— Это светлый такой?
— В техникуме мы его звали сивым. Вместе сюда добирались, за дорогу надоели друг другу. А сейчас… ну, соскучились.
— Хорошая у вас дружба: оба спортсмены, вместе работаете, живете. Интересно, откуда вы приехали? Давно хотела спросить.
— Есть на Урале, в Уфе, железнодорожный техникум. Оттуда мы сюда приехали.
— Про Уфу слышала. А большая она?
— Больше Александровска.
— У-у, какая большая! А я из Приморья, из Уссурийска. Это недалеко от Владивостока. Приехала вместе с папой, с мамой, с сестренкой, сразу после победы над Японией. Была тогда маленькая, училась в шестом классе.
— Хотите, познакомлю? — кивнул на Гошу.
— Ух! Ну, конечно, хочу.
Танец кончился, подошли к беседующим Гоше и Боре Тарасову. Увидев, кто идет, оба встали, вытянулись. Олег представил:
— Познакомьтесь, друзья мои: это Вера. — На этих словах она чуть присела. — А это мой друг Гоша. И это друг, физрук четвертого училища, москвич, звать Борисом.
Гоше первому подала руку, потом Боре Тарасову. Сказала, что видела его замечательное выступление на сцене. Гоше отдельно улыбнулась, просто так, как новому знакомому.
— Вы сегодня приехали из Южного?
— Да сейчас только. И сразу сюда. А где вас еще искать? — Он засмеялся.
— Как дорога?
— Ничего, доехали. Два раза пришлось толкнуть.
— Как там Южный?
— Живет — веселится! В магазинах все есть. Кроме спирта.
— Даже крабы? — Замечание о спирте пропустила.
— И крабы. Мальчишки прямо на дороге торгуют. Вареные. Десять рублей штука. Кета, кижуч — тоже десять. Прямо с икрой, из одного кижуча — литровая банка икры.
— Ну, этого и у нас хватает, а вот крабов… Говорят, открыли там учительский институт? — она поинтересовалась.
— Чего не знаю, того не знаю, — Гоша вздохнул.
— А вы почему не танцуете? — неожиданно спросила Верочка.
— Не умеем, — пожав плечами, признался Боря Тарасов.
Заиграли вальс. Холостяк Миша включил радиолу, на весь клуб разнесло залихватскую песню Лидии Руслановой: «Окрасился месяц багрянцем…». Олег взглянул на Верочку, она — на него. Пошли. Тем более, что к ней уже приближался Эдик Ларионов. Песня бросала в дрожь, она напоминала им первую встречу, за которую Верочке Олег вручил приз. Танцевали с подъемом, тем более, что этот танец был последним.
— Провожу вас? — не то спросил, не то постановил. Буркнул.
Она расслышала, кивнула. И тесней прижались друг к другу, и такт стал единым, как у солдат на параде, и кружение стало изящней, и танцующие будто расступались и давали дорогу.
Музыка, наконец, смолкла. Все вокруг зашевелилось, задвигалось, Верочка ушла в свой закуток одеваться. Олег вышел на улицу, бегом пробежался до своей комнатки, накинул шинель и шапку. Вернулся в клуб. Нос к носу встретились с Женей Егорченко.
— Собрался уходить? — спросил он. — А я хотел вас поздравить: танцевали вы здорово. Хоть опять вас награждай призом.
— Так в чем дело? Мы не против.
— Ишь, какой хитрый: за одну песню дай вам два приза.
Верочка появилась в окружении девушек. Олег пошел следом, попал в кучу парней, было их человек двадцать, в том числе Эдик Ларионов. Были и городские — все шли толпой позади девушек. Не первый раз идут провожать табором, вместе пели песни и травили анекдоты. Спустясь с горы, радостно пританцовывая, шли по улице Чехова мимо дома, где когда-то жил великий писатель. Улицу освещала полная луна.
Девушки по одной, по двое уходили вправо, влево — в переулки. Парни отделялись от ребячьей ватаги, в основном, тоже по одному, остальные шли вслед за кучей девушек. Верочка свернула вправо, за ней увязались сразу трое. Олег — четвертый… Таким сопровождением Верочка осталась недовольна: пошла рядом с Олегом.
— В прошлый раз вы почему-то на вечер танцев не приходили?
— Писал письма, готовился к урокам.
— Целый вечер?
— До одиннадцати.
— А потом?
— Лег спать.
— О-о! И спалось вам?
— Это мой режим.
— Соблюдаете, да?
— А как же — я боец. До сего дня ждал вызова и поездки на материк. Не дождался. Сейчас начал готовиться к весне, на первенство Сахалина.
