— А все-таки?
— Нормальная врожденная комбинация. Ну, конечно, я обрадовался, а потом и думать про нее забыл, пока не посмотрел твою кровь.
— Когда же это было? — удивился Деон.
— Разве ты не помнишь? Как-то вечером я влетел в бунгало, а ты сидел в гостиной, я мы пошли в лабораторию, где я тогда работал. И я взял у тебя кровь.
И Деон вспомнил — словно вдруг распахнулось окно в прошлое.
— Ах да! — сказал он. — Конечно. Как-то вечером. После… — Он запнулся и посмотрел на Элизабет. — Это было в тот вечер, когда мы… в тот самый вечер… — пожав плечами, он снова повернулся к Филиппу. — И в моей крови ты обнаружил такую же хромосому?
— Да, Деон.
— И в крови моего… — Деон снова осекся и посмотрел на Филиппа прямым открытым взглядом. — И в крови нашего отца? Когда он был в больнице?
— Да. Я должен был узнать правду.
— Совпадение обстоятельств и хромосом, так сказать! — Деон засмеялся нелепости этой фразы. И тут же изумленно покачал головой. — Это по-прежнему кажется… невероятным. Ну, во всяком случае, в конце он попытался загладить…
Филипп молчал, отведя взгляд. Потом он тихо произнес:
— Я никогда не испытывал никакой злобы. Хотя и чувствовал несправедливость. Тяжело быть непризнанным. Но как-то приспосабливаешься. — Он перевел взгляд на картину — художника явно увлекал эффект синих теней на темной коже — и долго смотрел на нее.
Молчание затягивалось.
— И все-таки, — в конце концов сказал Филипп, — это было хорошее время.
Деон тоже испытывал потребность переменить тему, и все-таки ему трудно было сразу с ней расстаться, а потому он оживленно подхватил:
— Да, тогда на ферме было чудесно. Все это не имело ни малейшего значения. Дети ведь ни на что подобное не обращают внимания.
Филипп все еще изучал картину.
— Может быть, и так. Хотя со всей полнотой судить об этом может только тот, кто знает оборотную сторону медали. Но я говорил о другом. Мне вспомнился наш первый год в больнице, когда мы были стажерами.
— Да-да. Ты ведь сегодня видел Робби. А помнишь, как Робби однажды присоединился к нашему больничному хору?
— Конечно! — Филипп засмеялся.
— Какому больничному хору? — спросила Элизабет.
— Однажды и он был певицей, — объяснил Деон.
— Я никогда про это не слышала.
— Ну, видишь ли… ты знаешь, каким был Робби. Да таким он, собственно, и остался. Статус врача никогда не внушал ему особого почтения.
— Робби — шут, — твердо сказала она. — И часто далеко не так смешон, как ему кажется.
— Но ты хочешь дослушать?
— Хорошо, продолжай.
Улыбка Деона утратила искренность.
— Каждый сочельник, — начал он, — сиделки поют рождественские гимны. Все свободные от дежурства, то есть те из них, кого никуда не пригласили, надевают форму и со свечами в руках обходят палаты, распевая гимны. Обычно к ним присоединяются и сестры — несостоявшиеся оперные певицы, я полагаю. Ну, так Робби заключил пари, что пройдет с процессией и никто его не узнает. И будет петь!
Они посмеялись, и Деон, оживившись, продолжал:
— Робби раздобыл все необходимое — парик, форму больничной сиделки, накидку, туфли, шапочку — ну, словом, все. Даже накладные ресницы. В сочельник он переоделся, загримировался, выпил рюмочку-другую коньяку для храбрости, забрался в уборную и ждал там среди подкладных суден.
— Воображаю, — проговорила Элизабет. Она улыбалась, и напряженность исчезла из ее глаз.
— Девицы, уж не знаю в какой раз, будили больных, снова затягивая «Тихую ночь», и тут Робби выскользнул из уборной и присоединился к ним. Кое-кто посмотрел на него подозрительно, но несколько девушек были посвящены в затею и загородили его от остальных.
— И он пел? — спросила Элизабет.
— По-моему, он решил не искушать судьбу. И просто шевелил губами. Делал вид, будто поет.
— А потом в часовне! — подсказал Филипп.
— Верно! На этом дело не кончилось, — продолжал Деон, повернувшись к Элизабет. — Пройдя с гимнами по всей больнице, они отправились в часовню на рождественскую службу. В тот год служил молодой католический священник, и Робби постарался сесть прямо перед ним. А посреди службы взял и подмигнул ему.
Улыбка Элизабет становилась все шире.
