– Ты ждешь гостей? – спросила Антонина.
– Какие гости, если я приехала вчера?
– Тогда это из органов. Ты шпионка, и тебя пришли арестовывать.
Так шутит моя подруга, а я иду открывать.
– В дом пустишь?
Передо мной стоит Вера Петровна, моя первая начальница.
– Засиделась вчера у подруги до ночи, переночевала и вот, решила все же зайти к тебе. Антонина у тебя?
Узнаю бригадира. Все такая же деловая, командные нотки в голосе.
– Мы с Антониной только позавтракали.
– Распустились совсем. Кто же в такое время завтракает? Обедать пора.
Не стану я ей возражать, что, мол, сегодня выходной. Сама сообразила.
– Впрочем, сегодня воскресенье, можно расслабиться.
Антонина подала голос.
– Товарищ начальник, нечего на нашу иностранку наседать. Идите сюда.
Вера Петровна пришла не с пустыми руками.
– Вот, девочки, удалось отоварить талоны. Буквально с кровью вырвала кусок говядины. Говорят, в области коров забивают. Кормов нет.
– Вера Петровна, мы с Ириной яиц наелись.
– Так я и не предлагаю сейчас мясо жрать. Вы что, меня прогнать хотите?
Я успокоила Веру Петровну, усадила за стол и налила водки.
– Это дело, а то в глотке сушь.
Выпили. Помолчали.
– Знаете, девочки, я с этой горбачевской антиалкогольной кампанией пьяницей стала. Как раньше было? Водку покупала только тогда, когда праздники или гости пришли. А начали на водку давать талоны, как же их не отоварить. Стоит родимая в буфете и так и говорит: выпей меня. Гад он, этот комбайнер. Не слышали, он из молокан? Я слышала.
– О мамонах я ничего не знаю. Знаю другое: о нашем президенте за рубежом отзываются весьма положительно.
– Ещё бы! – Вера Петровна возмущена. – Он же перед ними стелется.
– Товарищи женщины, – прерывает нас Антонина, – вам не надоела политика? Вы же бабы. Лучше расскажите, Вера Петровна, о вашем муже.
– А что о нем рассказывать? Сидит мой муженек в тюрьме.
Видно, что эта тема неприятна Вере Петровне, и я поспешила перевести разговор на другую тему.
– Как на заводе?
Реакция Веры Петровны оказалась неожиданно резкой.
– Как на заводе? А есть ли завод? Разворовали завод. Говорить тошно. Мясо надо жарить.
Я мяса не кушала, сыта была, но вместе с женщинами осталась сидеть за столом и слушала их.
– Ты все сделала, как я сказала? – спрашивает Вера Петровна Тоню.
– Все как Вы велели. Отнесла сумку по адресу. Получила конверт.
Настоящий детектив. Но не в моих правилах вмешиваться в чужие дела.
– Конверт с тобой?
– Конечно.
Антонина лезет в карман джинсовых брюк и достает обыкновенный почтовый конверт.
Вера Петровна аккуратно его вскрывает, и на свет появляется тоненькая пачка банкнот зеленого цвета. Теперь даже ребенок знает, что это за валюта. Доллары. Вспомнила я Наума Лазаревича с его тайником в книге – вот и до рядовых граждан из рабочего класса дошла долларовая лихорадка. Мелькнула дикая догадка: они торгуют секретами.
– Товарищи, доллары от ЦРУ?
Вера Петровна смотрит на Антонину, та на неё. Проходит несколько секунд, и моя тихая квартира наполняется хохотом. Отсмеявшись, женщины с удивлением уставились на меня.
– Ты чего, Ирина? Насмотрелась кино о шпионах? Мы секреты сумками отгружаем, так, по-твоему?
Вот ведь какая я дура. Речь шла о сумке, а я упустила этот факт. Теперь мы все смеёмся.
– Я, Ирина Анатольевна, если ты не забыла, отличная портниха.
Позабыла, честно говоря, а Вера Петровна мне шила костюм, когда я начала работать во Дворце Труда.
– Налейте и мне.
– Верное решение, товарищ Тиунова.
Вера Петровна ловко, по-мужски разлила остатки водки, мы чокнулись и без лишних слов выпили. И тут мне в голову пришла гениальная мысль: а не организовать ли мне кооператив по пошиву женской одежды? Не пускать же в распыл царские червонцы.
– Мне пора, – тоскливо сказала Антонина, – меня Саша будет ждать. Он говорит, мне надо много гулять.
– У Антонины мужик строгий. Зря, что ли, он в охране работает.
Антонина ушла, мы остались вдвоем с Верой Петровной.
– Что думаешь делать?
Вера Петровна говорит куда-то в сторону. Такого за ней раньше не наблюдалось.
