— Извините, я не смог помочь ему, — сказал он.
— Ничего, я сам позабочусь.
— Ему еще предстоят терзания души.
Дядя Джо мурлыкал про себя что-то турецкое и раскачивался.
— Вы имеете в виду, что перед смертью ему необходимо раскаяться в грехах и приготовиться к Божьему суду?
— Понимаю. Вы не приемлете Божьего, — сказал отец Дрэдди. — И вот результат.
— О каком результате вы толкуете? — спросил я.
Он указал на кровать отца.
— Этот человек, — сказал я, — провел всю жизнь, безукоризненно делая то, что ему предлагало делать наше общество. Он никогда не нарушал закон. Неужели непонятно, чем он так взбешен?
Отец услышал сказанное и повернулся к нам.
— У меня был выбор. Аквитания, Мавритания, омытая ласковым морем, полная красивых женщин. Я был мужчина, не то что сейчас. Дурак! Проклятый дурак!
Вновь доктор Левин успокоил его.
Мы с Дрэдди ушли в дальний конец комнаты. К нам присоединился Левин.
— Я хочу вытащить его отсюда, — прошептал я.
— Когда? — спросил Дрэдди.
— Сегодня вечером.
— Надо получить разрешение лечащих врачей.
— С ними связываться не буду, — сказал я. — Слишком много шуму. В нашей семье насчет отца разные мнения.
Глаза доктора Левина многозначительно скакнули в направлении молодого священника.
— Что вы скажете, — спросил я его, — если я сегодня ночью выкраду его?
— А к чему такая спешка?
— От госпиталя есть хоть какая-то польза?
— Но и вреда никакого, — вилял доктор Левин.
Отец Дрэдди навострил уши. Знал ли он Глорию?
Она причащалась. Не у отца ли Дрэдди?
— Сейчас ему можно хоть чем-нибудь помочь? — спросил я Левина.
— То есть продлить ему жизнь? Нет. Но многие случайности там, на воле, могут укоротить ее. За ним необходимо смотреть ежесекундно.
— Но если брать в целом?
— Я уже сказал. Ему осталось недолго.
— А ничего нет, чтобы он чувствовал себя лучше?
— Физически или духовно?
— Физически.
— Ничего.
— А духовно?
— Спросите отца Дрэдди.
— Я спрашиваю вас.
Левин запнулся.
— Ну… не знаю…
— Мне кажется, где-нибудь в другом месте ему будет гораздо лучше, — сказал я. — А если говорить об уходе, то, кто ухаживает за ним, — тоже имеет значение.
— Думаю, с этим можно согласиться.
— Проблема в том, что с ним никто не хочет возиться. Они хотят засунуть его в дом для престарелых.
— Я тут поразмышлял на досуге… — начал доктор Левин. — А почему бы вам с женой не отвезти его к себе в Калифорнию. Вы, кажется, в средствах не стеснены. Можете оплатить сиделку. А ваша мать могла бы приезжать иногда.
— Есть некоторые личные причины, по которым я не могу так поступить.
— Какие же? — поинтересовался отец Дрэдди.
— Не ваше дело, — отрезал я. — Извините.
— Не стоит… — сказал отец Дрэдди. — Но вы только что вели речь о некоем похищении?
— Да. Хочу увезти его во Флориду, — сказал я, — в Тарпун-Спрингс, прогреть его на южном солнце.
— Ему по душе солнце? — спросил доктор Левин.
— Ему по душе магазин, в котором полно покупателей!
— Тогда к чему?..
— К тому, что в Тарпун-Спрингс доживает свое масса старых греков, приехавших в Штаты давным-давно, чтобы подработать ныряльщиками за губкой. Но мы изобрели искусственную губку, которую можно дешевле и быстрее продать. Поэтому старые греки целыми днями сидят в кофейнях и играют в карты, треплются о том о сем. Мне кажется, отцу понравится тамошняя компания, среди таких же, как и он, греков, думающих и говорящих по-гречески.
Я вдохновенно нес ахинею в надежде, что отец Дрэдди воспримет ее как мой план действий и в случае «Ч» передаст кому надо.
— Все сказанное, — сказал я в заключение, — строго между нами.
— Конечно, конечно! — солгал он.
— Итак, каково ваше мнение? Стоит ли мне красть его отсюда без согласия медиков?
Доктор Левин скосил глаза на священника.
— Хм! — задумался он. — В Нью-Йорке сейчас туман. Вы думаете, самолеты летают сегодня во Флориду?
— Я уже заказал два билета, — соврал я. — Они сказали, что туман им не помеха. Проскочат.
— Не отказался бы на недельку во Флориду и сам! — нервно хохотнул отец Дрэдди.
— Итак? — обратился я к доктору Левину. — Ваше резюме?