— Ну, тот решил, что ему почудилось, и отвел взгляд. Но Робби заметил: священник нет-нет да и скосит на него глаза. Тут уж Робби заморгал своими пышными ресницами, кокетливо облизнул губы и выпятил накладной бюст, так что бедный священник прямо-таки начал заговариваться. По-моему, он и сам не мог разобрать, что перед ним — Бытие или Откровение. Уставился на Робби как зачарованный.
— Он был просто загипнотизирован, — вставил Филипп. — Словно птичка перед змеей.
— Под конец Робби начал показывать ему ножку, — продолжал Деон. — И чуть увидит, что священник приходит в себя, так вздернет юбку еще выше. Тут и был конец проповеди.
Они с Филиппом расхохотались, и Элизабет присоединилась к ним.
— Бедняжка, — сказала она. — Священник — бедняжка.
— Да, конечно, — согласился Филипп.
На минуту наступило молчание.
— И все-таки, что ни говори, это было счастливое время, — сказал Филипп.
Деону хотелось поддержать их веселое настроение.
— А помнишь доску для объявлений в школе сестер? Чего только ребята не наклеивали на нее! Как это там было о девственницах?
— Не помню.
— Ах, да! Примерно так: «Сегодня состоятся собрание всех девственниц — у телефонной будки».
Филипп улыбнулся, и снова наступило неловкое молчание, которое Деон поспешил прервать.
— Ты долго думаешь пробыть в Южной Африке?
Филипп пожал плечами.
— У меня отпуск на полгода. Но все зависит от… ну, ты знаешь.
— Да. Мне следовало бы давным-давно навестить твою маму. — Деон старался говорить тоном самого искреннего сочувствия и сознавал, что перебарщивает. — Как-то странно, что они оба, твоя мать и мой… мой отец…
— Тут нет ничего странного.
— Я хотел сказать…
— Я понимаю. Но это ведь не совпадение. Ты же знаешь — старость.
И снова тягостное молчание. Неужели нас ничто не связывает? — подумал Деон. Неужели ничто?
— Как ты думаешь, когда будет найдено средство против рака? — спросил он, чтобы заполнить паузу. — Исследования ведутся повсюду, но результатов пока не видно.
Филипп сжал губы.
— Не сказал бы. Мы узнаём все больше и больше, особенно о патогенезе.
— А что такое патогенез? — с неожиданным интересом спросила Элизабет.
— Ну, если дословно, «генез» значит происхождение, «пато» — болезнь. Возникновение болезни. Например, было доказано, что определенные вирусы играют важную роль в новообразованиях, по крайней мере у животных.
— В самом деле? Так, значит, можно создать вакцину против рака, как против оспы?
Филипп усмехнулся.
— Когда удастся выделить вирус.
— А как, по-твоему, вирус воздействует на клетку? — задал вопрос Деон.
— Начнем сначала. Что такое рак? Неконтролируемый рост клетки, — терпеливо объяснял Филипп. — Ну, а вирус? Это либо частица ДНК, либо РНК, то есть тот же химический материал, который контролирует деление и рост нормальных клеток. Иными словами, эти так называемые нуклеиновые кислоты несут в себе план новой клетки. Это понятно?
— Кажется, — сказал Деон.
Элизабет промолчала.
— Когда вирус вызывает новообразование, предположительно происходит следующее: он проникает в клетку и подключается к генетическому коду этой клетки. А это нарушает контроль над делением клетки, и оно становится беспорядочным. Это и есть рак.
— Не слишком ли это упрощенно? — спросил Деон.
— Может быть. Но очень многое свидетельствует в пользу вирусной теории. Давно известно, что у кур и мышей лейкемия может передаваться от одного животного другому вирусными частицами. Есть также основания считать, что лейкемия каким-то образом связана с дефектными хромосомами. Ты что-нибудь читал о филадельфийской хромосоме?
— По-моему, нет.
— Они обнаружили дефектную хромосому у девяноста процентов больных с определенной формой лейкемии. Более того, люди с синдромом Дауна или подвергшиеся радиоактивному облучению, как тебе известно, чаще заболевают лейкемией, а как у тех, так и у других есть дефектные хромосомы. Вот видишь, доказательства накапливаются.
— Интересно, — сказал Деон и задумался. — Отец умер от лейкемии, а у нас, всех троих, есть дефектная хромосома…
Хлопнула входная дверь, и они, замолчав, оглянулись. Мгновение длилась тишина. Затем раздался женский смех.
Филипп перехватил тревожный взгляд, которым обменялись Деон и Элизабет. В течение вечера он замечал напряженность, крывшуюся за фразами, которыми обменивались муж и жена, и спрашивал себя, не он ли тому причиной. Однако до сих пор ни Деон, ни Элизабет не дали ему почувствовать, что он лишний.
