2. Перечтение чеховских пьес. Совпадение мира его и мира бессарабцев, по Лазо. Еще не знаю, зачем эти выписки из дневников Сергея, но вдруг потом пригодится ответить – судьбой Лазо, он убедителен: как характер. Не придуман, хотя мог бы стать прообразом чеховских персонажей, проживи Чехов еще пятнадцать лет. Может быть, эти дневники не были столь убедительны, если бы за ними не стояла та ночь под неведомым городом Владивостоком и топка паровоза.
1. Луи Арагон в связи с успехами в космосе сказал интересные слова: «Конец насилию», – как новый качественно этап цивилизации, как начало культурного периода в истории. Но если это так, будет страшная агония. И зловоние. Отжившее будет разлагаться на глазах, со страстью взять с собой и здоровье. Увлечет и часть здоровых сил.
3 января.
2. «Капля росы» и «Владимирские проселки» Солоухина. Очень свежо – так, помню, было свежо на озере Вербном на рассвете у затухшего костра, когда с Поваляевым ходил на рыбалку.
4 января.
3. Александр Геннадьевич Бахирев, бывший старший лейтенант из свободненского гарнизона, муж нашей физички Елизаветы Ивановны, будет преподавать политэкономию в университете, разговорились в фундаменталке. Игнорирование товарного характера производства заставляет экономику чувствовать себя на пределе, движение мнимое, директивность руководства разрушает творческую стихию экономики, – все это я слышал уже от Юрия Львовича Шервашидзе и пропустил мимо ушей. Бахирев звал в гости: живет на 5 Советской, 81.
5 января.
4. Может быть, ты гений – Вознесенский? Если ты гений, нам в тени твоих крыл будет легче.
Лилю попросить не терять все, что будет по Албазину.
В феврале столетие реформы. Интересно, отзовутся ли.
10 января.
5. Портрет Вальки Горелова, его навязчивая мысль, «почему он не владелец завода?» (дед его был заводчиком). Если бы он, Горелов, был владельцем завода, пусть невеликого, он сумел бы доконать негодяя Пертцика, вот, не одному мне навяз в зубах этот омерзительный тип. Но мне надоело это нытье по заводу, и я выгнал Вальку. А сейчас мне стало жалко – оттолкнул.
13 января.
6. В воротник моей рубашки никто не зашьет молитвы, как тайком зашила молитву мать, провожая в армию Вадика.
Очень тяжелый сон, унесший меня в 1945 год.
А вдруг ничего не получится, не сбудется. Ничто. Обещания мои останутся обещаниями, без оправдания какого-либо.
«Если вам, милостивые государи, неинтересно на моей лекции, можете уходить». Горелов, единственный из нас, подошел к нему и сказал: «Неинтересно. Но как уйдешь – стипендия сгорит».
17 января.
Воспоминание о 54 годе, лето, мы в Гашенке, на полевых работах. В обеденную жару бабы и мужики бегут к пруду искупаться. Нинка Озерова купается нагишом. Председатель колхоза стыдит ее с берега. Она стоит по колено в воде и отвечает:
– То ли тело у меня некрасивое?
Председатель мнется и неотрывно смотрит на Нинку.
– То ли стыдно на красоту мою смотреть?
Председатель мнется.
– А, мужики жен побросают? Они худосочные у них. А, ладно, одеваюсь, – она идет величественно на берег. Юная Саския.
Председатель как собачонка заглядывает Нинке в глаза.
18 января.
«Блеск и нищета куртизанок» – поговорка дуры, вызревшей, чтобы к месту и не к месту употреблять эту сентенцию.
9. И снова танки пляшут на дорогах, и снова пушки стынут на дорогах, наматывая пыль и километры на серые, холодные колеса… А я один – я никому не ворог! Мне только бы дышать тоскою плесов и сына гладить легкими ладонями, с друзьями расставаться, не жалея о том, что не друзья уже – а прошлое. И говорить в глаза лишь то, что понимаешь. Но снова ты зовешь – в упряжке кони, спеши в седло, мгновенье прозеваешь. А жерла смотрят темными провалами и жаждут похоти. Ах, зарости мой путь седыми травами в воспоминанье о пехоте.
Так отозвались военные сборы.
19 января.
10. Люся выходит замуж… – это строка давнишнего приятеля-одноклассника заставила его недоуменно оглянуться.
«Люся выходит замуж» – это непостижимо, это Бог знает что такое.
Спустя три дня, утром, он сел за стол и сначала, от утренней неумелости в руках, писал плохо, а потом все увереннее, и писал весь день. Он шаг за шагом припомнил прогулки с девочкой по теплому городу, – именно об этой девочке было написано сейчас просто и неправдоподобно: «Люся выходит замуж». Он не бросил читать газеты, ходил на лекции, но стал курить много и невпопад, перед обедом или отпрашиваясь с занятий.
Я увидел его в минуту, свободную от друзей и книг, и ужаснулся и понял, как это страшно и весело получить письмо от школьного товарища, с хрустом вскрыть холодный конверт и обжечься: «Люся выходит замуж»…
20 января.
11. «Крестьянский стих Твардовского лишен интеллекта», – Рюрик Ольхон. Ой-ей.
Чтение Ганди, которого нужно читать 17-18 лет.
24 января.
12. Восстание на «Санта-Мария». Капитан Галвало, поэт или политик.
26 января.
13. Кажется, все понимают – нужен стяг, нужен лозунг. Но стяги имеют свойство линять, а лозунги засиживают мухи. Поэтому время от времени стяги и лозунги меняют. Но у нации должна быть нравственная цель, на все времена единая.
27 января.
14. Бомарше. Граф: Благодаря способностям и уму ты мог бы выдвинуться по службе.
Фигаро: Выдвинуться благодаря уму? Ваше сиятельство смеетесь надо мной? Будь посредственностью, низкопоклонствуй и добьешься всего.
Граф: Пришлось бы только немного заняться политикой под моим руководством.
Фигаро:… Претворяться не знающим того, что тебе известно, знать все, что тебе неизвестно, слышать то, в чем ничего не понимаешь, пропускать мимо ушей то, что понимаешь, в особенности быть в состоянии делать то, что свыше твоих сил, часто делать большую тайну из того, чего нет надобности скрывать, запираться, чтобы очистить перья, и казаться глубокомысленным, когда в тебе, как говорят, хоть шаром покати, плохо ли, хорошо ли разыгрывать персону, плодить шпиков и оплачивать изменников, размягчать печати, просматривать письма и стараться важностью цели оправдать ничтожность средств – вот и вся политика: умереть на этом месте…
Снова Фигаро:… Мне ответили, что во время моего экономического уединения в Мадриде установилась система свободной продажи всего, чего угодно, даже произведений печати, и что если я не буду в моих статьях касаться власти, религии, политики, морали и должностных лиц, обществ, пользующихся доверием, оперы, других спектаклей, ни кого, кто имеет отношение к чему-либо, я могу свободно печатать все, под надзором двух или трех цензоров. Для того, чтобы использовать такую сладостную свободу, я выпускаю объявление о повременном издании и, не желая идти по следам других, называю его «Бесполезная газета»…
28 января.
16. Выговор по всем линиям – и не трогает. Потому что ложь, придумано неизвестно зачем, может быть удар по беристам. Жалко Колю Макарова.
1 февраля.
17. Наша статья «В роли оповестителей» в «Восточно-Сибирской правде», хоть боком задеть Пертцика.
2 февраля.
18. Они стоят в коридоре. Она говорит ему: «Но, Миша, я хотела на праздники к маме съездить, и дома меня ждут». Асеев делает строгое лицо и отвечает: «Ты раньше говорила, у тебя нет партийного поручения. Вот тебе поручение – на празднике следить за порядком в общежитии» – «Но, Миша, это вовсе и не партийное поручение, а какая-то бяка. И мне так охота домой, а в общежитии вон сколько народу остается, дай кому-нибудь эту просьбу».
Лицо у Миши Асеева надувается, я впервые вижу его таким, ему верно меня стыдно (а я специально не ухожу), но он шипит дивчине: «Ты попросишь у меня потом общественную нагрузку, попросишь еще»…
Февраль.
19. Первый корпус университета. Здесь когда-то говорились медленные речи, а теперь сплошной треск.
20. Дарлинг, социалист, вернувшийся в природу, – герой «Путешествия на „Снарке“. Эволюция Джека Лондона.
21. Ганди и Уитмен – близки по ощущению человечности, по абсолютному духу, что ли.
22. Паустовский. Это красивое скольжение – не равнодушие ли? Но он завораживает, он умеет приковать к вязи слов – о смысле мало думаешь, музыка ведет.
23. Зато после Паустовского учебники наши не читаются совсем – цитата на цитате, после ухоженного пруда да в болото с тиной.
24. Илья Эренбург хорошо пишет о Марине Цветаевой и цитирует стихи ее.
25. Москвитин по угрозыску приносит дурные вести то об одном, то о другом. Пертцик изнасиловал домработницу, «дело» замяли, пострадавшая получила солидную взятку, и герой наш цветет. Но перед студентом Москвитиным стелется.
