Меня завели в кабинет. Вслед за мной в комнату вошел юноша лет двадцати и сел напротив – караулить. Портретов президента нигде не было. Зато на противоположной стене я заметила доску с приколотыми к ней детскими рисунками. Значит, ничто человеческое им не чуждо.
Полицейский настороженно смотрел на меня и ловил каждое движение. Так наблюдают за диким зверем, чтобы не пропустить момент, когда он решит на тебя броситься.
– Не ссыте! Не сбегу. Русские не сдаются! – сказала я по-русски – не для того, чтобы его запугать (все равно ничего не понимает), а чтобы себя подбодрить. И в камере буду говорить сама с собой, чтобы не сойти с ума. Сколько меня здесь продержат, интересно?
Господи, родители же сегодня ждут меня, будут звонить… Я представила, что случится с мамой, когда она поймет, что я исчезла.
Я достала телефон. Срочно надо позвонить ей.
Цербер подскочил и выхватил у меня трубу.
– Vous n’avez pas le droit de téléphoner!
– But if I want to call my lawyer?
– Non!
– Ни фига себе у вас тут демократия? Я не могу позвонить адвокату? Идиотизм!
Я замерла на стуле. Ничего не поделаешь. Может, это к лучшему. Что я сказала бы маме – что я арестована?
Где же Саша? Он ведь поможет… Он должен помочь. Одной мне отсюда не выбраться.
Минут через десять явился хрупкий человечек небольшого роста. Они перебросились с юношей парой фраз, после чего малец отдал ему мой телефон.
– Do you speak French?
– No, just English. Or Russian.
Он протянул мне бумагу. Бумага была на ломаном русском.
«Задержаны сроком на 24 часов… Имеете право вызывать адвоката, медицинская помощь в случае нужности. Чтобы уведомить семью, вы можете обратить к офицеру полиции… Срок содержания под стражей может будет продлен по решению прокурора».
Строки прыгали перед глазами.
– Your signature!
Я подписала бумагу – та-та-та-там! – первый документ в качестве заключенного.
Потом пришла женщина с пробирками. Надо подуть в трубку на алкоголь. Без проблем. Я чиста. Хрупкий заносил в компьютер данные паспорта, пока тетка анализировала мое легкое дыхание.
– Follow me! – приказал хрупкий.
Я повиновалась. Мы вышли в коридор, он впереди, за мной – юноша. Меня вели под конвоем.
Мы шли куда-то в глубь здания. Наверное, ведут на допрос. Открылась железная дверь, меня подтолкнули вперед… Мама! Я не хочу…
Я не хотела, но дверь захлопнулась у меня за спиной. Это была камера. Койка, железный стол, умывальник, окно. Все.
Удавиться я не успела. И разрыдаться тоже. Дверь опять открылась, и вошла женщина в голубой жандармской рубашке. И вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ… Не полицейские они, а жандармы, душители русской свободы!
Тетка забрала туфли, и я осталась босиком на холодном полу. Потом пробежалась пальцами по всему телу – мерзкие холодные прикосновения. Заставила раздеться, осмотрела одежду, прощупала швы. Взяла сумку, порылась – вынула зажигалку, сигареты оставила. Ушла. А мне пришлось напяливать на себя поруганную одежду – брюки, майка казались еще грязнее тех, что были в багажнике. Те были испачканы всего лишь кровью и потом, а эти – замараны прикосновениями чужих рук, принадлежащих людям, подозревающим меня в преступлении.
Я сидела и смотрела в окно в тупом оцепенении.
Я не думала, что это конец карьеры, шенгенской визы и вообще жизни, хотя тени этих мыслей витали в голове. Просто думала, какой тонкий край – от моего вчерашнего легкого существования, в котором, как мне казалось, так много несчастий и несправедливостей, до этого момента, за которым ничего дальше не просматривалось. И что сегодня ночью, пока я мчалась по дороге, я была счастлива. И даже в больнице, возле носилок, на которых умира… надеюсь, он жив… на которых корчился от боли Аркадий, тоже.
Я вздрогнула – дверь камеры с лязгом отворилась.
Вошел Цербер. Выдал мне пакет с флизелиновыми шлепками, похожими на те, что дают в салоне красоты. Что-то буркнул.
Я сама себе перевела:
– Арестованная Борисова, на выход, руки за спину!
И по собственной инициативе заложила руки – не хватало еще наручников.
Меня привели в тот же кабинет, где нас уже ждал Хрупкий. Он сидел за компьютером. Хрупкий заговорил на английском – примерно так же, как говорила я. Видимо, поэтому мы понимали друг друга.
– Let’s speak English. The translator is on his way.
– Да не вопрос. Let’s do it.
Вопросы были стандартные. Вопросы допроса.
Борисова Алена, гражданство – Россия, профессия – журналист, резиденция во Франции – вилла «Ливия», Канны, цель визита – здесь я споткнулась… Что говорить? Саша же просил не выдавать, что мы знакомы.
