Потом моё первое дежурство по рейду. Два вахтенных: наш — Иван Оленчук и флотский Косяк, затеяли играть в войну. Бегают по катерам — бух! бух! — стреляют. Ваня с пустой ракетницей, Косяк с заряженным карабином. Для острастки даже затвор передёрнул. Я что флотскому скажу? На Оленчука наехал:
— Кончай баловаться.
Никакой реакции — не я ему авторитет.
Пошёл к боцману жаловаться. Теслик:
— Иван, сниму с наряда, а вечером опять заступишь.
Подействовало — угомонились. Зашли к нам в ходовую. Косяк коробку магазина отстегнул, покатились по столу патроны. Ваня кинулся собирать:
— Ой, патрончики!
Косяк нажал спусковой крючок. Оставшийся в карабине патрон бабахнул. Пороховыми газами Оленчуку по глазам. Ваня закрыл лицо ладонями и вприпрыжку из ходовой. На выстрел боцман прискакал:
— Как это получилось?
Косяк косится на карабин, боится в руки брать:
— Н-не знаю. Бахнул….
— А ты чего? — боцман теребит меня за плечо и, проследив мой взгляд. — О, чёрт!
Маленькое круглое отверстие чуть выше стола чернело в переборке. За ней — радиорубка, излюбленное место для письмописцев.
— О, чёрт! — боцман из рубки, следом я. Бежим, будто в пятнашки играем, а в мыслях одно — сколько дадут?
Перевели дух у закрытой на амбарный замок двери радиорубки. Ладно, пока без жертв. Но ещё не обошлось. В радиорубке аппаратуры понатыкано — мухе негде сесть, а тут стальная пуля. Каких бед натворила? Оленчук уже проморгался, бежит с ключом. Ручонки тоже ходуном ходят — с замком справиться не могут.
Пуля прошла в миллиметре от индикатора, тюкнулась в противоположную переборку, обессиленная и сплющенная, лежала в кресле радиста. Оленчук цапнул её в горсть.
— Шнурок продень и таскай на шее — посоветовал боцман. — Будешь помнить о Русском острове.
Ваня выкинул трофей за борт — к чёрту такие воспоминания!
Косяк плетётся, карабин на плече:
— Блин! Мне же за патрон не отчитаться. Антоха, сходи к Цыремпиле, попроси — у него есть.
Нашёл боцмана бурята, объяснил ситуацию. Тот — будто в порядке вещей — достаёт из кармана робы заряженный патрон калибра 7,62 со словами:
— Передай Косяку — после отбоя два раунда по пять минут.
— Всё, он меня убъёт, — незадачливый вахтёр и патрону был не рад.
Зимой мы познакомились с девушками. Вернее, он познакомился, а потом для меня пригласили подружку. Ну, ничуть не увлекла. Да и обстановка….
Косяк:
— Сейчас отдежурим, оружие сдадим и в самоход до девочек.
— Валяй, — говорю. — А мне не в чем.
Действительно, на мне синяя роба и штормовое платье — куда в таком наряде? Так и дружили, в беседке над береговым обрывом. Девчонки время коротали перед танцами в ДК офицеров. Однажды пришли весёленькие и нам вина прихватили — две бутылки по 0,75 л. Выпили. Всем захорошело. Девчонки в гости зовут. Косяк не против, а я на своём.
— Оставляй карабин, — говорю.
Хохол упрямый:
— С ним надёжней.
И ушёл. Дальше было так. Притопали втроём к двухэтажному деревянному строению. Девчонки говорят:
— Все удобства на дворе, так что….
Они вошли, Косяк задержался. А когда сунулся в подъезд, понял, что не помнит номер квартиры. Обошёл оба этажа — все двери заперты. Вышел под звёздное небо на окна взглянуть — не светится ли какое? Светит. Вернулся в подъезд, прикинул дверь, только кулаком нацелился стучать, она сама открывается. На пороге парочка: он одетый, она в неглиже — целуются на прощанье. Поблазнилось что-то Косяку, да и во хмелю он был, чтоб разумно рассуждать. Рвёт карабин с плеча:
— Хенде хох!
Мужик руки вздёрнул, а женщина с писком за дверь скакнула. Потопали. Мужик впереди — руки над головой, Косяк сзади — карабин в руках. Кого взял? За что? Куда ведёт? Одно помнил — граница рядом, и надо быть начеку.
Отконвоировал безропотного мужика в беседку свиданий, меня свистнул. Поднимаюсь на утёс, а уж женщина, одевшись, бежит выручать возлюбленного.
— У меня он был, товарищи матросы. Отпустите….
— Дура…, - мужик сквозь зубы.
Она:
— Эдик, как ты можешь?!
И в слёзы.
Косяк:
— Вызывай погранцов.
Я:
— Щас, только юбку поглажу. Тащи его в свою дежурку.
Косяк:
— Ваши документы, гражданин.
— Нету. А что я натворил?
— Пройдёмте.
Они ушли из беседки, мы остались. Женщина плакала, я ею любовался. Ей под тридцать, но никакого сравнения с дебёлыми тёлками, час назад угощавшими нас здесь вином. Она миниатюрна, изящна и несчастна…. Что ещё требуется, чтоб понравиться мужчине?
