— Когда же все кончится?
Это было слишком. Общение людей, вступивших в необязательные отношения, требовало соблюдения формального правила: никогда, ни при каких обстоятельствах не использовать своих против своих. Открыто добивать нельзя. Формальные люди делали это втихую.
Мимо Лавровой проехал зеленый «Хаммер», Венька высунулась из окна и весело спросила.
— Подвезти?
Лаврова отмахнулась. «Хаммер» подмигнул Лавровой габаритными огнями и исчез в потоке машин.
— Сволочи! — громко сказала Лаврова и поковыляла к остановке.
Палец опять нестерпимо болел.
Дома Лаврова выпила коньяка, это был ее стакан эндорфинов.
«Жизнь в розовом свете», — покачиваясь в волнах ванны, думала Лаврова.
Она легла спать без ужина, забыв выключить свет.
Венька встречалась с Минотавром. Он водил ее по самым дорогим ресторанам и ночным клубам города почти каждый день. Венька взахлеб рассказывала о нем. Она нашла своего принца на белом коне. Веньку все поздравляли, Лаврова вяло отмалчивалась. Она представляла их в его квартире, она видела их вместе в его кровати. Она ненавидела Минотавра, Веньку, «Хаммер».
Однажды Венька затащила Лаврову в свой кабинет.
— Посмотри, что он мне подарил. К моим глазам, сказал он.
Венька подошла к зеркалу и покачала серьгами, посверкивающими бриллиантами и изумрудами.
— Классно, — безразлично ответила Лаврова.
Венька повернулась и подбоченилась.
— Завидуешь? — Она улыбалась улыбкой счастливой женщины.
Неожиданно Лавровой стало ее жаль.
— Завидую.
— И тебе повезет. Обязательно, — пообещала ей счастливая женщина.
— Вряд ли.
— Кстати, он о тебе спрашивал.
У Лавровой все сжалось внутри. Ей показалось, они говорили о ней, чтобы посмеяться.
— Он спросил, что за скучная девица была вместе со мной. — Венька запнулась и округлила глаза. — Ой, прости.
— И что ты ему сказала? — злобно спросила Лаврова.
— Ничего, — испуганно ответила Венька.
— Только попробуй еще раз заговорить с ним обо мне! — И Лаврова вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Теперь Венька была нарочито вежлива с Лавровой, Лаврова как всегда вяло отмалчивалась. Но Венька уже не рассказывала о Минотавре, Лаврова радовалась и этому.
* * *
Лаврова сидела у Аськи, они жаловались друг другу на житье-бытье и пили коньяк.
— Жизнь похожа на автобус. Когда он на твоей остановке — белая полоса, на чужих — длинная черная. Никогда не знаешь, доедет ли он до твоей остановки? Вдруг поменяет маршрут? Или встанет на капремонт?
— Мой автобус давно пустой, кроме меня в нем никто не ездит, — согласилась Лаврова. — Остается тупо ждать конечной.
Подруги уже прикончили одну бутылку коньяка и принялись за вторую.
— Познакомь меня с кем-нибудь, — попросила Аська.
— С кем? — рассмеялась Лаврова.
— Такие бабы пропадают, — вздохнула Аська. — Где найти рынок любовников?
— В газете.
— Давай брякнем, — Аськины глаза загорелись.
— Вот дунька! Знаешь, сколько это стоит?
— Сколько?
Лаврова наморщила лоб, подумала и призналась:
— Не знаю.
— Давай брякнем и узнаем.
— Давай, — согласилась Лаврова, и они покатились со смеху.
Аська ушла искать газету. Через пятнадцать минут она вернулась. У нее был несчастный вид.
— Газеты нет, — грустно сказала она.
— И здесь не везет, — захохотала Лаврова, за ней Аська.
Они хохотали до слез.
— А может, нам повезло, — вытирая слезы, сказала Аська — Ну их в баню, альфонсов с триппером.
Лаврова возвращалась домой. Было поздно и очень темно. Лаврова не боялась, в ней носились огромные дозы коньячных экзорфинов. Она дошла до своего подъезда и оглянулась. Вокруг не было ни души. Лаврова сделала ласточку и крикнула.
— Вот так-то!
Ей захлопали, она оглянулась и замерла в позе ласточки. Рядом с ней возник ее вечный кошмар: Минотавр.
— Какие люди! — восхитилась Лаврова и покачнулась на одной ноге. — Ты так можешь?
— Нет.
— Ласточка ты моя с ржавыми крыльями! — Лаврова рассмеялась. — Что, шасси заклинило?
— У тебя язык заплетается.
Лаврова закачалась и чуть не упала. Он придержал ее за руку, ей пришлось приземлить ногу.
— Рожденный ползать летать не может. — Лаврова отдернула руку и похлопала себя по рукаву. Она стряхивала с себя Минотавра.