— Хотелось бы увидеть вас на ринге, — мечтательно проговорила Верочка. Она вдруг остановилась, заговорила другим тоном: — Ну, вот я и дома. Спасибо, что проводили. До свиданья. — Руку подала только Олегу, остальные стояли в сторонке, им помахала рукой. И взялась за щеколду. И еще раз обернулась, чтобы взглянуть, как ему показалось, на него одного. И все: калитка захлопнулась. Олег осмотрел дом, в котором она жила. Стоял он вначале переулка, недалеко от улицы Чехова; тремя окрашенными в голубой цвет ставнями окон обращен в этот самый переулок. От остальных домов ничем не выделяется; так же, как и другие, нахохлясь шатровой крышей, тихо подремывает под луной.
Парни ожидали поодаль. Все они, Олег заметил, относятся к нему с уважением. Дорогой донимали вопросами о боксе, о боях, о тренировках. Один Эдик Ларионов молчал.
— Давайте песню, — предложил Олег и, не встретив возражений, начал:
Глухой, неведомой тайго-ю…
Парни дружно подпевали. Песня сближала едва знакомых парней. В перерывах вели разговор, из которого Олег понял, что все они приехали с материка и здесь осели надолго. Слово за слово Олег рассказал, как учился в Новосибирском железнодорожном училище, как направили в Уфу, в техникум трудовых резервов, и как он там учился. Поднявшись к Рыбному городку, где все они жили, парни пожали друг другу руки. Эдик Ларионов, подавая Олегу руку, прошипел:
— Перешли вы мне дорогу… — И, пошатываясь, пошел в общежитие.
Какое это освобождение от лямки — передача группы мастеру Кучину! Олег поправляет на себе и натягивает сшитый в мастерской пиджак. Вздыхает: «Нет, я еще не наставник в полной мере. Вот как мне быть с этим Ларионовым? Угораздило-то его, лентяя, влюбиться в красавицу Верочку…»
Гоша соглашается, но не совсем:
— Не обращай внимания на этого Ларионова. Да можно и поговорить: куда, мол, тебе до нее: хотя и с шевелюрой, но не по своей харе выбираешь… А насчет свободы — это ты правильно сказал. Только директор Москальцов о тебе не зря печется: дает приработать дополнительно к зарплате. Он, гляди, и еще что-нибудь надумает.
Гоша говорит без зависти: любит друга, радуется за него. Почистив туфли, Олег потягивается.
— Ну, пора выходить. До столовой еще пока дойдешь.
— Выходить, так выходить. — Гоша оправляет на себе новую, купленную в Южном, рубашку, одевает пиджак, шинель.
Идут сквозь сетку падающего снега, он набухает на плечах, нависает на шапке и на бровях. Идут, наклоняясь к встречному ветру, но шаг нетороплив, размерен, как и положено в праздничный вечер. В прихожем тамбуре столовой отряхиваются от снега, входят. Разноцветными огнями горит наряженная елка. В зале разодетая публика; сбившись в небольшие группы, гости ведут беседу, входящих приветствуют и опоздавших, и задержавшихся, среди которых оказался и сам директор Иван Кузьмич с супругой. Пришел холостяк Миша с баяном. Мастер Терентьев забрал у него баян, тут же заиграл. Он такой. Бывший военный моряк, любит и требует от ребят полного порядка, чтоб койки были заправлены, как по линейке. Чтоб сами были готовы к урокам. Когда в общежитии дежурит, играет на баяне и улыбается, ребята слушают с удовольствием. Легко и быстро проходят мимо или, остановившись, соблюдая такт, о чем-нибудь спрашивают. Казалось бы, мелочь — баян-то, а задумываются. Он заиграл вальс «Дунайские волны» — женщины, девушки встали, закружились. Гоша, к Олегову удивлению, пригласил толстушку Свету из бухгалтерии и довольно сносно стал танцевать.
Стоя во главе стола, директор Москальцов подал команду:
— Всем садиться! — И повторил: — Я сказал: садиться! Я хозяин здесь или не хозяин? — спросил, оглядываясь налево-направо. Послал Женю Егорченко, оторвав его от смуглой, худощавой супруги, бухгалтерши, остановить «всякую неорганизованную музыку». Стали занимать места за длинным столом, составленным из множества квадратных столиков, накрытых белыми скатертями.
Тут явились Вена Калашников с женой, явно опоздавшие, и вызвали, к неудовольствию директора, дополнительное оживление, особенно мужской половины. Усатый и кудрявый Борух Талалай вскочил и, в шутку ли, всерьез ли, стал помогать женщине раздеваться. Она сняла валенки, одела туфли на высоком каблуке и огладила на себе легкую, красивую голубую кофточку и черную юбку. Посмотрелась в зеркало, прибрала рассыпавшиеся светлые волосы. И все, готова. Отмахнулась от надоевшего ей усатого Талалая и, подтолкнув своего благоверного, вместе с ним направилась к столу. Заняла свободное место рядом с Олегом и Гошей.