— С чисто человеческой точки зрения я понимаю вас, — ответил он. — Но одобрить ваш вероятный поступок как врач, увы, не могу.
— Я тоже не одобряю, — вставил отец Дрэдди, врачом не являвшийся.
— Хорошо, — сказал я. — Если уж на то пошло, и вы оба — против, тогда придется отказаться от этой затеи. Неудачное предложение.
— Буду рад, если вы откажетесь, — сказал Дрэдди. — Я лишь священник, исполняющий по мере сил свой долг, поэтому простите меня, если я осмелюсь сказать, что вам лучше поискать взаимоприемлемое для всех членов вашей семьи и врачей решение.
— А у больного спрашивать не будем? — строго спросил я.
— Не думаю, что он отвечает за свои слова, — прошептал отец Дрэдди. — И, мне кажется, — добавил он еще тише, — что вы неправы относительно пансионатов для престарелых. Некоторые из них вполне приличны. Я говорил Глории…
Вот все и открылось!
Когда он высказался, я поблагодарил его:
— Спасибо, святой отец, за совет. Обязательно последую ему. И, пожалуйста, пусть моя идиотская идея останется между нами.
— Разумеется, разумеется! — искренне заверил меня Дрэдди. — А вам лучше позаботиться о себе.
— Что?
— Мне кажется… Я хотел сказать, отдохните, расслабьтесь. Доктор даст вам таблетку. По-моему, вы немного больны, ха-ха.
Он улыбнулся и потряс мою руку. Он оказался славным парнем и держал язык за зубами до тех пор, пока я не похитил отца из госпиталя.
Глаза моего отца снова остекленели. Отец Дрэдди попрощался с ним, но тот ничего не ответил. Дрэдди пожелал ему спокойной ночи и ушел.
Доктор Левин решил, что лучше не возбуждать у святого отца подозрений, и отправился вслед за ним. Подойдя к двери, он обернулся и скороговоркой произнес:
— Ровно в полночь я буду инструктировать сестер по некоторым очень важным вопросам. Все их внимание будет полностью занято. Если у кого возникнет идея осуществить тот дурацкий план, изложенный вами, то лучшего времени для этого не найти.
Ровно в полночь я открыл дверь папиной палаты, помог ему подняться, и мы вышли. Медленно, без излишней, вызывающей внимание спешки, мы дошагали до лифта. Доктор Левин, как и обещал, тщательно инструктировал сестер, собравшихся перед ним. Краем глаза я заметил, что он постарался расположить их так, чтобы они стояли спиной к коридору. Иногда план срабатывает из-за своей безумной простоты.
Гвен и Чарльз ожидали нас в машине. Мы поехали не в аэропорт Кеннеди, а домой. Отцу об этом не сообщили, да ведь он туда и хотел. По дороге мы купили еды.
Позже мне передали, что случилось в госпитале. Надеясь на вероятность не скорого обнаружения шутки и желая насолить нашим недругам, мы уговорили старого Джо облачиться в больничный халат отца и уложили его в кровать лицом вниз. Джо рассказал мне потом, что ночью его так никто и не побеспокоил. Неуживчивый характер отца у всех отбил охоту лишний раз иметь с ним дело. И только после того, как сестра принесла завтрак (Джо успел полностью съесть его), мисс Смит обнаружила подмену.
Отца я занес в дом на руках. Он весил чуть тяжелее свертка одежды. Несмотря на пугающую бледность лица, он был в приподнятом настроении. Пока Гвен стелила ему постель, я раздел его. Затем мы уложили его, и Гвен села рядом. Она понравилась ему с первого взгляда.
Спустя минуту — в качестве послесловия уж не знаю к чему — он сказал:
— Следующий раз, богатенький мой, слушай, что тебе говорит отец. — Затем он взглянул на Гвен, и они улыбнулись друг другу. — Ты останешься здесь! — приказал он ей. — А он пусть уходит!
Я тоже хотел, чтобы Гвен осталась, тем более что с ребенком есть кому посидеть. Чарльз ждал ее.
У отца слипались глаза. Он смотрел на Гвен и бормотал: «Очень хорошо! Очень хорошо!»
Гвен встала.
— Я сейчас вернусь! — сказала она.
Чарльз сидел у входной двери. Она о чем-то переговорила с ним, он кивнул. Затем еще раз. Она поцеловала его в щеку и проводила до машины.
Я вернулся к кровати отца.
— Она осталась, — сказал я ему, спящему.
Он не слышал, как уехала машина Чарльза.
Гвен раздевалась.
— Что сказал Чарльз? — спросил я, когда она легла.
— Ничего. А что? — ответила она.
— Он говорит «ничего» уже много раз. Что он сказал конкретно?
— С ним все в порядке.
— Это все?
— Это все.
— Хоть какой-то разговор.
— Ну и хватит. Спокойной ночи, — подвела она черту и вскоре заснула.
