Высокая оценивающе скользнула по нему взглядом, но её лицо сделалось надменным, почти каменным. Полная улыбнулась, но тут же подавила улыбку и пошла дальше, смотря прямо перед собой. По мере того, как они удалялись, возгласы парней становились всё громче.
— Э, девушка, у вас платок упал!
Хихиканье подруг угадывалось по движениям их спин. Но они не обернулись.
— Э, девушка, у вас тампон упал! Тампон!
Парни засмеялись. Тот, что был в спортивном костюме, даже привстал и хлопнул в ладоши от радости:
— Ва-ха-ха-ха!
— Пойди и подними! — повернув голову, отозвалась высокая.
— Э, ты что, бычиха, да? Бычиха?
— Да, бычиха! — дёрнув плечом, она ответила уже резко, с вызовом.
Парни засмеялись ещё громче.
— А мы — быки! — крикнул вслед Ибрагим.
— Му-у-ууууу!! — тут же замычал другой.
Смех перешёл в рёв. Девушки прибавили шагу.
«Ну и дебилы», — подумал Лебедев.
Парни продолжали гоготать:
— Э, вот ты тоже, Ибра, даёшь! Так же не бывает.
— Что не бывает?
— Да кто так с бабами движения делает?
— А как делают?
— Надо нормально подойти — познакомиться.
— Э, да он же бык. Он по нормальному не умеет.
— Э, за метлой следи!
— Э, вот у меня, короче, есть один пацан во дворе. С селухи недавно приехал. Такой бык конкретный. Короче, запарил: «Бабу хочу, познакомь с городской». Я ему говорю: «Иди, сам познакомься. Баб же валом». Он отвечает: «Ну, я же типа сельский, я же не знаю, как здесь это принято. Ты познакомь хотя бы со своими однокурсницами». Я раз решил приколоться и привёл его к нам в универ. Он такой стоит, бычара, смотрит на баб и молчит как бамбук. Они, короче, «ха-ха» над ним ловят. А он, такой, говорит им: «Э, девушки, спортом заниматься надо, на борьбу ходить, на бокс ходить». Они так ржут! Так ржут! Вы бы видели это! Он до сих пор ходит такой и всё говорит: «Бабу хочу! Бабу хочу!» Я смеюсь: «Чё, не нашёл ещё до сих пор"? А он отвечает: «Э, «лапа» нужна, «лапа». Есть лапа — есть «баба», «лапы» нет — нет бабы».
Парни опять загоготали. До Лебедева постепенно дошло, что под словом «лапа» они подразумевают деньги.
— Он что, совсем «замок»? Ну, ты рассказал, в натуре. «На борьбу ходить надо». Ещё бы на спорткомплекс «Урожай» их пригласил! Или на ШВСМ. Это ж надо таким бараном быть.
— А я раз, короче, на улице подхожу к одному пацану, спрашиваю закурить. А он с та-а-а-ким акцентом отвечает: «Не куру! Борьба хожу»!
Ибрагим вынул из внутреннего кармана пиджака бутылку кока-колы, отвинтил крышку, бросил её под ноги, отхлебнул и протянул остальным. Парни отпивали из горла по очереди.
Лузгающий семечки Лебедев удивился снова. Ему было крайне непривычно видеть четверых здоровенных парней в парке, пьющих кока-колу вместо водки. «В России бы пиво дуть начали. Или даже водяру», — подумал он. И они сделались ему ещё страннее, непонятнее.
— Анекдот рассказать? — и глаза Ибрагима тут же засверкали радостно, предвкушая смакование гадости.
— Давай.
— Раз, короче, идёт один человек в горах. Идёт-идёт и видит — в скале трещина, а из трещины ж… торчит. Он подходит и начинает её е…..Потом спрашивает: «Ж…, тебе приятно?» Ж… молчит. Он опять е. т её, а потом опять спрашивает: «Ж… тебе приятно?» Ж… опять молчит. Он снова имеет-имеет её. Потом устал и говорит: «Последний раз спрашиваю: тебе приятно?» А ж… отвечает: «Хрю! Хрю!»
Последние слова Ибрагима потонули в гортанном рёве. Парни ржали до исступления, откидываясь на спинку скамейки и хлопая себя ладонями по ляжкам. Лебедев задохнулся от омерзения.
Мимо проковыляла закутанная в платок женщина, рядом с которой шла совсем молоденькая девушка, одетая, однако, современно, в короткой юбке, в туфлях на высоком каблуке.
— Женщина, вам зять не нужен? Зять? — хохотнув, крикнул Ибрагим, едва не поперхнувшись колой.
Женщина обернулась и что-то возмущённо ответила парням, качая головой и грозя пальцем.
— Э, это не я! Это он! — притворно смутившись, воскликнул Ибрагим и ткнул в парня в спортивном костюме.
— Э, обурел ты что ли? Ты, гонимый! — громко выкрикнул тот.
— Э, кто гонимый? — забыв про женщину с девушкой, Ибрагим резко толкнул сидевшего на корточках парня рукой в плечо.
