— Прочти-ка! —оказал он весело.
Это было заявление от доцента Азманова. В нескольких словах тот сообщал, что просит освободить его от работы, так как он собирается перейти в институт фитопатологии. Мотив: названный институт больше соответствует характеру его научных интересов. Между прочим, это было в какой-то степени верно. Сразу же после того злополучного собрания Азманов занялся изучением некоторых вредных для растений вирусов.
— Ясно! — коротко реагировал Сашо.
— Что — ясно? — Аврамов опять усмехнулся.
— Мы ведь ему отрезали все пути. К быстрому восходу, я хочу сказать.
— И все же нужно признать, что последние несколько месяцев он работает очень прилежно и упорно.
— Чего-нибудь добился?
— Ничего! — признался Аврамов. — Абсолютно ничего!
— Вот! А сейчас он получит от тебя прекрасную характеристику. Я уже заметил, что бездарным дают самые лучшие характеристики. Потому что каждому хочется поскорее от них избавиться.
— Да, ты прав! — с досадой сказал Аврамов. — Я действительно дам ему хорошую характеристику! И вовсе не потому, что хочу избавиться от этого типа, не это главное! Будет он у нас работать или не будет — все одно… А… просто не знаю, как тебе объяснить.
— Зато я знаю. Вы это называете великодушием или придумываете еще что-нибудь в эдаком роде. А это попросту слабохарактерность.
— Ну, не совсем так, — кисло ответил Аврамов.
— Нет, так!.. А паразиты, они и есть паразиты! Почему нужно быть с ними великодушными? Это же неразумно!
Аврамов внимательно взглянул на него. Юноше показалось, что так иногда смотрит на него дядя — испытующе и чуть недоверчиво.
— Ты бабочек любишь? — внезапно спросил Аврамов.
— Бабочек? Вот уж над чем не задумывался.
— И все же.
— А чего их не любить? Они красивые.
— Да, но ведь это своего рода летающие гусеницы. Их бы надо было уничтожать.
— Пожалуйста, без намеков! — сказал Сашо обиженно. — От Азманова ты не получишь ничего, кроме дерьма. Зачем тебе такой человек?
— Да пусть он катится к черту! — согласился Аврамов. — С характеристикой или без нее — все одно. Ты, собственно, зачем хотел меня видеть?
— Сейчас узнаешь! — оказал юноша, и лицо его посветлело и оживилось.
Так начался этот разговор, а через час атмосфера в кабинете уже раскалилась добела. Они выключили телефон, заперли дверь и ринулись словно два яростных пса по следам загнанной лисицы. Лая, правда, не было слышно — в комнате раздавались лишь удары ладоней по столу, громкие восклицания, оханье. Около часа юноша вдруг вскочил.
— Господи, совсем забыл!.. У меня же свидание…
— Сейчас, среди дня? — недоверчиво спросил Аврамов.
— Деловое. Наверное, ненадолго… Но мне нужно сейчас же бежать.
Немного спустя он уже несся к своему кабинету, на ходу срывая халат. Кинулся к телефону, набрал номер.
— Донка, ты?
— Я, свинья ты этакая!
— Извини. Совещание. Еду сейчас же! — Он засмеялся. — Душ на всякий случай принять?
— Незачем, — ответила она. — Я тут тебе баню приготовила.
— Холодную или горячую?
— Как уж тебе покажется. Ладно, двигай. Что-то тут не так, думал он, спускаясь по лестнице. Когда тебя ищет женщина, не жди ничего хорошего. К счастью, перед институтом остановилось случайное такси, и Сашо примчался к Донке быстрее Гермеса. В лифте на него внезапно нахлынуло воспоминание о той зимней ночи, когда он с таким трудом дотащил ее до дому. Она в самом деле была тогда настолько пьяна или больше притворялась? Второе, пожалуй, вернее. Он вспомнил, как старательно Донка прижимала свою пышную горячую грудь к его окоченевшим рукам. Его вдруг охватило странное возбуждение, он даже, сам того не желая, проглотил слюну. Нет, об этом нельзя и думать, все равно что ничего и не было.
Все равно-то все равно, да, похоже, не совсем. Он понял это, как только увидел Донку в тоненькой сиреневой блузке. Но лицо у девушки было не слишком приветливым. Она провела его к себе, хотя в холле стояло несколько удобных кресел. На этот раз постель была застлана, в углу, у самой стены, красовалась желтая плюшевая собачка с голубыми глазками, которыми та уставилась прямо на Сашо. Ему даже почудилось, что игрушка повела ушами. Донка усадила его на свой инквизиторский стул, сама села на кровать.
— Мне здесь неудобно, — пожаловался он.
— Неважно.
— Нет, важно!