– Я пишу о моде, – сказала я.
– Так это бизнес-визит? У вас же каникулы in Russia, – оживился он, думая, что поймал.
– My work is my pleasure.
Он выстукивал на компьютере – записывал показания. Потом пошли вопросы по существу:
– Где вы были в 4.40 утра?
– Ехала в машине, кар.
– Где вы взяли машину?
– For rent. Еврокар.
– Кто был за рулем?
– Я, – странный вопрос, а кто же еще.
– Вы управляли автомобилем Bentley?
«Бентли»? Какой такой «Бентли»?
– No, ноу Bentley! Май кар из «Рено».
– Renault? – Хрупкий замолчал, поднял голову от клавиш. Потом опять ожесточенно застучал по клавиатуре.
– Почему вы поехали по дороге вдоль моря, а не по autoroute?
– Просто так, посмотреть, to look around, I’m a tourist.
Хрупкий вышел. И я опять осталась наедине с Цербером.
Я ему явно не нравилась. А может, ему все русские не нравились. Может, у них кампания развернута против наших. Предвыборный пиар. Прохоров сидит на нарах в Куршевеле, мы с Канторовичем здесь. Боже мой, вчера я обсуждала арест Прохорова, а теперь сама сижу тут, мотаю срок. Канторович, Прохоров, Борисова – вот они, нарушители спокойствия французских буржуа. Мне, между прочим, обидно. Ну, парни, понятно, но я-то что здесь делаю? Вот мое обычное счастье – оказаться не вовремя в ненужном месте. Подумала и устыдилась своих мыслей – а если бы я не наткнулась на них? Может, Аркадия уже бы не было на свете.
Время опять тянулось. Медленно, вяло, страшно.
Хрупкий вернулся. Но не один, а с человеком в розовом свитере и с красным шарфом, намотанным вокруг шеи. А на улице-то жарко. Пижон.
– Я буду с вами говорить по-русски.
Обрусевший французишка. Офранцуженный руссак.
– Я Серж Власьенко, переводчик.
Власовец, понятно, пособник душителей свободы.
– Ваше имя.
Я повторила сказанное до того. Про цель визита, про работу и про то, как и куда я ехала. Хрупкий задавал вопрос по-французски – свитер переводил.
– Где вы находились в 4.40 утра?
– Ехала в машине из Монте-Карло в Канны.
– Кто руководил машиной?
– Я же уже объясняла ему – я была за рулем, я!
– Вы никому не передавали автомобиль в управление?
Я замялась. Они, по-моему, это заметили. Черт, ну нет у меня опыта допросов! Пытать же не будут, наверное. Не 37-й год! Сталина, Сталина на них нету, на обнаглевших этих лягушатников. Нет, не Сталина, а Кутузова! Или Суворова?
– Э… Нет…
– На каком автомобиле вы двигались?
– «Рено Твинго», я тоже это говорила!
– Где находился в этот момент автомобиль «Бентли Континенталь»?
– Если вы имеете в виду машину, которая взорвалась, я не знаю ее название…
– Отвечайте на вопрос. Где находилась машина «Бентли»?
– Я отвечаю. Я не знаю, какая была марка машины, на дороге я увидела аварию. Машину, вмятую в дерево. Я не рассматривала марку! Я смотрела, есть ли кто в живых!
– Вы можете предъявить документы, подтверждающие прокат машины «Рено», ключи?
– Да! – черт, я совсем забыла. – Нет…
– Нет? Вы не имеете документов?
– Нет! – Моя клетка захлопнулась навсегда. Я чувствовала, как меня опутывают эти неточности и умолчания, и, наверное, со стороны полицейских все выглядит и правда дико. А я – явная преступница.
– Где в настоящий момент находится машина «Рено»?
– Вы понимаете, я передала документы, и ключи, и машину человеку, который… Ну, в общем, я не знаю имени, он помощник Александра Канторовича, который был в машине… которая горела…
– Еще раз. Вы можете назвать местонахождение автомобиля «Рено»?
– Нет.
– Имя человека, которому вы передали автомобиль?
– Нет! – Все, мне конец!
– Предъявить документы?
– Нет!
– Вы давно знакомы с мсье Канторович?
– Эээ… Нет.
– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с мсье Канторович?
Надо сделать паузу. Хрупкий самозабвенно выбивал на клавишах ритм.
– Можно мне воды?
– Разумеется, но отвечайте на вопрос!
– Сегодня утром. В момент аварии.
– Он представился?
– Да. Он сказал, как его зовут.
– Вы знали, кто это?
– Слышала. У нас в газетах про него пишут.
– Почему вы доверили его помощнику машину?
– Ну просто… Как знакомому…
– Куда вы направлялись в момент задержания вас в районе Ля Бокка?
– В гостиницу.
– Вы находились с ним в интимных отношениях?