— Любовник? — спросил, чтоб не молчать.
— Вам какое дело?
Сейчас она уйдёт, осушит щёчки и уйдёт. Оскорбленная, униженная, но прекрасная в своей беззащитности женщина.
— Почему так в жизни бывает? Он вас предал, оскорбил, оттолкнул…. За что вы его любите?
— Вам что за дело?
— Хочу понять, почему выбирают подлецов? Слаще любят? Больше обещают? Полюбите меня, и я, клянусь, никогда не пожалеете.
— А сколько вам лет, человек с ружьём?
— Вполне женитьбоспособный возраст.
— Какой, какой? — она хихикнула, забыв свои горести. Тронула ладонью мою щёку. — А ты ничего…. Но на сегодня приключений хватит.
Побрела прочь, красиво ставя ноги на высоких каблуках. Сдёрнула платок, и роскошные волосы рассыпались по плечам. Снег падал на них, на её следы, улицу, на весь огромный мир, в котором никак не находилось счастье моё.
На третьем году службы Косяк залетел — попался на воровстве. Мы не были с ним настолько близки, чтобы знать всю подноготную истории. Может, это у него случайно вышло, может, крал всё время и однажды попался. Как знать? Его исключили из комсомола. Годки лишили его привилегий старослужащего, заставили мыть посуду и пол в команде. Травили на него молодёжь — в основном чурок. Был такой случай.
Косяк в умывалке потеснил от крана новобранца. Увидел кто-то из годков.
— Таджинов, ты это, кому уступаешь? А, ну-ка, развернулся и врезал. Вдарь — кому говорят!.
Матрос Таджинов кулаки перед узкими глазами выставил и на Косяка. Витёк двинул чуркмену в подбородок — тот с копыт. Годки не унимаются.
— Ну, ничего, ничего — сразу не получилось — давай ещё раз. Эй, Рамкулов, помоги земляку.
Вот уже два урюка наседают на Косячка. Витёк полотенце на плечо — бац! бац! Один летит в кабинку на очко, другой в коридор. Тому, кто в коридор кувыркнулся, годок снимает топор с пожарного щита:
— Мочи, братан!
А у «братана» кровь из носа и челюсть набок — он с топором на годка, тот в бега. Промчался новобранец с Крыши Мира по команде с оружием своих предков, и опустело в ней — кто за дверь, кто под кровать. Только Косяк с полотенцем на плече прошествовал к своей тумбочке, и взглядом не удостоив Али-Потрошителя. Нет боцмана Цыремпилова — некому сравниться с Косяком в мордобое. Вот и отомстили годки, сунув в мазутную бочку…. Слабаки.
Нептун с братвой, покуражившись над моряками, объявил о начале соревнований. Наш новый замполит старший лейтенант Переверзев заявился везде — в том числе и в гонке на яликах. Мы вернулись на катера, чтобы принять надлежащий вид, то есть переодеться. Снегирь водкой угощает. Приняли на грудь в честь праздника. А не следовало бы, тем более перед гонкой. В ялике вёсла не параллельны — одно ближе к носу, другое, соответственно, к корме. И ещё руль на транцевой доске. К нему мы Захарку посадили, как самого лёгкого. Экипаж хотели составить из дембелей, но Лёха Шлыков был на границе, и третьим стал Витя Иванов. Он здоровяк, ему место за кормовым веслом, а он на баковый усёлся — как гребанёт-гребанёт — у меня сил не хватает посудину по курсу гнать. Из оголовка вышли — я сдох, и ялик на месте закрутился.
Витёк:
— Ну, ты, Антоха, что?
— Что? Что? Ты сядь сюда и попробуй….
— Давай.
Мы встали, меняться местами и перевернули лодку. Ялику что — он пробковый. И вёсла деревянные. А уключины утопили. Вот флотский сундук ругался. Захарка смехом зашёлся, плавает и гогочет, того и гляди, пузыри пустит. На берег выбрались, замполит к нему:
— Старший матрос, идите на катер — вы пьяны.
— Кто пьяный?
Я Захарку под руку:
— Иди-иди, Санёк. За версту видно, что ты …. Не зарубайся.
Братва пограничная, отчаянно болевшая за нас, теперь беспощадно освистывала. Отправляясь в гонку, мы оставили их гораздо трезвее. Развезло или добавили? Однако, рано расслабляться — нам ещё в волейбол играть и канат перетягивать.
Новый наш замполит был классным волейболистом — когда в базе стояли, всех на площадку выгонял. У некоторых не плохо получалось. Например, у меня — разводящим под сеткой.
— Агапов, пас! — орал замполит.
— На, мочи…
И он мочил мои «свечки» у сетки.
Флотские, те всё больше в футбол, и у нас была надежда выиграть главный приз — жареного поросёнка. Только вот не перебрали ли ребята в честь праздника? Ну, ясный перец, перебрали — ни мяч принять, ни пас дать — никакой игры. Зрители — в день открытых дверей гражданских много набежало — потешаются над нами. А и нам весело — праздник же! Замполит зубы стиснул:
