Сергей Жадан - Ворошиловград

И уже когда действительно пошла на дно и вода сомкнулась надо мной сине-зеленым светом, Пахмутова поняла, что я не играю, и нырнула за мной следом. Хорошо, что у меня хватило ума схватиться за нее и уже не отпускать. Нас отнесло течением далеко вниз. Попав на мелководье, мы выбрались на берег и долго-долго пытались отдышаться, а нас била дрожь. Пахмутова, однако, успокоилась быстрее и побежала вынюхивать что-то вдоль берега. А я сидела на мокром песке и думала: как странно всё выходит — сначала я пыталась спасти ее, потом она спасла меня, и теперь нас с ней связывает что-то важное и серьезное, что-то такое, о чем мы никому не будем рассказывать: я — потому что просто побоюсь, а Пахмутова — потому что она, Герман, овчарка.

Я думаю, что так все примерно и происходит. Мы вынуждены спасать тех, кто нам близок, не чувствуя иногда, как изменяются обстоятельства и как нас самих начинают спасать близкие нам люди. Мне кажется, что именно так и должно быть и что сама наша близость появляется от общих переживаний, общей жизни и возможности общей смерти. Где-то за всем этим и начинается любовь. Другое дело, что не все из нас до нее доживают.

Между тем осень ощущается всё больше, солнце уже не успевает прогревать деревья и водоемы, по вечерам по-настоящему холодно. Я почти не выхожу из дома, сижу на кухне и наблюдаю, как каждый вечер быстро и незаметно наступают сумерки. Остается ждать, когда всё снова станет на свои места, когда нагреется воздух и вода в реке снова наполнится светом, а прибрежные холмы будут слепить глаза, отражая утренние лучи.

P. P. S.

— Я вам что рассказать хотел, — сказал он, внимательно их всех разглядывая. — Вот вы занимаетесь здесь сельским хозяйством. В связи с этим мне вспомнилась история про пророка Даниила. Вы вообще крещеные?

— Ну, крещеные, — неуверенными голосами ответили они.

— Это хорошо, — обрадовался пресвитер. — Тогда вы меня поймете. Дело в том, что мы часто не знаем меры своих возможностей, боимся переступить границы, которые сами для себя проводим. А меру возможностей наших определяет один лишь Господь, так что, пренебрегая своими знаниями и своими умениями, мы пренебрегаем дарами Господними. Я понятно выражаюсь? — спросил он фермеров.

— Да-да, — заверили они.

— Хорошо, — снова обрадовался пресвитер. — Что было с Даниилом? Случилось так, что в силу определенных причин, общественного, так сказать, характера, он оказался в яме со львами. Настоящими львами, живыми. Смерть его в лапах зверей была только вопросом времени. Никакого шанса на спасение у него не оставалось. И тогда Даниил стал на колени и обратился с молитвой к Господу. Господи, — сказал Даниил, — эти львы, что рыкают на меня в злобе и отчаянии, разве по своей воле наделены они такой свирепостью и кровожадностью? Разве не Ты вложил в их сердца эту тоску и злобу? Разве не по Твоему зову просыпаются они утром и засыпают вечером? Так кого, как не Тебя, просить мне о спасении, к кому, как не к Тебе, обращаться со словами благодарности и ответственности? И пока он молился, звери жались к нему, грея своими телами, и сердца их упруго бились, прислушиваясь к тихим словам. И он гладил их золотые гривы, выбирая из них сухие листья и стебли травы, а когда засыпал, львы чутко охраняли его глубокий и спокойный сон. Что я хочу сказать, — снова обратился священник к фермерам. — Получилось так, что вы живете здесь все вместе — и крещеные, и некрещеные, и штунды, и какие-то босяки, которые и читать-то как следует не умеют. Я тут разных видел. Вы здесь родились и здесь выросли, здесь ваши семьи и ваш бизнес. Всё правильно, всё справедливо. Но вы воюете между собой, не понимая главного: врагов среди вас на самом деле нет, вы враждуете сами с собой. Вас стравливают между собой, заставляют идти друг на друга, ослабляя вас и делая вас беззащитными. Потому что пока вы вместе — вам нечего бояться. И вообще — не нужно бояться. Даже тогда, когда вас бросят в яму со львами и ждать помощи будет неоткуда. Просто нужно полагаться на себя и свою выдержку. Ну, и не забывать вовремя молиться. Как это сделал Даниил. Вы понимаете? — строго спросил пресвитер.

— Понимаем, — послушно ответили фермеры.

— А еще, — сказал пресвитер, — львы его не тронули, потому что он дышал огнем. Львы считали это знаком Божьим и не хотели с ним связываться.

— Как это? — удивленно спросили фермеры.

— А вот так, — охотно ответил пресвитер, наклонился, чтобы поправить шнурок, распрямился, возвел ладони для молитвы и вдруг выдохнул из своей глотки сине-розовый язык пламени, обдав всех жарким огнем и сладкой, невыразимо-щемящей радостью.