Их много — бродячих дьяков XXI века. (Если спроецировать на реалии русской литературы, — представьте, что такие явления, как, допустим, Дмитрий Александрович Пригов, Шиш Брянский, Всеволод Емелин, консенсусно воспринимаются как воплощения русскости. Не очень получается представить? А наши неполиткорректные остроумцы воспринимаются именно как выразители национального характера.) Подервьянский — не единственный современный автор, чьи тексты пошли в народ. Нередко авторство общеизвестного стиха узнаешь с большим удивлением (спасибо Интернету). «Этот стих уже народный, но все-таки мой», — написал Александр Бойчук, создатель следующего эпического полотна:
Як романтично пахне ковбаса!
І помідори густо зашарілись.
А у пляшчині — чиста, мов сльоза,
Горілочка домашня причаїлась.
І сало ніжним зваблює тільцем,
І хліб наставив загорілу спину...
Якщо ти млієш, бачачи ОЦЕ,
Чому ж ти, гад, не любиш Україну?! [54]
Очевидно, что подобные тексты — от «Гамлета» до «Колбасы» — работают в ситуации «прощания с империей» и становятся одним из средств национального самоопределения: поиск собственно украинского соединяется с указанием на то, что своим не является, — разумеется, ирония при этом обоюдоострая.
Здесь нужно сделать лингвистические примечания. Слово «хохол» в нашем современном употреблении имеет исключительно отрицательное значение: это темная ипостась национального характера, жадный и хитрый приспособленец. «Москаль» же — «не-украинец» — бывает двух типов:
1) собственно неукраинец, чужак (ироничное именование без отрицательных коннотаций; при этом ирония нередко направлена в адрес тех украинцев, кто это слово использовал бы всерьез);
2) безусловный враг всего украинского (используется саркастически, часто — в противопоставлении русским как народу в целом) [55] .
Вот еще два иллюстрирующих эти нюансы и общеизвестных в Украине стихотворения — «Міраж» Яна Таксюра («Отак подивишся здаля/ На москаля, / І ніби справді він — людина. / Іде собі, мов сиротина, / Очима — блим, губами — плям, / І десь трапляється хвилина — / Його буває навіть жаль. / А ближче підійдеш — МОСКАЛЬ») и «Думапро слоника» Юрка Позаяка («Слоника замучили/ Кляті москалі, / Похилився слоник / Хоботом к землі: / „Прощавай же, Україно, / Ти ж мій рідний краю! / Безневинно молоденький / Слоник помирає! / Гей! Гей!”»).
Чтобы оценить многослойность текстов, нужно понимать, что первое стихотворение по форме имитирует басню, а второе — народную песню о смерти козака в степи широкой и основано на старом анекдоте о москалях, которые сделали из бедного слоненка клавиши рояля. Вероятно, вне украинского контекста не столь очевидно полное отсутствие ксенофобии в подобных сочинениях: так, некогда «Литературная газета» усмотрела националистический выпад в двустишии о часовой разнице между московским и киевским временем: «Вставай, незалежна країно, / Москаль вже годину не спить!» Но карнавальная культура не может существовать без постоянного обращения к запретным и табуированным темам, от смерти до секса, не исключая и политику. Как сексуальное в координатах карнавала не является скабрезностью, а травестирование религиозной образности — богохульством, так же и подобные игры с национальными стереотипами — не проявления враждебности. Подобные тексты писались и читались потому, что оказались нужны; таков был украинский бунт — осмысленный и милосердный. Граница между «высокой» и «низкой» культурой на карнавале размыта — а вернее, ее не существует вовсе. И неудивительно, что одно из главных явлений «большой» украинской литературы — группа «Бу-Ба-Бу» — принадлежит все к той же традиции, и название ее расшифровывается как «Бурлеск-Балаган-Буффонада». Группу создали в апреле 1985 года Юрий Андрухович (Патриарх), Виктор Неборак (Прокуратор) и Александр Ирванец (Подскарбий, сиречь Казначей), все трое — поэты, прозаики и эссеисты. Хорошо иметь дело с настоящим литературным объединением: его эстетическая платформа четко осознается и сразу же манифестируется. Тем более «бубабисты» не ограничились декларациями, а за десять лет своего активного существования (которое продолжили порознь) воплотили их в жизнь, литературу и перформанс от первого до последнего пункта.
