Из Багио спешно возвратился капитан Пугот и теперь носился по округе со страшной скоростью на своем джипе в сопровождении кучи охранников. Военная полиция ввела комендантский час. После восьми часов вечера появляться на улице без специального пропуска не разрешалось. В девять часов было приказано гасить в домах свет. Ночную тишину деревенских улиц нарушал только топот тяжелых солдатских сапог.
Капитан Пугот был уверен, что его охранников убил не кто иной, как Пастор с Даноем, никого другого он заподозрить не мог. Но помогали им, как он думал, какие-то пришлые люди. Ведь после войны многие бывшие партизаны не сдали оружия и продолжали оставаться в лесу, лишь изредка наведываясь в близлежащие деревни, чтобы запастись продовольствием. Со времен японской оккупации они поддерживали связи с недовольными крестьянами, которые оказывали им материальную помощь, и при случае могли воспользоваться их покровительством. Именно эти два охранника по приказу его, Пугота, убили Манг Томаса и того крестьянина. А «тулисаны» по наущению Пастора и Даноя прикончили их. Пугот приказал своим подопечным во что бы то ни стало найти «преступников» и на чем свет стоит поносил их за нерасторопность.
— Ну почему же вы, олухи, никого не схватили в тот момент? Можно любого заставить признать себя виновным.
Сержант гражданской охраны напомнил ему о решении суда по поводу двадцати пяти арестованных крестьян. Недаром судья предупредил Пугота и его подручных, что арестует в следующий раз всех за беззаконие. Кроме того, начавшееся расследование по поводу убийства Манг Томаса слегка отрезвило и сержанта, и многих других охранников. Однако на Пугота все это не произвело ни малейшего впечатления.
— Банда трусов! — ревел он. — Чего вы испугались? Ведь только вчера двум вашим товарищам перерезали горло, а вы не можете за них отомстить? Что у вас течет в жилах? Кока-кола, что ли?
В тот вечер жизнь в баррио затихла, как всегда, рано. Жители его спешили управиться с делами засветло. Никаких посиделок не устраивали и подавно. У всех на устах читалось устрашающее слово «комендантский час». Люди соблюдали предосторожность во всем, чтобы не дать никакого повода этим зверям из гражданской охраны. Особенно боялись Пугота.
В полночь крестьяне пробудились от ружейной пальбы. Неизвестно как возникший пожар перекинулся на соседние дома. Поднялся страшный переполох. Отовсюду неслись крики, стоны, детский плач. Стрельба прекратилась только на рассвете, и тогда жители баррио увидели трупы женщин, мужчин и детей посреди дымящихся пепелищ. Множество раненых терпеливо ждали помощи, но они внезапно оказались арестованными прибывшими на место происшествия солдатами и охранниками. Согласно докладу сержанта из команды Пугота, дело обстояло так: в деревню ночью ворвалась вооруженная банда, патрульный отряд обстрелял ее и отогнал в лес, но во время перестрелки пострадало несколько мирных жителей.
Крестьяне же утверждали, что никакой банды не было, что охранники и действовавшие с ними заодно солдаты стреляли по домам. Это было преднамеренное убийство безоружных мирных жителей.
По возвращении из Багио Мандо решил наконец осуществить свою давнишнюю мечту: бесплатно рассылать «Кампилан» в различные учебные заведения и общественные организации. Для этого пришлось увеличить тираж газеты и пойти на определенные материальные издержки. Но Мандо хотел, чтобы газета действительно служила народу. После конференции редакторов в Багио, закончившейся безрезультатно, «Кампилан» сделался еще более воинственным. Ничто не спасало тех, кто попадал на острие пера его журналистов, — ни положение, ни прежние заслуги. Огромный скандал разразился после того, как газета опубликовала «Белый список» новобогатеев и рассказала, каким образом нажиты их богатства. В списке фигурировали лица, известные всей стране, — крупные правительственные чиновники и даже члены кабинета. Сразу же по стране поползли слухи относительно целей «клеветнической кампании», развернутой газетой «Кампилан». В редакцию стали приходить анонимные письма с угрозами.
— Ну, теперь тебе, Мандо, нельзя появляться на улице без телохранителей, — полушутя-полусерьезно сказал ему сенатор Маливанаг.
Следующей сенсационной публикацией оказалась статья о зверской расправе над беззащитными крестьянами на асьенде Монтеро. Одновременно печатались материалы о причинах бедственного положения арендаторов Монтеро. Затем в газете появилось письмо, подписанное Пастором и Даноем, в котором они обвиняли помещика и его приспешников в организации бесчинств, а власти — в потворствовании наглому беззаконию и преступлениям.