— Твоя подруга Венера сказала, что у тебя никогда не будет детей, — сказал Минотавр.
Лавровой показалось, что она умерла. Она упала навзничь, на спину. Ее душа улетела далеко-далеко. Прошлое вернулось и убило ее.
* * *
— Как ты могла? — У больничной койки Лавровой сидел ее муж.
Лицо его было черным от горя. Будучи врачом, Лаврова знала, как это объяснить. Прилив крови к смуглой коже, вот и все. Ничего мистического.
— Я должна была решать! Мне мучиться вынашивать! Мне мучиться рожать! Мне кормить, поить, менять подгузники! Ты здесь при чем? О чем тебя спрашивать? — кричала Лаврова. — Нет у нас на ребенка денег! Нет!
Муж закрыл лицо руками. Лаврова с силой развела его руки. Его лицо было мокрым от слез. И тогда Лаврова зарыдала, завыла. Она билась головой о стену и выла. Она не видела, как ее муж выбежал из палаты. Он несся по больничному коридору и спрашивал всех: «Где он? Где он?»
Он нашел ее лечащего врача и наотмашь ударил ею по лицу, бил кулаками в грудь, в живот. Врач упал, муж избивал ею ногами. Ею еле оттащили.
— Не надо звонить в милицию. Оставьте его в покое, — сказал врач разбитыми в кровь губами. — Не я делал вашей жене аборт.
Мужа Лавровой всего трясло. Он сел на пол, прислонившись к стене. Его обходили как прокаженного. К нему вернулся лечащий врач Лавровой и протянул стакан со спиртом. Муж Лавровой его выпил и заплакал на глазах у всех. Все отвернулись, чужое горе заразно.
Лаврову ненавидели все в отделении: персонал, больные. Ей было это безразлично. Сильнее, чем она сама, ее не ненавидел никто.
* * *
Лаврова пришла в себя в зеленом гробу «Хаммера» на коленях Минотавра.
— Я успел тебя подхватить, иначе бы ты покалечилась.
— Зря. Лучше бы я разбилась и умерла.
Минотавр наклонился и коснулся ее губ. Его поцелуй был соленым и горьким, как слезы. Лаврова отвела его лицо рукой.
— Я убила человека. Своего ребенка. Сама.
— Почему ты потом ничего не сделала?
— Зачем? Разве я имею на это право?
Лаврова замолчала. В зеленом гробу «Хаммера» стояла необыкновенная тишина. Так тихо бывает только на кладбище.
— Мне жаль своего мужа.
— Куда он делся?
— Ушел.
— Сбежал.
— Нет, ушел, — упрямо повторила Лаврова. — Я стала невыносимой. Меня нельзя было терпеть.
— Все можно терпеть.
— Да, — согласилась Лаврова.
Она притерпелась к жизни без будущего. Это не так страшно, как может показаться вначале.
— Поехали ко мне.
— Нет. Мне противно.
— Я встречался с твоей подругой в гостиницах. Их полно. Она никогда не была в этой квартире.
— Нет, — сказала Лаврова.
— Это правда, — Минотавр завел мотор и поехал.
Лаврова не видела улиц. Она плакала молча, с ней рядом находился чужой человек.
Минотавр открыл дверцу машины и протянул к ней руки.
— Я сама. Я уже трезвая как стекло.
Он взял ее на руки и понес. Лавровой показалось, что впервые за последнее время за нее кто-то несет ответственность. Она устала быть одной. Она устала все время наказывать себя. Лаврова закрыла глаза. Она была маленьким ребенком в чьих-то сильных, надежных руках.
Лаврова смотрела на Минотавра. Его бычья шкура слезла, обнажив его до мяса. Она видела струйку пота, стекающую со лба, пульсирующую артерию на виске. Она слышала штормовой гул кузнечных мехов, работающих в его грудной клетке. Его сердце колотилось барабанной дробью, кривились кирпичные губы, расширенные зрачки вбирали радужку до краев. Ее глаза читали его глаза, она видела в них боль и страсть, которые он забыл утаить. Его бычья шкура черным одеялом лежала у подножия кровати.
Лаврова прижимала его к себе так, словно он являлся единственным на земле человеком. Словно только они остались на белом свете и больше никогда никого, кроме них, уже не будет. Она чувствовала во рту привкус свежей крови. Ее губы были искусаны ею самой. Через мгновение ее сердце замерло и остановилось, а душа улетела высоко-высоко в синее небо, к самому солнцу. Лаврова уже ничего не видела и не слышала, она следила за свободным полетом своей души.
Лаврова пришла в себя, Минотавра рядом не было. Она опять заблудилась и осталась одна. Ей стало страшно, и она пошла его искать.
