– И родители действительно говорят с детьми вот так прямо?
– Дети любопытны, и они все равно узнают – так лучше, пусть от тебя. И еще: поскольку твоя племянница уже почти подросток и у нее нет матери, тебе нужно найти женщину-врача, специалиста по подростковой медицине.
– Я не знал, что такие есть.
– Так будет лучше. Не стоит ей о месячных говорить с доктором Фауст.
– Откуда ты знаешь, что она ходит к Фауст?
Черил закатывает глаза:
– Да потому что туда все ходят, – говорит она и просит меня взять ей обезжиренный йогурт с радужными брызгами. – Спорим, тебе любопытно, почему я сама не хочу попросить?
Я не собираюсь спрашивать.
– Девушка за стойкой – бывшая подружка моего сына Брэда. Я его уговорила ее бросить. Если я буду заказывать сама, как бы она мне визина не подлила.
– Визина?
– От него понос бывает. Говорят, стюардессы его капают в выпивку в самолете неприятным пассажирам.
– Типичная городская легенда.
– Оставайся при своем мнении, – отвечает она, посылая меня за йогуртом.
– Понос может случиться от непереносимости лактозы.
Она задумывается:
– Про это я не подумала. Так ты принесешь мне йогурт?
Я возвращаюсь с густо посыпанным йогуртом и ложечкой.
– А себе ты не взял?
– Хотел было, но девушка за стойкой – невероятная стерва.
– Я же тебе говорила. Потому-то я и упросила Брэда ее бросить. Хочешь? – Она протягивает ложечку, я открываю рот, и она меня кормит.
– Ты не боишься, что нас увидят?
Она отрицательно качает головой.
– Почему?
– Я скажу тогда, что ты – больной с инсультом, а я – сиделка-волонтер. – Она скармливает мне еще ложечку йогурта. – Да, так что там с пропавшей девушкой?
Я вытираю с лица йогурт – Черил не снайпер.
– Так я думаю, они знают, кто это сделал, – говорит она.
– Ты не могла бы конкретнее?
– Они – то есть полиция – знают больше, чем говорят публике. То есть нам.
– Можешь привести факты, или это твое независимое мнение?
– Я только хочу сказать… все мы знаем, как делаются такие вещи. Я много смотрю телевизор, реалити всякие и другое, и я тебе говорю: они только и ждут, чтобы этот тип к ним пришел. В чем-то слегка облажался и себя выдал.
– Ты думаешь, они его уже нашли и наблюдают?
– Уверена. Понимаешь, я не верю в случайности, ничего не бывает так, как кажется.
– Кроме того, что полностью случайно, вот как это вот.
– Что «это вот»?
– Ну, то, что у нас с тобой.
Не могу не отметить, что очень сблизился с Черил, что делюсь с ней сокровенным, что начинаю ее считать другом, конфидентом.
– Миленький, если посчитать, так совсем ничего тут нет случайного – это закономерно происходит сплошь и рядом.
Что-то в ее голосе подсказывает мне вопрос:
– Ты пила сегодня?
– С утра «Кровавую Мэри». Так, отпраздновала слегка.
– В будний день?
– Ага. Они все смылись рано, а я увидела в холодильнике томатный сок и сельдерей и подумала: «Почему бы и нет?»
– Ты меня пугаешь.
– Даже не думала.
– Пугаешь.
Я думаю, рассказать ли ей про женщину из «Эй-энд-пи». Не люблю чувствовать себя двуличным, но ведь разве у меня есть обязательства перед этой замужней женщиной? И не могу же я попросить о помощи, а потом сказать: «Я тут встречаюсь с одной…» И само собой срывается:
– Я тут встречаюсь с одной женщиной.
– Как ее зовут?
– Не знаю.
– Ты встречаешься с женщиной и не знаешь, как ее зовут?
– Да.
– Давно?
– Уже недели две-три.
– Где вы познакомились? В онлайне?
– В «Эй-энд-пи».
– И часто вы видитесь?
– Виделись два раза.
Кажется, Черил вздохнула с облегчением.
– И что вы делали при этих встречах? – спрашивает она, будто старается дойти до сути.
– Не уверен, что с твоей стороны этично меня спрашивать о подробностях. Они несколько личного характера.
– С каких это пор жизнь стала этичной, мистер? Если ты сунул свою кочергу в чужую печку, у меня есть право знать – как минимум из соображений безопасности, чтобы принять информированное решение.
– И обратное тоже верно?
– В смысле?
– В смысле, если ты должна знать, что делаю я, то не должен ли твой муж знать, что делаешь ты?
Она смотрит на меня, будто обдумывает следующий ход. Будто.
– Я ему рассказала.
– Правда? – Я искренне удивлен.
– Правда.
– Когда?
– После вечера в «Френдлиз».
– Зачем?
– Запаниковала.
– По какому поводу?