— Все это мелочи, — сказала Донка. — У меня есть для тебя хорошая новость, дурачок. Скоро ты будешь отцом.
— Каким отцом? — не понял он.
— Отцом дитяти неизвестного пола… которого твоя возлюбленная уже носит в утробе.
Некоторое время Сашо смотрел на нее, застыв в недоумении.
— Не может быть.
— Может! — отрезала Донка. — Сейчас она на первом месяце. Но это неважно, все остальные тоже пролетят, как сон.
Юмор ее был мрачен, а лицо холодно, как зимняя ночь в Арктике. Он все еще никак не мог собраться с мыслями.
— Что, неужели ты не рад? — спросила она с издевкой.
— Хватит шутить!.. Кто тебе оказал?
— Криста, конечно… Но это — подтвержденный медициной факт, так что не строй себе никаких иллюзий.
Она не притворялась — голос ее был совершенно серьезен. Он встал с этого идиотского стула и обескураженно прошелся по комнате.
— Что-то уж больно ты испугался, малыш! — презрительно заметила Донка. — В конце концов это же не у тебя в животе… А у нее.
— Почему же Криста мне ничего не оказала?
— Почему?.. Ясно почему… Криста — девушка впечатлительная и, верно, предчувствовала, как ты будешь прыгать от радости. Выпить хочешь? У меня только «доппелькорн».
— Давай.
Донка вытащила из тумбочки солидную квадратную бутылку с прозрачным, словно водка, напитком.
— Пей прямо из горлышка, — оказала она. — Лень искать рюмки.
Сашо сделал большой глоток, который ожег ему горло.
— Ладно, рассказывай, что знаешь, — проговорил он, с трудом переводя дыхание.
И Донка со всеми подробностями рассказала ему, что случилось вчера вечером после его ухода. Сашо окончательно помрачнел.
— Неприятно! — вздохнул он, когда Донка наконец кончила.
— Да ты ко всему еще ужасно невоспитанный. Разве так встречают известие о первом ребенке? Мой папаша тоже небось скрипел зубами, услыхав такую новость. Но, как требует приличие, улыбнулся.
— Я не лицемер.
— Дерьмо ты! — серьезно сказала девушка. — Только сейчас я тебя раскусила.
— Ничего ты не раскусила.
— Ты что-нибудь имеешь против самой Кристы? — опросила она подозрительно.
— Ладно, не притворяйся такой уж бескорыстной подругой! — огрызнулся он.
Но Донка по-прежнему смотрела на него так, словно впервые увидела. На его лице появилась какая-то странная мизантропическая гримаса.
— Отвечай на вопрос! — сказала она строго. — В сущности, важно только это. Все прочее можно исправить.
Сашо долго и все так же хмуро молчал. Донка даже подумала, что он ее не расслышал, когда он внезапно заговорил:
— Если тебя интересует, верю ли я в любовь, то просто не знаю, что тебе ответить. Но в одном я уверен — для такой серьезной штуки, как брак, одной любви мало.
— В том-то все и дело! — ответила она. — Именно здесь Тинка имеет перед нами все преимущества. Ведь мы оба по сравнению с ней просто свиньи.
— Пусть так. Но свинья может жить только с другой свиньей, не с лебедем. Оказать по правде, я иногда думаю, не ошибся ли я после той ночи, когда мы первый раз были на даче.
Мгновение они смотрели другу на друга в упор — глаза в глаза, — у обоих перехватило дыхание. У Донки пересохло во рту, когда она вдруг представила себе, как разлетятся по комнате блузка, юбчонка, лифчик. По ее комнате, в пустой квартире на верхнем этаже, на широкой, как футбольное поле, кровати с сегодня только постеленным свежим бельем. Но это продолжалось всего лишь мгновение, Донке все же удалось раздавить неожиданное виденье своей сильной лапой.
— Что-то я тебя не очень понимаю, — ответила она. — Может, ты хочешь сказать, что одной Кристы тебе мало?
— Да, пожалуй, это самое точное слово! — уныло признался он. — Мы с тобой друзья и друзьями останемся. Поэтому я скажу тебе всю правду. Я, видимо, из тех… человек рационального склада, назовем это так. В этих вопросах я не умею себя накручивать… И загораться, словно какой-нибудь гимназист. Может быть, у меня не хватает воображения. С Кристой я чувствую себя слабее, чем я есть в действительности… А в тебе, например, меня все стимулирует.
Что-то опять мелькнуло у самых ее глаз, но Донка поймала это еще в воздухе. Совершенно потерянный, Сашо все так же сидел на своем неудобном стуле, опустив голову. Донке вдруг стало его немного жалко, она никогда еще не видела этого парня таким беспомощным.
— Не знаю! — вздохнула она. — Люди нынче совсем измельчали. Каждый норовит заглотнуть кусок пожирнее.