«Мы хотим, чтобы наш голос услышали все, — говорилось в письме, — потому что мы — плоть от плоти того самого большинства, которое обирают, эксплуатируют, бьют, бросают в тюрьмы, над которым измываются, того большинства, которое обвиняют во всех смертных грехах только потому, что оно состоит из истинных патриотов страны, которым дороги свободы, записанные в нашей конституции. Во имя этих свобод мы пойдем на еще большие страдания, если это потребуется. Слезы и мучения наших жен и детей не ослабят нашей решимости бороться, они придают нам еще больше смелости, еще больше упорства. Мы будем идти по этому пути с высоко поднятой головой до самого конца, пока наша родина не станет действительно свободной и цветущей и пока свободой и различными благами не смогут пользоваться все филиппинские граждане. За это мы боремся сейчас. За это будут бороться грядущие поколения наших соотечественников».
На этот раз голос крестьян из асьенды Монтеро услышали миллионы людей во всех уголках страны. «Кампилан» превратился в самое популярное на Филиппинах издание.
Только что взошла молодая луна. Небо в россыпях алмазов навевало радостное настроение. Мандо не спеша вел машину, раздумывая о предстоящей встрече с Пури. Она по-прежнему жила в общежитии Университета Свободы. Он знал, что Пури ждет его. Они не виделись уже более недели, хотя Мандо постоянно звонил ей по телефону. Пури встретила его в холле для гостей. На ней было белое платье с голубой отделкой, прекрасно оттенявшее ее смуглую кожу. Мандо поразила не красота девушки, хотя она никогда не оставляла его равнодушным, а какая-то удивительная свежесть. Они отыскали уютный уголок и опустились в удобные кресла. В холле царила непринужденная атмосфера. Слышался мерный тихий говор, изредка прерываемый негромким смехом…
— Мне кажется, тебе здесь хорошо, — сказал Мандо.
— Почему ты так думаешь? — игриво спросила Пури.
— Потому что ты выглядишь отдохнувшей и еще более красивой, чем прежде.
— А что, я сильно изменилась? Мне все время кажется, что мой деревенский вид всем бросается в глаза.
— Нет-нет, ты красивее, чем они все здесь, вместе взятые, — с искренним восхищением проговорил Мандо.
Пури перехватила взгляд Мандо, и щеки ее зарделись. Она одарила молодого человека скромной и вместе с тем невыразимо обаятельной улыбкой.
— Что у тебя нового? — спросила она.
Но Мандо будто не слышал вопроса и продолжал неотрывно глядеть на девушку, любуясь ее необыкновенной красотой и снова невольно сравнивая ее с Долли. «Как непохожи они!»
— Так что нового, Мандо? — повторила свой вопрос девушка.
— На асьенде очень серьезное положение, — очнувшись, ответил он. — Думаю, что последует продолжение недавнего инцидента. Власти умывают руки, от губернатора и полицейских трудно ожидать справедливости. Нужно все довести до сведения президента, иначе не предотвратить нового кровопролития.
— Отец хочет вернуться домой… — с тревогой в голосе сказала Пури.
— Я же ему говорил, чтобы пока он даже не думал об этом. Их с Даноем ищут повсюду. Озверевшие охранники немедленно учинят над ними расправу.
— Пока мне удалось заставить его отложить отъезд, но уж если он надумает ехать, то я поеду вместе с ним.
— Только тебя там и недоставало.
— А какой смысл мне тут прятаться?
— Да пойми же ты наконец, что твое место именно здесь. Ты вовсе не прячешься, а пережидаешь грозу. Асьенда и ваше баррио сейчас не место для молодой девушки, тем более дочери Пастора. Поверь мне. Мы с доктором Сабио очень просим тебя остаться здесь. Мы же не посторонние наблюдатели. Мы с теми, кто борется со злом. А ты, Пури, дорога мне, ты знаешь… Я бы хотел, когда жизнь войдет в норму…
— И это тоже меня беспокоит…
— Что тебя беспокоит?
— Твоя безопасность…
— Спасибо, Пури, — живо отозвался Мандо. — Я, надеюсь, не безразличен тебе. Но со мной ничего не случится, ничего. Уж если судьба уберегла меня от японских пуль, то теперь уж наверняка пощадит ради нашей родины и ради тебя…