– Думаю пока.
Говорить или не говорить ей о моей задумке? Скажу, решаю я, но сказать не успеваю.
– Ты не торопись. Наверняка, у тебя жирок есть. Поживи тут. Погляди, ты умеешь анализировать обстановку. Непросто тут все. Того и гляди кто-нибудь да взорвется. Рабочий класс у нас не весь спился. А может быть, военные встрепенутся. Замордовал он их совсем. Моего мужа упекли в Кресты за то, что дал в морду одному подонку в погонах. Везде есть паразиты. Инкриминируют мужу нанесение особо тяжких телесных лицу, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. Муж записку передал: пишет, найди деньги и выкупи меня. А берут эти подонки исключительно в долларах. Кручусь, как шкурка на члене.
Никогда раньше никто из нас не слышал, чтобы наш бригадир грубо выражалась. Выходит, довели женщину до предела.
– Так что, Ирина Анатольевна, не спеши. Была ты начальницей, уважаемым человеком, а теперь ты кто? Ныне в почете дельцы, хваты. Зашла я как-то в ресторан. Кто на входе? Нет. Не отставной военный. Молодой бугай, кулаки с дыню «Колхозница», стрижен под бобрик, затылок лоснится. Он тебе и швейцар, он и вышибала. Это было месяцев семь назад. И что бы ты думала – понадобилось мне оформить кое-какие документы в отделе учета и распределения жилой площади в райисполкоме. Записалась на прием к заместителю начальника. Вхожу, а он там восседает. Меня оторопь охватила.
– Так он, может быть, в швейцарах был временно, подменял кого-нибудь.
Я понимаю, что сморозила глупость, но и поверить в такую стремительную карьеру не могла.
– Сильно ты оторвалась от нашей жизни, если такое говоришь. Дома у меня номер «Советской России» сохранился. В ней на вкладыше одно слово: «Обогащайтесь». И точка. Пойду я.
Последние слова Вера Петровна произнесла грустно.
Когда она уже стояла в прихожей, я решилась.
– Погодите, Вера Петровна. Сколько требуют денег за выкуп мужа?
Она назвала сумму, равную стоимости жигулей.
– Чего годить-то.
Я силком вернула её на кухню.
– Посидите, я мигом.
Пошла в комнату и достала пять червонцев.
– Держите. Этого должно хватить.
– Ни в жисть.
Отталкивает мою руку с деньгами. Я не удержала, и монеты покатились по полу.
– Что я наделала? – сокрушается Вера Петровна и пытается встать на колени. Вместе мы собираем червонцы с профилем Николая Второго. Монетка к монетке – и все собрано.
– На меня грешила, а сама, небось, банк в Женеве ограбила.
Тут меня, как это бывает, понесло, и рассказала о Науме.
– Так вот почему тобой опер интересовался.
– Но отстал же.
– Я такого подарка не приму.
– Считайте, что это не подарок, а мой взнос в наше с Вами дело, говоря по-английски, business.
– Набралась за границей словечек. Теперь у нас все говорят на смеси нижегородского с французским. Какое такое дело ты придумала?
Я, как могла, рассказала о своей задумке.
– Что же, это стоящее дело. Я, не стану скромничать, шью хорошо. У меня в клиентках знаешь какие дамы? Антонина относила платье вечернее и деловой костюм жене заместителя председателя правительства. Он там шишка. Ведает имуществом города. Миллионами ворочает.
Спустя неделю мне представится случай познакомиться с Михаилом Владиславовичем Маневичем, вице-губернатором, красивым тридцатилетним евреем, со щеткой густых усов под выдающимся носом, с шевелюрой густых жестких волос. Он произвел на меня положительное впечатление. Говорил спокойно, рассудительно и, в общем-то, правильные вещи. Но тогда, все ещё сидя на полу моей кухни, я не придала значения словам Веры Петровны. Знали бы мы, что через шесть лет этот реформатор будет застрелен наемным убийцей.
– А выпить у нас с тобой, бизнесмен, нечего.
– Это верно подмечено. Заодно и подышим свежим воздухом.
Четырнадцатого июля одна тысяча девятьсот девяносто первого года две женщины вышли из дома № 3 по Сабировской улице. Было это в пятнадцать часов тридцать минут. Кто бы мог подумать в тот момент, что через месяц и пять дней ближайшее окружение Горбачева предпримет попытку сохранения Союза и возрождения его былого величия.
Гастроном на набережной Черной речки сохранился, а талоны на водку были у Веры Петровны. Так что скоро мы стали обладателями двух бутылок водки неизвестного происхождения.
Подытожу. Свой второй день пребывания в Ленинграде после длительного отсутствия я провела продуктивно.