- Да.
- Вы смеетесь надо мной?
- Ничуть.
- Теперь я знаю, - сказала Женя с ласковой решительностью в голосе и во всех своих движениях, - как поступить. Сейчас придет машина. Мы все это погрузим и увезем к вам, Кирилл! Ни слова больше!
Как она это сказала! Он рассмеялся и не смог ни оспорить ее слова, ни забыть уже никогда.
V
Бедный Алеша! Но Женя уже ничего не могла поделать. Из каждой прогулки по книжным магазинам он возвращался расстроенный и хмурый. Во всякую минуту разлада он вспоминал о библиотеке Софьи Николаевны и, как по поводу отсутствия телефона в их новой квартире, сердился до того, что терял сон и покой.
Всю зиму прожили холодно, и Женя даже обрадовалась, когда ей предложили ехать в Москву на курсы усовершенствования при МГУ.
С этой новостью Женя прибежала домой.
- Это же не сравнить, Алеша! Как ходят на курсы здесь! Скука! А там - Москва будет!
Но он не обрадовался за нее, а проворчал:
- Как хочешь.
- Я-то хочу! Но как ты?
- Я говорю тебе: как хочешь!
- Нет, вот я чего боюсь: как ты тут будешь жить без меня? Не загуляешь? Мне кажется, ты в последнее время что-то... все напеваешь.
- Загуляю, уж это точно!
Женя ушла на кухню. За чаем она снова заговорила:
- Нет, ты мне скажи, что тебе не нравится?
- Прекрасно знаешь! - отвечал Алексей. - Я никогда не примирюсь с тем, что ты книги Софьи Николаевны отдала Кириллу.
- Такова была ее воля, - устало сказала Женя.
- Это неправда! - закричал Алексей.
- И говорить об этом не хочу! - рассердилась в свою очередь Женя и ушла к себе.
Мелин всегда уступал, когда Женя, обычно терпеливая с ним, рассердившись, замолкала.
- Ну хорошо, Женя, - пришел вскоре он к ней. - Давай тихо-мирно обсудим этот вопрос, чтобы к нему больше не возвращаться.
Женя улыбнулась.
- Ты мне скажи, как это получилось?
- Алеша, я уж не помню.
- Как? Он что, просил, умолял, требовал?
- Нет.
- Или ты была сама не своя?
- Может быть. Ведь мы там жили, жила Софья Николаевна, и всему конец.
- Что вы делали всю ночь?
- Оставь это! Ему эти книги как хлеб насущный, как воздух! Любим вещи, даже книги превратили в род вещей, дорогих и модных, как вазы и ковры. Надоело!
- Ты отдалась ему в ту ночь? - примирительно, точно готовый покориться судьбе, спросил Алеша.
Женя вздохнула.
- Я сделала больше, если хочешь знать. Я влюбилась в него, как девчонка.
- Что?!
- Ах, Алеша, - проговорила Женя с легким вздохом и взяла его руки в свои, - эти книги принадлежат ему по праву. Это его мир, его жизнь. А потом, ты же знаешь, тетя оставила мне кучу денег. Пусть у нас будут деньги, а у него книги. Мы можем купить машину. Хочешь иметь машину?
- Постой! - Точно опомнился Алеша. - Ты, Женя, что-то не то говоришь... Откуда у тебя этот цинизм? Почему ты этого Кирилла понимаешь по-человечески, а меня - черт знает как?
Женя сама удивилась, подумала и ответила:
- Его трудно понимать иначе.
- Послушай, Женя, ты разлюбила меня?
- А ты, Алеша, любишь меня?
Они оба замолчали, точно прислушиваясь к отдаленному шуму города и волн Финского залива.
Что касается Кирилла, он всю зиму рылся в книгах Софьи Николаевны, бесконечно радуясь и раскладывая их по полкам, число которых пришлось увеличить, кажется, в десять раз, и теперь его комната напоминала настоящее книгохранилище. Одно смущало его - как же быть с Женей? Ведь недаром она отдала ему все. Он выбегал на улицу и предпринимал восхитительные по весне прогулки.
Однажды, заглянув в «Академкнигу» на Литейном, он испытал странное, неизъяснимое чувство. На прилавке среди множества книг лежала небольшого объема изящно изданная книга, которую он как будто уже где-то раньше видел. «Заметки о лирике». С первой страницы глянула на него живая, необычно моложавая Софья Николаевна. Кирилл даже слегка вздрогнул. Он купил книгу Софьи Николаевны и поспешил домой. «Заметки о лирике» оказались совершенно новы по содержанию, классически просты и ясны по языку. Это было не только уникальное исследование структуры лирического стихотворения, а нечто большее. Как в стиле Пушкина, его лирики, прозы и писем он неизменно ощущал двух его времени, культуру его эпохи и личность самого Пушкина, так в «Заметках о лирике», казалось бы сугубо теоретическом исследовании, он слышал и видел Софью Николаевну как живую и даже молодую. В мыслях и в языке научного труда, как в поэтическом произведении, может быть совершенно нечаянно для автора, запечатлелась ее душа, ее внутренний образ - как воплощение культуры нашего времени.
