Ларчиков расхохотался:
– Лимон? Почему не три?
– А что ты смеешься? – по-детски обиделся Фрусман. – Это всего две с половиной тысячи человек. Неужели за год не наберем?
– Вы надеетесь протянуть с этой аферой целый год? А головы нам не отстрелят?
– Так вот ты послушай сначала, какие мы клевые ходы с Димкой разработали. – И Фрусман развернул фиолетовый блокнот.
На следующий день Вадим стоял возле служебного входа Театра эстрады. Вахтерша с копной седых афрокосичек внимательно посмотрела на него. Мысль прошмыгнуть без объяснений тут же исчезла: старуха отфильтровывала чужаков не хуже конвойной овчарки. С глупой улыбочкой Ларчиков спросил:
– Казанцева уже приехала?
– Приехала, – ровным голосом ответила вахтерша.
– Мне нужно с ней увидеться. Как с ней связаться?
– А вы, собственно, по какому вопросу?
– По личному. Я ее близкий знакомый.
– Настолько близкий, что даже не знаете ее мобильный?
– Много воды утекло.
– Ах, воды! – Вахтерша неохотно подняла трубку аппарата, набрала трехзначный номер и тем же бесстрастным голосом проговорила: – К Ларисе Алексеевне рвется какой-то старый знакомый. Что? Ах, фамилия… Как ваша фамилия?
– Ларчиков. И еще большой привет от Левы Фрусмана.
– Ларчиков… Передает привет от Фрусмана. Жду. – И старуха аккуратно, как сапер, положила трубку на место.
Через пару минут в холл спустился некий юноша в облегающих джинсах, с огромной, усыпанной стразами пряжкой на ремне. В руках у него была пилочка для ногтей и розовый мобильник.
– Вы? – Он облизал Вадима вдовьими глазами. – Я администратор Ларисы Алексеевны. Идемте, она ждет вас в гримерке.
Виляя бедрами, администратор повел Ларчикова по лабиринтам театра.
Звезда отечественной эстрады Лариса Алексеевна Казанцева лежала на кожаном диване в белом халате и с огуречной маской на лице. Сняв зеленый кружок с левого глаза, сказала:
– Садитесь, юноша. Вон туда, на кресло. Гоша, убери оттудова свои тряпки, черт!
Женоподобный быстро прибрался и выскочил из комнатки.
– Как вас зовут?
– Вадим.
– Очень приятно. – Лариса Алексеевна протянула ручку, похожую на размороженное рыбье филе.
Ларчиков галантно поцеловал ее, ощутив на губах водянистый жир.
– А это крем, крем! – рассмеялась Казанцева. – Детский крем… Жив еще, значит, хмырь еврейский?
– Что, простите?
– Я говорю, стоит у него еще член обрезанный? Сватов ко мне засылает? – И Казанцева снова заливисто расхохоталась.
Ларчиков знал, к кому шел, – Фрусман поведал ему о сутенерском прошлом популярной певицы, но он не думал, что звезда так мало изменилась с тех пор.
– Лева просил вам передать пламенный привет и…
– Двух девочек в «Метрополь»! Ха-ха-ха! Машка поедет с этим черножопым в Сокольники! Ха-ха-ха! А у Нинки сегодня выходной… ха-ха-ха… у нее… ха-ха-ха… у нее… немужская болезнь!..
Казанцева извивалась на диване, будто стриптизерша на шесте, огурцы разлетелись в разные стороны, халатик задрался, обнажив белые целлюлитные бедра и черную полоску трусов. Когда звезда наконец притихла, Ларчиков жестко заметил:
– Лариса Алексеевна, дело у нас к вам очень серьезное. Это такое, я бы сказал, коммерческое предложение.
– У меня есть директор. Он решает все гастрольные вопросы. – Певица поднялась с дивана и в одну секунду стала той неприступной и вальяжной Казанцевой, какой ее привыкла видеть вся страна. – Что, Лева теперь устраивает концерты в Израиле? Я выступала в тель-авивской «Синераме», мне не понравилось. Тесно. Голос звучит как в конюшне. – Лариса Алексеевна закурила. – Впрочем, я вас слушаю. Что за предложение?
Вадим коротко изложил идею возрождения в России «карты паломника», естественно опустив все авантюрно-криминальные подробности и конечную цель проекта. Но Казанцеву было трудно провести.
– Ой, я тебя умиляю, как говорят у них в Хайфе! – загоготала она. – Какая благородная цель! Какое, епт, бескорыстие со стороны Левы Фрусмана! Да что я – Леву не знаю? Да он самую роскошную телку даром не трахнет!
Вошел администратор:
– Лариса Алексеевна, звонит Ростовский и спрашивает, на какое время заказывать столик?
– Через полтора часа буду. Отвали, Гошик! – Казанцева затушила окурок в пепельнице. – Мне, впрочем, насрать, что там Лева удумал. От меня ему чего нужно?
