Я прекрасно понимала, что это не ответ. Анук беспокойно завозилась и натянула плед себе на голову. От нее исходил аромат ванили и лаванды, а еще — слабый, похожий на овечий, запах спутанных волос, которые за последние четыре года стали значительно грубее и гуще, действительно прямо как нечесаная шерсть дикого животного.
А у Розетт волосы по-прежнему младенчески мягкие, точно пушок молочая или лепестки ромашки, а на затылке, где ее голова касается подушки, они еще больше истончились и отчасти совсем вытерлись. Четыре года без двух недель, однако выглядит она значительно младше своих лет: ручки и ножки как палочки, глаза слишком большие для ее крошечного личика. Мой Котеночек — так я ее называла в те дни, когда это еще казалось шуткой.
Мой Котеночек. Мой маленький оборотень.
Анук снова завозилась в своей норке и уткнулась лицом мне в плечо, а руки засунула под мышку.
— Ты же совсем замерзла, — сказала я.
Она молча помотала головой.
— Может, чашечку горячего шоколада?
Она еще более энергично помотала головой. И я вдруг с удивлением подумала — до чего же сильно щемит сердце от подобных мелочей: пропущенный поцелуй, сломанная игрушка, нежелание слушать сказку, нескрываемое раздражение на лице, где когда-то играла улыбка…
«Дети как ножи, — сказала как-то моя мать. — Они наносят глубокие раны, хотя вроде бы этого и не хотят». И все же, согласитесь, мы тянемся к ним и, пока живы, сжимаем их в объятиях. Анук, мое летнее дитя; за эти годы она так отстранилась; я вдруг подумала, как много времени прошло с тех пор, когда она позволяла вот так держать ее в объятиях, и мне ужасно захотелось продлить эти мгновения, но часы на стене тут же сказали: уже четверть седьмого…
— Ложись в мою постель, Нану. Там теплее, да и потолок не протекает.
— Так что насчет Тьерри? — спросила она.
— Мы потом об этом поговорим, Нану.
— Розетт не хочет, чтобы он приходил, — упрямо заявила Анук.
— Господи, да ты-то откуда знаешь?
Анук пожала плечами.
— Просто знаю, и все.
Я вздохнула, поцеловала ее в макушку и снова почувствовала тот запах овечьей шерсти и ванили, к которому примешивался еще какой-то, более сильный и более взрослый аромат — запах ладана, как я догадалась в итоге. Да, конечно, Зози вечно курит ладан у себя в комнате. А Нану постоянно торчит там, они о чем-то болтают, она примеряет одежду Зози. Впрочем, это даже хорошо, что у нее есть кто-то вроде Зози; взрослый человек — но не я, не ее мать, — которому можно доверить свои секреты.
— Ты должна дать Тьерри хоть какой-то шанс, Нану. Я понимаю, он не идеален, но ведь он действительно тебя любит…
— Между прочим, ты и сама не хочешь, чтобы он приходил! — заявила Анук. — И ты по нему вовсе не скучаешь, когда он уезжает. Ты вовсе не влюблена в него…
— Так, довольно. И пожалуйста, не начинай снова, — сказала я строго, но меня охватило отчаяние. — Любить можно по-разному. Я же люблю тебя, я люблю Розетт, и одно лишь то, что к Тьерри я испытываю несколько иные чувства, вовсе не означает, что я его…
Но Анук меня уже не слушала. Она вылезла из-под пледа, стряхнула с себя мои руки. Ладно, мне ясно, в чем тут дело. Тьерри вполне нравился ей, пока не вернулся Ру. Но когда Ру ушел…
— Я знаю, что для нас лучше всего. И делаю это для тебя, Нану.
Анук пожала плечами; в эту минуту она удивительно походила на Ру.
— Поверь, девочка. Все у нас будет очень хорошо.
— Да как угодно! — бросила она и пошла наверх.
7 декабря, пятница
Ох, до чего же печально видеть, как портятся отношения между матерью и дочерью! Особенно если они так близки, как эти двое. Сегодня Вианн выглядела особенно усталой, лицо измученное. Скорее всего, совершенно не выспалась. И слишком устала, так что не замечает растущую обиду в глазах дочери и того, как Анук оборачивается ко мне, ища поддержки и одобрения.
И все же мне на руку то, что сейчас Вианн в проигрыше: теперь я главное действующее лицо в этом, если можно так выразиться, спектакле и могу использовать свое влияние хоть сотней различных, незаметных способов. Начнем с тех умений, которые Вианн так умно ниспровергала, с этих замечательных орудий воли и страсти…
Пока что я еще не совсем понимаю, отчего Анук так боится к ним прибегать. Наверняка случилось что-то такое, за что она до сих пор винит себя. Но оружие для того и придумано, Нану, чтобы им пользоваться. Во имя добра или во имя зла. Это уж тебе выбирать.