Поделиться со своей радостью он хотел прежде всего с Женей, разумеется. Увидеться с нею у него был теперь повод. Он не знал точно, где она живет, но, с ее слов, имел представление о доме известной ему серии из тех, какие впервые начали возводить на самой кромке Васильевского острова. За рекой Смоленкой, которую одевали в гранит, как будет одет в гранит весь берег моря, Кирилл оказался в новом городе со столь быстро возводимыми домами, либо высокими, либо длинными, либо высокими и длинными одновременно, что, казалось, с заселением запаздывали. В некоторых домах люди жили, но улицы еще пустынны. А там - ветер, блеск солнца на голубых волнах - какой простор! Далеко в дымке тают облака, словно воспаленные от летнего зноя.
Тут он оглянулся назад, в сторону города, и увидел Женю. Она шла в легком, развевающемся, как туника, платье.
- Как это вы сюда забрели, Кирилл? Здравствуйте!
- Я шел к вам, - сказал Кирилл. - Есть новость!
- Новость? Очень хорошо! Какая же?
Кирилл показал Жене книгу Софьи Николаевны и заговорил о том, как завиден удел тех, чья жизнь, чье слово становится фактом, явлением культуры. Голос его дрожал от волнения. Женя все внимательнее приглядывалась к нему, так как он звал ее к чему-то, что-то хотел сказать именно ей, и она невольно отзывалась всей душой.
Они шли по новой улице, поглядывая на новые дома, словно искали свою квартиру. Каково им здесь будет?
Но Женя здесь жила уже два года. Она показала на свой дом.
- Хотите взглянуть, как мы живем? - спросила она.
- Нет, - покачал головой Кирилл.
- Хорошо, - согласилась она и прошла мимо своего дома.
Вскоре они вышли на старые улицы, где и тесно, но все как-то особенно уютно и хорошо.
- И у меня есть новость, - сказала Женя. - Я уезжаю в Москву.
- Как, в Москву?
- На курсы усовершенствования при МГУ. На месяц. Курсы курсами, а у меня такое чувство, как будто в моей жизни что-то начинается.
Кирилл решил, да и Женя, может быть, сама думала, что это связано с ним. У дома по 7-й линии, где Женя жила до замужества, они расстались.
Весь июнь он много работал, закончил большую статью и написал рецензию на книгу Софьи Николаевны. Женя прислала шутливое письмо, в котором сообщала, что в Москве ей очень нравится и она много гуляет по Москве в сопровождении троюродного дяди, который, между прочим, чуть старше его. Кирилл отправил запрос: хорош ли собой троюродный дядя, женат ли он, умен ли и вообще кто он?
Женя не отвечала. Кирилл забеспокоился, хотя не ему, а Алексею Мелину стоило скорее беспокоиться.
Прошел июль. Кирилл изо дня в день ждал звонка от Жени. Ему казалось, что Женя, едва приедет из Москвы, сразу позвонит ему. Наконец он сам позвонил на 7-ю линию. Трубку снял сын Жени. Они познакомились. Сережка сказал, что мама в Москве, отдыхает на даче у родных.
- А когда мама приедет? - спросил Кирилл.
- Не раньше, чем я поеду к ней, - прозвучал ответ.
- Ты собираешься ехать в Москву?
- Да, с бабушкой и дедушкой.
- А папа?
- Его не хотят, - отвечал мальчик.
- С кем ты там говоришь? - послышался голос Ольги Захаровны. Кирилл страшно смутился, он хотел уже закончить разговор с Сережкой, как вдруг тот сказал:
- Поговорите с бабушкой, дядя!
- А вы знаете, Кирилл, - Ольга Захаровна говорила отрывисто и решительно, - что выкинула Женя? Представьте, разводится с мужем. И это не все. Она выходит замуж в Москву!
- За троюродного дядю? - усмехнулся Кирилл.
- Ах, вы все знаете? Вот такая история!
Вот такая история! Кирилл выбежал на улицу. Предчувствие не обмануло Женю. С Мелиным ее жизнь была уже изжита, хотя она и не спешила на что-то решиться. Вскоре Женя прислала небольшое письмо, написанное как-то наспех. «Расстаюсь с вами с хорошим чувством, - писала она. - Я люблю вас, вы милый, славный. Ваша жизнь полна иллюзий, грез и мечтаний, точно едва вам исполнилось четырнадцать лет. А вместе с тем я верю, что вы талант, и рада, что библиотека Софьи Николаевны у вас. Постарайтесь совершить что-нибудь немаловажное, чтобы и ваша жизнь, ваши грезы сделались тоже достоянием культуры нашего времени. Только таланту это дано. Что касается меня, то я могу только жить - лучше или хуже, не мне судить. Но и самая жизнь на этом свете кое-что значит. Будьте счастливы! Потом, потом, когда вы будете в Москве, непременно найдите меня, чтобы я увидела, что вы, что с вами сталось. Смотрите!»