Ларчиков, немного помявшись, озвучил ранее отрепетированное:
– Для осуществления проекта нам нужна, как вы сами понимаете, общественная поддержка. Уже дали согласие многие популярные актеры, певцы, спортсмены, политики…
– Согласие на что? – перебила Казанцева. – Купить вашу «карту паломника»? Или что?
– Кто-то и на карту дал согласие, – не моргнув глазом, соврал Ларчиков. – А кто-то обещал поддержать или уже поддержал нашу идею публично. В интервью об этом сказал, на концерте, в театре перед спектаклем.
– Кто конкретно поддержал? Фамилии назовите.
Вадим наобум назвал несколько известных имен.
– И Зураб? – искренне удивилась Лариса Алексеевна. – А вот я сейчас позвоню ему и поинтересуюсь. – И Казанцева стала набирать номер по мобильнику.
Ларчиков похолодел.
– Постойте, Лариса Алексеевна! Я мог что-то перепутать. У Левы есть точный список.
– Я так и знала, что вы врете, – кивнула с удовлетворением Казанцева. – Уж кого-кого, а Зураба в такие авантюры не впутаешь. Он сам кого хочешь впутает… Ну-с. Все ясно. Выпьете на дорожку? – И звезда трижды хлопнула в ладоши, как шемаханская царица.
Вошедший женоподобный субъект быстро достал из шкафчика бутылку «Абсолюта», тонко нарезанный лимон и три рюмки. Казанцева подняла брови.
– Гошик, я же запретила тебе пить.
– Ой, я забыла! – хихикнул администратор и выскочил вон.
Лариса Алексеевна разлила водку, подняла рюмку:
– За Леву Фрусмана! И за его девочек!
Ларчиков, не скрывая досады, поднял свою.
– Значит, вы отказываетесь с нами сотрудничать? – брякнул он фразу из шпионских фильмов.
Казанцева коротко, но смачно выругалась. Ларчиков понял, что выбрал правильный тон.
– В таком случае Лева просил вам напомнить… – Он стал лихорадочно перемывать в памяти факты из бурной биографии певицы, рассказанные Фрусманом, с тем чтобы ударить поточнее. – Скажем, кому посвящена ваша знаменитая песня «Землячка»… Вы приехали в Москву из Херсона, устроились в Лужниках на рынке. Продавали вьетнамские майки, шорты, шлепанцы. Но через пару недель обнаружилась крупная недостача – у вас всегда было плохо с математикой. И хозяин выгнал вас взашей. Как бы сложилась ваша жизнь, если б не случайно встреченная в привокзальном буфете землячка, которая приютила, обогрела вас и вскоре предложила работу на Тверской? Далее рассказывать, Лариса Алексеевна?
– Валяй, сука! – с каким-то мазохистским наслаждением произнесла Казанцева и залпом опорожнила рюмку.
И Ларчиков с воодушевлением продолжил. Итак, землячка предложила Ларисе работу на Тверской. Недолго думая та согласилась. График был жесткий: три дня на улице, затем день отдыха. В свободное время, когда товарки отсыпались, будущая звезда бренчала на гитаре. Если своей ненавязчивой игрой она кого-нибудь будила, между девчонками завязывались жестокие кровавые драки. От этих драк у ныне всенародно любимой певицы заметный шрам на правом плече.
– Это так? – спросил Ларчиков, прерывая рассказ. – Именно поэтому вы никогда не выходите на сцену в открытых платьях?
Казанцева в ответ молча обнажила плечо: шрам был похож на раздавленную ящерицу.
Через год изнурительной работы она попала на серьезный «геморрой». Прохладным июньским вечером к их точке подъехал белый «мерседес». Из него вышли два прилично одетых молодых человека, один из которых говорил с ярко выраженным прибалтийским акцентом. Этого, с акцентом, Лариса запомнила на всю жизнь.
– Вы поэтому сейчас отказываетесь от любых гастролей в прибалтийских странах? – уточнил Вадим.
Казанцева кивнула.
Так вот, ребята выбрали ее, Ларису, и, заплатив сутенерше сто пятьдесят долларов, повезли девушку за город, на посольскую, как они выразились, дачу. Ехали долго темным хвойным лесом, пока не уперлись в грубо сколоченную деревянную хибару. Дача явно не соответствовала статусу посольской, зато на кухне сидели семеро здоровенных, пьяных в дымину мужиков. «Охрана посла», – пошутил товарищ из Прибалтики. А Лариса подумала: «Геморрой». И понеслось.
Трахали будущую звезду по очереди, но вскоре Лариса перестала следить за «сменой блюд». Спасло ее только то, что мужики не рассчитали своих сил. Сморил их армянский коньяк. Накинув на плечи разорванное платье, Лариса с трудом выбралась на шоссе…
Ларчиков замолчал, ему показалось, что фактов и аргументов достаточно. Вопросительно посмотрел на Казанцеву.
– Хорошая у Левы память, цепкая, – со странной ностальгией в голосе заметила певица. – Чеши дальше!