Тот неловко ткнулся задом в асфальт, испачкав ладони, но тут же вскочил и кинулся на него с ругательством. Ибрагим вывернулся от неуклюжей, медвежьей хватки и с хохотом побежал по аллее. Парень в спортивном костюме ринулся за ним. Пару раз он останавливался, подхватывал с клумб сырые комья земли и швырял их в спину Ибрагиму. Тот, уворачиваясь на бегу, схватил с другой клумбы такой же земляной ком и запустил им в преследователя. Тот ловко отскочил в сторону. Ком земли разбился возле ног Лебедева, присыпав его ботинки маленькой чёрной крошкой. Капитан вполголоса выругался.
— Да ты, косой! Бамбук!
— Бамбук — твой муж! Косой — тоже твой муж!
Оставшиеся на скамейке громко ржали и подначивали обоих.
— А у нас, короче, тоже тема была, — продолжили парни, когда оба шутника, растоптав на клумбах голые, колючие кустики роз, с криками умчались на другую аллею. — Алишка есть же с матфака универского?
— Ну.
— Вот он, короче, рассказывал. Там три пацана с его селения весь матфак «держали». Конкретно «держали». Вот так! — сжал кулак и выразительно поднёс его к лицу собеседника. — Ну, ты же знаешь, там русских много. Учиться там сложно, да и преподы не «толкаются» особо.
— Ну и чего?
— Ну, и вот, короче. Эти три пацана их не то, что «держали», доили конкретно. Они же почти все там отличники были. Стипуху, получали, короче. И вот пацаны к каждому хохлу подходили и говорили: «Всю стипуху нам отдавать будешь. И ещё каждую неделю будешь нам стольник приносить». Русские же очкошники все, сам знаешь. И поэтому делали всё, что пацаны говорили. Такие черти, отвечаю! И вот так они доили их конкретно, — глаза парня сверкнули восторженно.
— И сейчас доят?
— Короче, так год продолжалось. Потом те декану сучнули, заяву в ментуру написали. Пацаны вытянули одного прямо с лекции во двор. Там рехтанули конкретно. А он, сучёк, обратно заяву написал. Короче, отчислили пацанов, и ментам «лапу» тоже пришлось дать.
— И чего, они этим чертам, — он именно так и сказал — «чертам», а не «чертям». — Потом ничего не сделали? Да за то, что заяву написали, я их вообще убил бы, на хрен!
— Понимаешь: спалились пацаны. Вот только восстановились недавно. Сам прикинь, ещё кроме ментов, в универе тоже нехило отстегнуть пришлось. И ещё в военкомате «лапу» конкретную с них взяли. Сейчас пока оставляют их чуть-чуть, чтобы утихло всё. Но потом отвечаю: тем, кто заяву написал — труба будет!
— Да раз они черти, то их гноить надо! Это же только у чертов «лапу» забирают. Разве нормальный пацан деньги отдаст?
— В натуре.
— А они только у русских забирали?
— Нет, доили ещё у пару нацменов. Те тоже черты конкретные были. Но те заяву писать не стали. Кентов своих с района, с селухи подтянули, разборку устроили. Короче, потом решили, что их оставят после этого.
— Там, где я учусь, у нескольких чертов тоже «лапу» берут.
— Да у чертов по-любому везде «лапу» брать будут.
Парни помолчали и дружно плюнули под ноги.
— А вот у нас на факультете тоже одна баба, короче, заяву написала на пацанов.
— Чё стало?
— Пацаны её напоили вшестером и трахнули все вместе. А потом выяснилось, что беременная оказалась. Поэтому и написала заяву, чтобы деньги содрать с них. Аборт же дорого стоит. А пацанам прикинь как теперь: и ей «лапу» надо, и ментам.
— Этой бабе не жирно будет — «лапу"? Выстёгивать надо конкретно тех, кто сам разобраться не может и, как очкошник, заявы пишет. Ей кто виноват, что она — шлюха?
— Это-то понятно. Но заяву-то она написала. Менты до пацанов уже докопались конкретно. Тоже, суки, «лапу» хотят.
— И чё баба?
— На заочный перевелась.
— Кто она по нации? Тоже русачка?
— Да, нет. Нацменка. Лешка сельская.
Парень плюнул, громко отхаркнув мокроту.
— А вот Рашид с моего двора есть же?
— Раха, что ли?
— Да. Вот он, короче, со своим кентом Гаджишкой так издевались над бабами! Так прикалывались!
— Как?
— Раз, короче, идут по парку. Видят: две бабы на скамейке сидят. Две такие дуры, в натуре. Они к ним подходят, туда-сюда, короче. Бабы такие, есть же, довольные, что пацаны с ними движения делают. А они, короче, встали по обеим концам скамейки и резко её назад перевернули. Бабы вверх ногами полетели. Одна из них в длинной юбке была. Так юбка ей вообще на глаза упала, трусы наружу. Она орёт, валяется на земле, ничего не видит. А Раха с Гаджишкой бегут и на бегу «ха-ха» ловят.
— А бабы чё?
— А что они могут сделать? Орут просто громко. Раха говорил, такие дуры, в натуре, попались. Тоже лешки сельские.
