Дорогой Фрэнк.
Мне очень жаль. Ты представить себе не можешь, как мне жаль. Тебе скажут, что я пытался делать это раньше. Я понимаю, как это всех шокирует, но на сей раз у меня нет выхода.
Перечитал раз записку — слабо получилось. Под рулевым колесом я оставил еще одну записку для Сью. Сообщи в полицию.
Билл.
Я тоже перечитал — действительно слабо. Я вспомнил о Дебби и Бене, задумался о тихом и странном Мюррее. Если бы у Билла получилось, они были бы в полной растерянности и безысходности. Кто бы мог подумать? Джоанна права: со временем непонимание сменилось бы обидой. Обида — очень детская эмоция; возможно, именно поэтому она была уместна по многим причинам.
Я вновь оседлал «кавалер», сунул дневник в бардачок и повернул назад к коттеджу. По дороге из телефонной будки позвонил в полицию Лестона. Я сказал им о записке для Сью, они ответили, что записку уже нашли и уничтожили.
Когда я вернулся, «транзит» стоял у коттеджа. Сью сидела на кухне, обхватив ладонями бокал с вином. У нее был неожиданно свежий, выспавшийся вид.
— О, Фрэнк вернулся. — Сью смахнула слезинку.
— Да, ездил прогуляться. Тебе что-нибудь привезти?
— Нового мужа?
Я кисло улыбнулся, но она, кажется, не обратила внимания.
— Прости, Сью.
Она вздохнула:
— Что мне с ним делать?
Мне вдруг стало страшно неловко. Сью явно мучилась от душевной боли и дискомфорта, а я не знал, чем ей помочь. У меня вырвался неопределенный звук сочувствия: «Э-ХМ».
Сью постучала обручальным кольцом по бокалу.
— Ой, совсем забыла. — Она вскочила и стала рыться в сумочке. — Билл забыл тебе отдать.
Сью протянула мне четыре бумажки по двадцать фунтов. Меня осенило.
— Разве он тебе не говорил? Я попросил его оставить деньги у себя в залог за стол, который я у него покупаю.
Сью посмотрела с недоверием.
— Да, за шестьсот фунтов, или сколько там… Я сказал — пусть это будет мой первый платеж Кстати, минуточку…
Я вышел к машине, отсчитал двести двадцать фунтов, добавил к ним триста фунтов из кармана и вернулся в дом.
— Я, кажется, могу теперь внести всю сумму, как раз деньги получил.
Купюры легли на стол. Попутешествовав со мной с месяц, они выглядели слегка потрепанными. С деньгами в восьмидесятые годы случилось неладное. Отец, когда дела шли хорошо, держал деньги нанизанными на иглу дырокола, и, когда снимал их (что он часто делал), деньги топорщились и опадали, словно были из тонкой шелковистой ткани. Сегодняшними деньгами можно порезать пальцы. Их стали делать из какого-то вечного материала, напоминающего и металл, и газ одновременно. Внутрь загнали титановую сетку, уменьшили в размерах и заострили по краям. На ощупь казалось, что в них стало меньше ценности. Мои ассигнации, побуревшие и помятые, выглядели допотопными. Выложенная на стол сумма казалась огромной. Так оно и было, по крайней мере для меня и Сью.
Сью пораженно смотрела на купюры.
— Билл ничего не говорил.
— Наверное, не до этого было.
— Наверное.
Она продолжала смотреть на деньги, словно боялась, что они вот-вот оживут.
— Но Билл говорил, что фортуна и тебя в последнее время обходила стороной.
Мне понравилась ее витиеватая фраза. Словно я — бывшая звезда из кабаре или наследный пэр, вынужденный переселиться из усадьбы в лачугу егеря. Опять мелькнул лорд Стретч из Пултон-ле-Филд в трикотине и джерси с кожаным подбоем.
— Я преувеличивал. На самом деле завтра возвращаюсь в Лондон и начинаю работать на новом месте. Снова займусь журналистикой.
Я чувствовал душевный подъем. Вот он, эффект матери Терезы, в действии.
— Работа хорошая, буду писать в новый журнал для мужчин, называется «Эмпориум». Кстати, вспомнил, Билл про машину ничего не говорил?
— Про какую машину?
— Он сделал мне такую щедрую скидку, что я подумал, а не отдать ли вам машину?
— Фрэнк, это просто смешно, люди не отдают машины.
— Нет, правда, все нормально. Через пару недель мне выделят машину от фирмы. Этой развалине пара сотен — красная цена, я проверял по местной газете. Но машина пока на ходу, вам она нужнее, чем мне. Если честно, мне недосуг возиться с ее продажей.
— Когда ты успел все это с ним обговорить?
— Пару дней назад. Билл, видимо, хотел приготовить сюрприз.