– Подумала, что нас мог увидеть кто-нибудь из его знакомых.
– Но ведь рассказать твоему мужу – это значило бы себя выдать?
Она пожимает плечами:
– Может, знакомые считали, что он знает. А главное – мне надо было. Я по натуре не обманщица.
– Что он сказал?
Она снова опускает глаза.
– Выразил радость, что ему есть с кем разделить эту нагрузку. И спросил, ищу я развода или все развлечения.
– И?
– Я сказала, что развлечения, и он ответил: «Ну, тогда я не буду волноваться, пока ты мне не скажешь, что есть повод для волнения».
– Очень мило, что он предоставляет тебе решать, когда ему волноваться.
– А мне можно доверять, – говорит она и замолкает. – Он спросил, платил ли ты мне: он всегда хотел заплатить какой-нибудь женщине. Я спросила его, ходил ли он налево, и он ответил, что нет.
– Отчего?
– Боялся, – говорит она.
– Чего боялся?
Она пожимает плечами:
– Я ему сказала, что если хочется, то надо. У него были фантазии насчет проституток. Я ему сказала: «Давай», а он говорит: «Не могу». Я тогда спрашиваю: «Хочешь, я с тобой пойду?» – «В смысле, участвовать будешь?» – спрашивает он. «Нет, просто пойду с тобой вместе». Он тогда говорит: «Очень с твоей стороны любезно». – «А когда я была нелюбезной?» – спрашиваю.
– А дальше?
Для меня это все очень неожиданно, и хочется услышать подробности.
– Дальше мы с ним пошли вместе.
– Когда?
– Во вторник, после работы.
– К кому?
– Он у одного парня на работе взял номер.
– И ты мне не рассказала?
– Ты был занят.
– И как это происходило?
– Понятия не имею. Я сидела у девушки в гостиной и читала журнал – свой, с собой принесла, и куртку не снимала, и потом дома ее постирала. Очень старалась ничего не трогать.
– Твоему мужу понравилось?
– Он был рад вырваться из рутины, но чувствовал себя странно.
– В чем странно?
– Он сказал, что груди у нее огромные. Я ее видела до того, как он вошел: большие, но не так чтобы огромные. Он сказал, что твердые были, как баскетбольные мячи. И она его не целовала.
– А еще?
– Полностью эпилированная, спереди и сзади. Он никогда такого не видел – сказал слово «стандартизованная». В самый разгар процесса вернулась домой ее соседка и сказала, что ей что-то нужно в спальне. Держалась вполне безобидно, но я выхватила кухонный нож, взятый из дому, решив, что они действуют по плану: возвращается соседка, и они вдвоем берут заложника ради выкупа. Не думаю, что она ожидала меня встретить. Я ей объяснила, что там сейчас мой муж, в уединении с ее соседкой, и если она сейчас заорет и испортит ему удовольствие, я ее убью. Мы с ней тихо присели на диванчик, я ей сказала, что это ненадолго: у него всегда быстро. Когда он вышел и увидел, что я защищаю его… его… в общем, его удовольствие, его самого, назови как хочешь, – он был приятно поражен. Для нашего брака это очень полезно.
– Правда? – спрашиваю я несколько недоверчиво.
– Это открывает новые горизонты и поднимает наши отношения на совсем новый уровень.
Я сижу, оглушенный.
– Он хочет с тобой познакомиться.
– Ради секса?
– Да нет, просто увидеться. Может, поужинать всем вместе. – Она улыбается: – А ты думал, у тебя у одного новости.
– Так тебя не расстроила эта женщина из «Эй-энд-пи»?
– Конечно, расстроила. Ты шпокаешь какую-то девку из бакалеи, у которой даже имени нет. Что конкретно тебе в ней нравится?
– Трудно сказать точно – она такая загадочная.
– Звучит так, будто ты ее совсем плохо знаешь.
– Ты не очень тактична.
– Ты даже не знаешь ее имени.
– Знаешь, что мне точно известно о ней? – отвечаю я. – Она от меня ничего не требует.
Черил выскребает последние капли йогурта, пластмасса поскрипывает. Она смотрит на телефон.
– Пора мне. – И она резко встает.
– Ты меня бросаешь? – спрашиваю я, вдруг ощутив себя беззащитным и ранимым.
Она смотрит на меня как на идиота:
– Что в моих словах «мой муж хочет с тобой познакомиться» навело тебя на такую мысль?
– Прости, – говорю я. – Очень уж странный день выдался.
В этот вечер я наконец говорю с Эшли:
– Как ты там, нормально?
Она ничего не отвечает.
– Это невидимое пожатие плеч? Мы же не на видеосвязи.
– Угу.
– Ты хочешь мне что-нибудь рассказать?
– Вообще-то нет.
– Ты одна? В смысле, ты сейчас можешь свободно говорить?
– Здесь никого нет.
– Голос у тебя грустный, – замечаю я.
