– Я не слишком спортивная, – отвечает она.
И идет ко мне, влажная еще после душа.
Это она? Она и есть пропавшая девушка? У нее что-то вроде психотического срыва и амнезии? Очень расплывчаты, неконкретны все ее ответы.
– Кто ты? – спрашиваю я.
– А как бы тебе хотелось? – отвечает она, сбрасывая полотенце.
И тут же на меня накидывается.
Много шума, тяжелое дыхание. Начинает лаять собака, кошка запрыгивает на ночной столик, глядит на нас, выгибается дугой, прыгает мне на спину и дерет когтями. Я вскрикиваю.
– Пойду я, – говорит она, когда все заканчивается.
– Ты точно не хочешь еще раз в душ?
– Нет, все нормально. Но это было приятно, люблю дождевой душ.
– А телефончик, может, оставишь? – спрашиваю я, пока она одевается.
Она мотает головой.
– Откуда же мне узнать тогда, все ли у тебя в порядке? Очень неприятно волноваться, не случилось ли с тобой что-нибудь.
– Я не из тех, с кем что-нибудь случается.
– Но я так не могу, – говорю я. – Не могу, чтобы приходила безымянная женщина и имела меня в моем доме.
– Это не твой дом, – отвечает она, застегивая «молнию».
– Мы хоть когда-нибудь поговорим нормально?
Она надевает туфли и встает.
– Не знаю, что и сказать.
– Ты меня пугаешь, – признаюсь я.
– Мужчины не пугаются. Можно нам обойтись без выяснений? Я слышу, как ты напрягаешься, – но мне и правда пора.
– Куда?
– Туда, откуда я приехала.
– Похоже, мы толчемся на месте.
– Но мы же разговариваем, вот прямо сейчас, – говорит она.
– Возьми что-нибудь, – предлагаю я.
Она на меня смотрит:
– Что?
– Телевизор возьми.
– Не смешно.
У нее звонит сотовый, она смотрит на него.
– Бойфренд? – спрашиваю я.
– Нет.
Она выходит, и я запираю дверь. Обхожу весь дом, опуская жалюзи. Слишком я на виду.
Телефон звонит в десять утра.
– Мистер Сильвер?
– Простите, а кто это?
– Я Сара Зингер из «Академии Аннандейл».
– Да.
– Вам удобно разговаривать?
– Да, но должен предупредить, что я Сильвер-дядя, а не Сильвер-отец.
– Мне это известно. – Долгая пауза, и она начинает снова: – Мистер Сильвер, мне немного неловко…
Я не тревожился, но сейчас она вдруг овладела мною – тревога, и глубокая.
– Что-то с Эшли?
Сара Зингер не отвечает.
– Вы знаете, где сейчас Эшли?
Единственная у меня мысль – о пропавшей девушке.
– Мистер Сильвер, если вы меня выслушаете…
– Она жива? – ору я в телефон.
– Разумеется, жива. Я не хотела вас пугать. Она на уроке английского до одиннадцати двадцати, потом у нее естественные науки с одиннадцати тридцати до двенадцати тридцати. – И она снова замолкает.
– Наверное, вы не знаете, что у нас тут случилось. Пропала одна местная девушка, и это очень тревожно.
– Прошу прощения, – говорит миссис Зингер. – Для человека вроде вас это должно было быть тяжело.
– В каком аспекте – вроде меня?
– Бездетный мужчина, вдруг оказавшийся в роли папы.
– Мне хочется думать, что я отлично адаптировался.
– Я уже сказала, что ситуация из тех, в которые никакая школа попадать не хотела бы. Мистер Сильвер, в курсе ли вы, что Эшли во время весенних каникул активно общалась по телефону?
– Да, – отвечаю я. – Эшли трудно было засыпать, и оказалось, что поговорить с кем-нибудь – помогает.
– Знаете ли вы, с кем она говорила?
– Сказала, что разговаривает с кем-то из друзей.
– Боюсь, это было преуменьшение.
– Преуменьшение чего?
– Там дело не ограничивается дружбой. Как бы правильнее сказать? Простите, мне трудно… – она замолкает на миг. – Мистер Сильвер, у Эшли любовная связь.
Вот при всем при этом я испытываю облегчение.
– Она очень молода, но в целом это вполне нормальное развитие событий.
– Не с мужчиной.
– Что в женской школе не должно быть удивительно. Многие девушки проходят через лесбийскую фазу, разве не так?
– Она сношается с завучем младших классов.
– А!
– Я вполне понимаю, что у Эшли был очень тяжелый год, но так не годится.
– Конечно.
– Я рада, что вы согласны, – говорит она с облегчением, но что-то в ее голосе выдает, что она обвиняет Эшли – жертву.
– И какие объяснения дает завуч младших классов?
– Я не уполномочена вам это сообщать. – Она делает паузу.
– Вы мне не хотите сказать, что именно случилось?
– Когда Эшли после смерти матери вернулась в школу, мы решили, что ей лучше жить вместе с завучем младших классов.
– Вы ей разрешили переехать к этой женщине?