Сострил называется, прости господи.
— Вот дела. Не знаю, что и сказать.
— Нет, правда, ничего такого. Ты сама-το видела этот стол? Красотища, шестьсот фунтов — почти задаром. Честное слово, все хорошо.
Душевный подъем понемногу спадал, уступая место предчувствию беды, от которого холодело внутри.
— Нам это очень поможет, ты сам знаешь.
— Конечно. Я еще попробую подсобить Биллу, у меня есть кое-какие связи в Лондоне. Все — дело времени, пусть только поправится.
Мужик, наливающий похлебку бездомным, девушка из соцслужбы, подстригающая им бороды, да врач, лечащий грибок на ногах, — вот какие у меня будут связи в Лондоне. Я пошел наверх принять ванну и обдумать собственный безумный поступок Свой угол, деньги, машина — все испарилось за пять минут разговора. Впервые за месяц я попробовал прикинуть свой балл. От устойчивых 28–30 баллов прежних шести лет всего за шесть недель осталось меньше 10. Я делал последние никчемные ходы в игре, в которой не было выигрышного варианта. 29 баллов — не самый лучший показатель. 9 — удел тех, кто навечно погрузился в животное состояние.
Яростно обтершись жестким, как наждак, полотенцем, которое мне выдала Сью, я лег покемарить.
За ужином Сью сказала, что Билла выпишут на следующий день. Надо будет приехать к нему поутру и посвятить в брехню, которую я тут нагородил. Кстати, почему бы не скормить ему ту же бодягу про работу и машину, ему-το какое дело?
В последний вечер я постарался вести себя с детьми добрым дядюшкой. Помог Дебби сделать математику, они проходили столбиковые диаграммы. Дебби была в восторге от моих знаний. Когда дети приняли ванну и переоделись в ночные рубашки, я заглянул к ним сказать «спокойной ночи». Бен и Дебби спали в одной комнате, у Мюррея была отдельная спальня.
Мюррей, как обычно, хранил молчание и невозмутимость. Он лежал на боку в продавленной постели, глаза его наблюдали некое действо, проистекавшее в нем самом. Я положил руку на его большую, теплую голову и от души пожелал ему удачи.
Бен, ни на минуту не прекращая душераздирающие крики, не дал поцеловать себя на ночь.
Дебби сидела на краешке кровати, теребя пластмассовые бусы.
— Увидимся, Дебби.
— До свиданья, дядя Фрэнк.
Я решил рискнуть и сделал то, что давно хотел сделать, — сгреб ее в охапку и запечатлел звонкий поцелуй в нос. Она чересчур громко чмокнула меня в шею, а когда я опустил ее на кровать, задрыгала ногами и руками от удовольствия.
Я вышел на лестничную площадку и позволил себе всплакнуть. Чувство было такое, словно я подошел к некой черте. Господи, пусть это окажется правдой. Однако тихий рассудительный внутренний голос подсказывал, что это не конец. Еще не конец.
Сорок четыре фунта, восемнадцать пенсов
Последние приготовления вызывали чувство, что развязка близка и неизбежна. Встав в девять, я съездил в больницу в Сэксмандэм и оставил Биллу длинную записку с объяснениями. Вернувшись, я произвел осмотр наличного имущества. Машины у меня больше не было, так что хотя бы один из эксклюзивных беженских мешков придется оставить.
Список вещей получился куцый, привожу его полностью с необходимыми комментариями:
Восемнадцать альбомов3 шт. Фрэнк Синатра
1 шт. «Лучшие мелодии Чайковского» (на ней не оказалось моей любимой вещи, но, возможно, ее написал вовсе не Чайковский)
1 шт. сборник «Мелодии из популярных шоу»
1 шт. «Рэнди Рэкуэл не советует» (подарок Тома на мой день рождения)
1 шт. «Славься, славься» (сборник футбольных песен команд первого дивизиона за 1978 год)
1 шт. «Сотня лучших гимнов» (опять же на ней не оказалось гимна, который мне нравился, — «есть страна такая, где я в мечтах бывал» или как-то так)
1 шт. «Откуда ни возьмись» группы «ЭЛО», они опять входят в моду
2 шт. альбомы «Смите»
2 шт. альбомы Элвиса Костелло 1 шт. «Око в небесах» группы «Алан Парсонс Прожект» (подарок Мэри в раннем периоде отношений)
1 шт. альбом Рика Эстли 1 шт. «Доорз» группы «Доорз»
1 шт. «Вомблингуем на свободу», второй редкий альбом «Вомблз»
1 шт. «Ожидание» Шенберга (куплено в припадке культурного чистоплюйства, о чем жестоко пожалел впоследствии. Самые мерзкие звуки, которые когда-либо порождало человечество)
О шт. долбаный аппарат, на котором все это добро можно крутить