Пока что ей, правда, не хватает уверенности в себе, но я убедила ее, что никакого вреда парочка маленьких чудес никому не принесет. Она может даже воспользоваться своими умениями от имени кого-то другого — хотя это, по-моему, просто обидно; впрочем, впоследствии мы легко исцелим ее от подобного «самопожертвования», — а к этому времени чудеса станут для нас уже делом привычным и можно будет поработать над чем-нибудь более существенным.
Так чего же ты хочешь, Анук?
Чего ты хочешь на самом деле?
Ну естественно, того же, чего и любой нормальный добрый ребенок. Хорошо учиться, пользоваться авторитетом среди друзей, иметь возможность отыграться за любую мелкую обиду, нанесенную врагами. Все эти задачи решить легко, а потом можно перейти и к более сложным вещам — работе с людьми.
Вот, например, мадам Люзерон, похожая на старую фарфоровую куклу с бледным, печальным лицом, покрытым толстым слоем пудры, и экономными, хрупкими движениями. Требуется, чтобы она покупала больше шоколада; вряд ли три ромовых трюфеля в неделю оправдывают наше повышенное внимание к ней.
Затем Лоран. Он является сюда каждый день и часами сидит над одной-единственной чашкой кофе. Он, пожалуй, самая большая для нас помеха. Его присутствие раздражает многих покупателей, а некоторые, увидев его, и вовсе уходят — например, Ришар и Матурен, а ведь они, наверное, тоже с удовольствием заходили бы к нам каждый день. И потом, Лоран крадет сахар из сахарницы, причем рассовывает куски по карманам с таким видом, словно и так уже за все сполна расплатился и не желает тратить деньги зря.
Затем Толстяк Нико. Прекрасный клиент: покупает порой шесть коробок в неделю; но Анук тревожит его здоровье. Она заметила, с каким трудом он поднимается к нам на Холм, и просто в ужас пришла от того, как он задыхается, преодолев всего лишь один пролет лестницы. Ему обязательно нужно похудеть, говорит она. Можно ли ему как-то в этом помочь?
Ну что ж, мы-то с вами знаем, что на одних добрых пожеланиях далеко не уедешь. Но путь к сердцу Анук извилист, хотя я вряд ли ошибаюсь, предполагая, что результаты сторицей окупят любые потраченные мною усилия. А пока позволим девочке забавляться — так котенок острит свои коготки, играя с клубком шерсти и готовясь поймать свою первую мышку.
Итак, обучение начинается. Урок первый: симпатическая магия. Иными словами — использование куколок.
Мы с Анук делаем куколок из деревянных крючков от вешалок — это куда проще, чем возиться с глиной, — и она носит их с собой по две в каждом кармане, выжидая подходящего момента, чтобы попытаться применить их магию на практике.
Деревянная куколка №. 1 — мадам Люзерон. Высокая, негнущаяся, в платье из кусочка тафты, подпоясанном жесткой лентой. Седые волосы из ваты, маленькие черные туфельки, шаль весьма мрачной расцветки. Лицо ей мы нарисовали фломастером — Нану даже язык высунула от старания, пытаясь правильно передать выражение лица мадам Люзерон. Мы даже ее лохматую собачонку сделали из ваты и прицепили ей к кушаку. Получилось очень даже неплохо, а несколько волосков мадам, которые мы осторожно сняли с воротника ее пальто, послужат отличным дополнением.
Куколка № 2 — это сама Анук. Она с удивительной точностью подмечает мельчайшие черты тех, чей образ воплощает в своих крошечных фигурках: у ее куколки, например, такие же курчавые волосы, как у нее самой, и одета она очень похоже, в желтое платье, а на плече у нее восседает сделанный из серой шерсти Пантуфль.
Куколка № 3 — это Тьерри Ле Трессе, естественно, с мобильным телефоном в руках.
Куколка № 4 — Вианн Роше, одетая в ярко-красное вечернее платье, а не в черное, как обычно. Вообще-то я лишь однажды видела ее в красном. Но Анук считает, что ее мать чаще всего носит именно красное, потому что это цвет жизни, любви и магии. Интересно. Этим можно впоследствии воспользоваться. А пока подождем подходящего момента.
И займемся другими делами. В магазине работы полно, поскольку Рождество приближается семимильными шагами и самое время создавать постоянную клиентуру. Надо выяснить, кто из наших покупателей как себя проявил по отношению к Вианн; изучить и перепробовать весь наш зимний ассортимент — и, возможно, прибавить к нему еще кое-что особенное, из тех вещей, которые Вианн делает сама.
