Я решил погрузиться в культуру частного домовладения столь глубоко, чтобы изучить все детали и нюансы. Я решил обследовать все дома в районе, независимо от того, продаются они или нет. Я решил также познакомиться с этим племенем, что пестовало свою культуру на окраине города. Будучи человеком многоэтажки, я не контактировал с людьми иной жилищной формации. Мне стало интересно, что за люди становятся владельцами собственных домов, какие у них моральные основания считать себя достойными этого. Я также хотел знать, каковы они, наши будущие соседи.
Семь тысяч из выручки за продажу своего барахла я вложил в приобретения. Купил карту района, диктофон, бинокль, камуфляжный костюм и рюкзак, который легко превращался в стульчик.
Выписал журналы, связанные с жильем и обустройством дома, в библиотеке взял все издания, касающиеся старых частных домов, и через поиск на слова «дом», «отечество», «восстановление» и «продажа недвижимости» скачал из Интернета все статьи по интересующим меня вопросам.
Я купил новые кроссовки и пульсомер.
Я купил блокнот, который легко помещался в нагрудном кармане нового костюма.
Я купил беспроводной телефон взамен расплавленного.
Я настроил мозги на частоту приема любой информации, связанной с жильем и домами.
Я подсчитал, что в районе 12 главных и 25 их пересекающих улиц.
Я подсчитал, что впереди у меня двадцать восемь лет жизни, и эти последние годы я мог бы провести в собственном доме на окраине города вместе с ними. Я еще посидел бы во дворе на качалке в августовских сумерках, и никто не будет мешать мне.
В геодезическом отделе городского управления выпросил точную карту жилого района и повесил ее на стенку рядом с их фотографией.
Я изучал ее, как Священное Писание.
На карте были обозначены улицы, границы участков, дома, даже насаждения.
Темно-зеленым были отмечены крупные магистрали: дорога на Туусулу и Первая кольцевая; белым – обычные улицы; светло-желтым – главные проспекты и улицы города; темно-оранжевым цветом обозначались районы многоэтажной застройки; светло-коричневым – частный сектор; ярко-зеленым – леса и парки; пунктиром – пешеходные дорожки и тропки здоровья. И масштаб подходящий – в метре от карты все можно было прочесть.
На следующий день после поражения в битве с теткой в деловом костюме я начал систематическую работу.
Укрепив на груди датчики пульсомера, я подключил их к браслету и нажал «старт». Через полторы минуты на экране появилось: спокойный пульс – 51. У Харри Кирвисниеми и Мики Мюллюлы[7] спокойный пульс не превышает 40, но с ними мне не сравняться. Им муниципалитеты подарили и участки, и дома, поэтому сравнивать наши данные некорректно. Также некорректно сравнивать и наши мечты, потому что я знал, в каких домах живут лыжники. Бревенчатые стены без намека на какой-либо стиль, огромное количество ненужных квадратных метров, высокое надменное крыльцо. Архитектура швейцарских Альп.
Лыжники засандалили мне пульс аж 98 ударов. Я выкинул их из головы. Передо мной, от края до края стола, возвышались стопы книг и журналов. Втиснув между ними локти, я погрузился в чтение.
Проспекты агентств по продаже недвижимости зашкалили мне пульс за сотню. Я перешел к статьям об истории домов для фронтовиков, которые успокоили сердцебиение – показания пульсомера соответствовали неспешной прогулке, однако от чтения журналов о домашнем и приусадебном хозяйстве на лбу выступил мелкий пот, которого я добиваюсь обычно только на крутом подъеме у бассейна Пирккола.
Днем я решил вздремнуть, но ничего не вышло.
Башка трещала.
Я решил заняться выпечкой. Приготовление чего-нибудь вкусненького всегда меня успокаивало. Я замесил тесто, как обычно, хотя Хелены и Сини не было дома. Добавил чуть больше кардамона, все равно же никто не скажет. Потом поставил тесто подходить возле плиты и выудил наугад из стопки журнальчик.
Журнал «Наш двор» был неофициальной трибуной обитателей частных домов. Он напомнил журнал «Народ сражался»,[8] который я читал в юности. «Наш двор» рассматривал все стороны жизни в частных домах и рассказывал, как проходит жизнь членов этого племени.
Внимая аромату булочек, распространившемуся по кухне, я углубился в чтение.
В журнале «Народ сражался» меня интересовали рассказы рядовых фронтовиков, изложенные суровым, простым языком. «Нашему двору» не хватало грубости войны и постоянного страха перед будущим.
