классический борец, как и Вена Калашников. Вместе они учились, вместе приехали. И здесь загорелся боксом. Тима Соболев приходил только на спарринги, занимался в своей секции, в горном техникуме, которой руководил приехавший из Ставрополья Володя Глашкин, высокий южанин, похожий на кавказца.
Сегодня первые соревнования. Пришли поболеть работники училища, пришли завсегдатаи субботних вечеров в клубе. Народу собрался полный зал. Боковых судей было пятеро. Олег провел с ними семинар. Сегодня он выступал в роли руководителя. Его слушали, с его словом соглашались. Это было ново в его жизни. Впрочем, выяснилось, что кроме него, никто не знал столько о боксе. Приобрели новые перчатки, в аптеке каждый боец купил себе эластичные бинты.
Когда на сцене открылся занавес и публике представился белый ринг, она взялась хлопать — так удивило публику это явление. Открыли соревнования Володя Дорохин с Эдиком Грибановым. Эдик моложе и худощавее. Вместе с ударом бросается он всей массой и часто «проваливается». Резкости ему не занимать, и инициативы тоже. Но, бой он, нет, не выиграл. Надо обратить на него особое внимание: способный мальчишка. Олег подошел к углу ринга, положил ему на плечо руку:
— Будет из тебя боец! — сказал громко, во всеуслышанье.