«Бу-Ба-Бу» — сознательные постмодернисты, продуманно вписавшие себя и в европейский и в национальный контекст («С нами Рабле и Котляревский» — Неборак). Постмодернистский карнавал с его ревизией смыслов и крушением иерархий оказался совершенно необходим, а его инструментарий — наиболее релевантен «здесь и сейчас», на руинах империи. Не случайно один из главных текстов «Бу-Ба-Бу» — известный русскому читателю роман Андруховича «Рекреации» — посвящен тому краткому промежутку конца восьмидесятых, когда национально ориентированные карнавалы уже были возможны, но полных прав на существование еще не получили, и весы истории могли качнуться в любую сторону. Время Ноль: мог начаться новый отсчет — или все пошло бы по старому кругу. Время, когда жизненно необходимо определить, что из наследия мы сохраняем, от чего отказываемся, а что обыгрываем; над чем смеемся, а над чем иронизировать непристойно. Ре-креации — пере-создания, сотворение-вновь.
Самое популярное и одиозное стихотворение «Бу-Ба-Бу» — «Любите!» (1992) Ирванца — переписывает ультрахрестоматийное (а некогда запрещенное!) стихотворение Владимира Сосюры «Любите Украину» (1944): «Любіть Оклахому! Вночі і в обід, / Як неньку і дедді достоту! / Любіть Індіану! Й так само любіть / Північну й Південну Дакоту…» [56]
В свое время «Оклахома» была довольно болезненно воспринята литературным истеблишментом, но уже в конце 1990-х годов вошла в университетскую программу. «Бу-Ба-Бу» изживало любые проявления тоталитаризма в культуре [57] — и следствием оказалось расшатывание национального литературного канона, утвержденного еще народнической критикой. «Мы и впрямь создали новый… нет, не канон… мы создали новые правила игры. Проще говоря, мы вернули игру в поэзию», — заметил Ирванец. Сам способ мышления «бубабистов», само их творческое поведение лишали сакральности фигуру Поэта-Творца. Неудивительно, что «бубабистскими» персонажами, как в прозе, так и в лирике, стали маргиналы, преступники, фрики, сумасшедшие. «Козак Ямайка», «Самийло из Немирова, прекрасный разбойник», «Павло Мацапура, преступник» — герои лиро-эпики Андруховича; анаграмматический Шлойма Эцирван, замерший на границе советской и несоветской Украин (роман «Рівне/Ровно» Ирванца); пан Базьо — «вечный жид и вечный тлен» из стихотворения Неборака…
«Пародией трагедии будет комедия, — писал Тынянов и добавлял: — Пародией комедии может быть трагедия». Именно так и происходит у «бубабистов»: у каждого из них — и в прозе, и тем более в поэзии — есть немало пронзительных и трагичных страниц. Село, из которого в 1947 году были депортированы все жители, а теперь на его месте строится «центр международного туризма „Гуцулочка”» в «Рекреациях»; двуединый город, в любви к которому признается автор-герой «Рівне/Ровно» в финале романа; лирика всех троих… Подчеркнуто несерьезное название «Экзотическое растение — пастернак» предшествует точному и очень удачному переводу «Рождественской звезды», который выполнил Андрухович.
Пересмотр наличного культурного багажа неизбежно привел «бубабистов» к национальным корням — украинскому барокко. «Бродячие дьяки и другие м…ки» — так Ирванец соотнес деятельность группы и ее далеких, но таких актуальных предтеч. «Украина — это страна барокко», — провозглашают поэтические «Письма в Украину» Андруховича (автора вполне барочного «Бестиария»). Барочный же синтез искусств — словесного, музыкального и визуального — на новом витке превратился в перформансы и хеппенинги: «бубабисты» едва ли не первыми ввели их в свою творческую практику. Кульминацией и, как можно было ожидать, финалом игры стало представление «поэзооперы „Крайслер Империал”» (1992) в пафосной и церемонной львовской опере. Догматическому лозунгу «Культура — это храм» «бубабисты» противопоставили собственный: культура — это балаган. («Утверждать о литературе можно что угодно. Она все стерпит. И храм стерпит, и нужник. Но если храм, то храм. И если уж храм — то с живыми людьми, а не со священными коровами» — Андрухович.)
Подобно тому как бродячие дьяки соединяли высокую и низовую культуру, так и «бубабисты» активно обращались к арсеналу масскульта. «В народ» их стихи пошли благодаря рок-группам «Плач Єремії» (Неборак) и «Мертвий півень» (Андрухович; рефрен одной из песен — «Сто баксов в месяц, и все тебя трахают» — уже стал пословицей). Так происходит «разгерметизация литературы» (Т. Гундорова).