Племена тихонько воевали против процентных ставок или за право использовать эти ставки в снижении налогов, боялись грядущего ремонта крыши, внезапного скачка цен на вывоз мусора, повышения налога на недвижимость и того, что трубы лопнут, а нож газонокосилки раскрошится о камень в траве.
«Наш двор» не рассказывал читателям об этих страхах, это не представлялось важным.
Внимание заострялось на интонациях и оттенках.
В племени жителей частных домов сквозил дух единения, крепкое МЫ, хотя они наверняка ничего не знали друг о друге. Но форма жизни и страх изменений объединяли их. Они говорили о жизни за границами их территории с опаской, настороженно, по меньшей мере. В статьях упоминалось о новых городских планах застройки, словно о тайных заговорах им на погибель.
Мужик, дававший интервью, содрогался от мысли, что по соседству с их районом возведут муниципальные дома. Между строк читалось: «Что же будет с нами?» Кто-то осуждал недавно спланированные велодорожки, которые решительно изменили маршрут вечернего выгула их золотистого лабрадора.
Пульс слегка участился.
Отложив на некоторое время журнал в сторонку, я задумался, а какой журнал выпустили бы бойцы домашнего фронта, если б вдруг объединились. На прилавках появляются десятки изданий по вопросам жилья, благоустройства дома, оформления интерьера, приготовления пищи, так что у нового издания, освещающего домашние дела в прежнем стиле, нет шансов. Новый журнал призван рассматривать домашнюю жизнь с совершенно новой позиции, показать всему миру незримых мужчин, которые в полумертвом состоянии бродят между гостиной и спальней, укачивая температурящего ребенка, которые без устали продолжают поиски идеального соотношения яичного белка и молотого перца, которые безропотно выслушивают проблемы и душевные переживания своих любимых и которые в конце концов валятся на диван с температурой под сорок, потому что неделями не заботятся о своем здоровье.
Журнал может также проводить жесткую военную пропаганду и выступать против избалованного средствами массовой информации скопища мужиков, которые скитаются по лесам, взбираются на горы, спускаются по речным порогам, проторяют тропы по снежной целине и продают этот мужской образ жизни спонсорам. Те, в свою очередь, налепляют наклейки на задницы этих бородачей, ничего не знающих о реальных испытаниях, чтобы они смогли рассказывать о своих увлекательных приключениях в горах по телику.
Пульс стал, как у зайца.
Однако следовало не думать о создании собственного журнала, а заняться делом.
«Наш двор» рассказывал в статье на четырех страницах, чем различаются люди, живущие в собственном доме и в городской многоэтажке. Автор, психолог Лаури Мякинен, стоял под яблоней, у ног его терся спаниель. По мнению Мякинена, окружение существенно влияет на духовное состояние человека. Он полностью поддерживал образ жизни в частном доме и от всей души рекомендовал его – особенно тем, у кого наблюдаются предпосылки к переутомлению в осенне-зимний период и вообще к грусти. Мякинен писал, что как реалист он понимает, что не у всех есть достаточно средств на приобретение собственного жилья. При этом подчеркивал, что даже кратковременное посещение дома и двора знакомых может помочь в преодолении трудностей. Деревья – наши друзья. Мякинен ссылался на австралийское исследование, согласно которому, живущие в окружении деревьев люди способны на более прочные отношения, нежели те, кто всю свою жизнь проводит в городе среди бетона и стали.
Сам Мякинен только десять лет назад переехал в собственный дом и не перестает сожалеть о столь позднем решении. Если б он только знал, какой внутренний покой обретет благодаря яблоневым деревьям и двору, он бы сделал выбор гораздо раньше.
Следующий разворот представлял фотографию всей семьи: Мякинен, его жена Мари и мальчишки-близнецы Сами и Мике. У каждого в руках грабли, а подпись вещала, что все они любят осеннюю уборку листьев. Смена времен года и способность природы к обновлению и повторению учат нас понимать бренность сущего, утверждал Мякинен. Он сказал, что проникся ясностью осени и зарождающейся силой весны только у себя во дворе, где он, устраняя следы прежнего владельца, сковырнул весь асфальт, чтобы дать дорогу мощи матушки-земли. Мякинен также поведал, что после сауны часто валяется голышом на траве в восторженном состоянии, как Илмари Пимия из группы «Носители огня».[9]