– Это рассматривалось как временная мера. Мы тогда считали, что это может быть полезно для Эшли – иметь возможность обратиться к кому-либо в любой момент, в случае плохого сна или просто необходимости поговорить.
– Так это Эшли трахает завуча младших классов, или же завуч младших классов трахает ее? Кто из них взрослый, миссис Зингер, и кто ребенок? И риторический вопрос, миссис Зингер: у кого из них большая проблема?
– У завуча младших классов долгосрочный контракт со школой.
– Совращение ребенка – вполне законный повод для прекращения или аннулирования контракта.
– Боюсь, что никто, кроме Эшли, не подтвердит этого факта, – говорит миссис Зингер. – При этом я хотела бы заверить вас, что мы рассматриваем ситуацию как весьма серьезную и разберемся с ней сами весьма тщательно.
– Миссис Зингер, на нас лежит огромная ответственность. Мы как супергерои – не имеем права подводить наших детей.
– Естественно, мистер Сильвер. Поэтому я вам и звоню.
– Как вскрылась эта ситуация?
– К ней привлекло наше внимание некое лицо, пожелавшее остаться неизвестным.
– Я могу поговорить с Эшли?
– В начале нашего разговора я сообщила, что она в данный момент не может говорить – у нее английский, потом естественные науки, потом ленч.
– Вы ей передадите, чтобы она мне позвонила?
– Это само собой, но я надеюсь, вы не будете посвящать ее в детали нашего разговора.
– Я не буду этого обещать, но вы должны знать, что я озабочен. Как опекун девочки, столько пережившей дома, я надеялся, что в школе ей ничего не угрожает.
– Мистер Сильвер, обстоятельства меняются, и мир уже не таков, каким был когда-то.
– Кстати, миссис Зингер: другие ученицы знают?
– Насколько мне известно, нет.
Она глубоко вздыхает. Подозреваю, что на самом деле она вытаскивает сигарету.
– Вопреки рекомендации юриста – мой бывший муж юрист, и он учил меня этого не делать, – я хотела бы дать вам свой домашний и сотовый – на случай, если вам понадобится со мной связаться.
Записывая номер, я одновременно набираю эсэмэску Черил.
«Срочно», – пишу я.
«Мотель?» – тут же предлагает она.
«Скорее суп и сандвич».
«У меня есть дела», – отвечает она через какое-то время.
«Мне нужна помощь».
«Какого рода?»
«С детьми связано».
«Ладно. Встречаемся в ресторанном дворике молла в час. Я буду возле замороженного йогурта».
«Спсб», – печатаю я.
Она все же выкроила для меня время.
– Здесь главное не облажаться, – говорит Черил, скармливая мне хрустящие макароны и холодную курятину из китайского салата.
Волосы у нее сегодня белокурые, стриженные под пажа.
– Это парик?
– Нет, новая прическа. Послушай, если ты попрешь на Эшли, она замкнет створки, и ты ничего не добьешься. Тут не явное изнасилование, а скорее как в «Лолите».
– Мне пойти в полицию? Или от этого будет хуже?
Она мотает головой:
– Держи руку на пульсе – если только девочка сама не решит втягивать власти. Если не захочет и если все будет строиться на ее словах, может выйти неприятно и хуже для нее в долгосрочной перспективе. Тебе надо с ней поговорить, дать ей понять, что тебе все известно. Ты должен стать человеком, с которым она может поделиться своими чувствами – или не поделиться. И между делом спроси, как она насчет того, чтобы об этом сообщить. У одних бывает ощущение, что все это не взаправду, пока не сообщено. А другим легче умереть, чем начать об этом разговаривать.
– А может, все это крупная ложная тревога? – предполагаю я. – Может, Эшли влюбилась в завуча младших классов, и это было скорее материнское отношение, платонически-эмоциональное. Вот не думаю, что произошло много именно сексуального – не уверен, что Эшли даже знает «про это».
– Ты на какой планете живешь? – спрашивает Черил. – Эти детки на ходу подметки рвут и нигде своего не упускают. Можешь чем угодно ручаться, что училка все это выдала под маской родительской ласки или учительской заботы – уроки давала. Спроси, применяли они там фрукты или овощи?
– Овощи?
Она на меня смотрит как на идиота.
– Мой муж научил сына надевать презерватив на банан, а когда мою подругу дочка спросила, какое это ощущение – когда внутри у тебя пенис, та ее подвела к овощному контейнеру и сказала: «Мужские гениталии – как овощи, всех форм и размеров бывают. Есть морковки, кабачки, парниковые огурцы». Она очень радовалась, говоря своим девочкам, что в случае нужды можно душевые колпачки отеля применять как устройства контроля рождаемости. «И что бы ты ни делала, «это» никогда не должно попадать ни в тебя, ни на тебя. «Это» – как суперклей, который ни с одежды, ни с волос не сведешь, и быть им измазанной очень стыдно. Если мужчина тебя уважает, он свою «разрядку» направит куда угодно, только не в тебя, а если не уважает – пусть обратит свое внимание на кого-либо другого».
