Защека был изумлен.
— Но мы… мы так вам помогали, Аня… Мы…
— Я ценю все, что вы для меня сделали, Алексей Валентинович. Именно поэтому я до сих пор не сместила менеджмент «Росско», хотя эта компания тоже принадлежит мне и я имела право это сделать. И чтобы я его не сместила впредь, вам завтра придется голосовать так, как вам скажет Эдуард Викторович.
— Браво. Ты быстро учишься.
Аня в изумлении обернулась на голос.
В двери ее спальни стоял Стас. Он был без пальто, в одном черном свитере. Из спальни в гостиную ворвался порыв свежего ветра, забилась на сквозняке занавеска. Защека вскочил, зацепившись за стул.
— Вы, Станислав Андреевич? Здесь?
— А почему б и не здесь? Я что, не могу привезти цветы в больницу девушке, которая мне нравится?
— Как вас отпустили? — вскипел Защека.
— Так же, как посадили. За деньги.
— Анна Семеновна! Я умоляю вас, осторожней, он может быть вооружен…
— Если бы я был вооружен, ты был бы уже покойник.
— Вы слышали, Анна Семеновна? Вы слышали, он…
Стас подошел к Защеке и ухватил его за шкирку.
— В дверь или в окно? — спросил задушевно Стас.
Задница Защеки с треском обрушилась о кремовые двери. Временный управляющий «Авиаруси» заорал, как курица, которой отдавил лапу трамвай. Двери раскрылись, и через них посыпались ошарашенные менты.
— Вон, — сказал Стас.
Защека ускребся в коридор и бросился вниз по лестнице, на ходу вытаскивая мобильник.
— Все вон. Аня, мне надо поговорить с тобой наедине.
— Зачем? Чтобы попросить доверенность на завтрашний суд?
Коричневые безжалостные глаза глядели на нее несколько секунд. Потом Стас швырнул букет ей под ноги и пошел к выходу из гостиной. Менты попятились от него, как болонки от волка. У самой двери Стас обернулся.
— Слушай, Аня, зачем тебе самолеты? Ты вполне можешь летать на помеле.
* * *
Спустя десять минут Аня дрожала в кресле, закутавшись в одеяло, и Каменецкий, всплескивая руками, поил ее чаем. В спальне стоял бардак. Прибежавшая охрана крыла друг друга словами, о существовании которых Аня, прожив десять лет в Англии, не знала, несмотря на углубленное изучение русской классической литературы. Санитарка, кряхтя и охая, сметала с ковра рассыпавшиеся лепестки орхидей.
«Ты быстро учишься», — сказал Стас.
Но она медленно училась. Она бежала, как Алиса, быстро-быстро, но только чтобы остаться на месте, а чтобы бежать вперед, надо было делать это в два раза быстрей. Она могла научиться, как использовать русский закон. Она могла даже научиться его обходить.
Но она никогда, никогда не научится хладнокровно убивать людей. Таких людей, которые в тебя влюблены. А потом приходить к ним в больницу, небрежно минуя охрану, чтобы продемонстрировать, что ваша служба безопасности — дерьмо, что хваленая цековская больница — как проходной двор и что по карнизу здания можно спокойно пройти с автоматом Калашникова вместо цветов…
Каменецкий что-то квохтал, как курица, и его руки были теплыми и надежными. Было хорошо думать, что все-таки в заснеженной России есть человек, которому она может верить. Когда охранники вернулись в гостиную, Аня встала им навстречу, отодвинув чай и сбросив плед.
— Вы не можете обеспечить мою безопасность, — сказала она, — я возвращаюсь домой. Сегодня. Сейчас.
* * *
Генерал Кутятин и Дмитрий Мережко приземлились в чистеньком рижском аэропорту около трех часов дня. Третьим с ними прилетел охранник Кутятина — немногословный крепыш с чуть заметным валиком жира под черным пушистым свитером. Звали его Витя.
Банк, в который они направлялись, располагался в самом центре города напротив Домского собора, и от него, как от центра мира, разбегались кривые улочки, благоухающие заграницей.
У стеклянных дверей стоял единственный в Европе бронированный «Майбах», и в приемной президента банка пахло деньгами и близкой свободой. Однако в приемной посетителей ждало легкое разочарование:
— Президент только что уехал, — сообщила им хрупкая черненькая секретарша, — он вернется через полчаса и непременно вас примет.
Мережко и Кутятин уселись в кресла и приготовились к ожиданию. Кутятин досадливо поморщился. «У нас не так много времени», — сказал он вполголоса Мережко.
— Все согласовано, — ответил тот, — если вы не возражаете, мы можем пока пойти открыть счета. Личные счета и счета фирм.
— Разумеется, — сказал Кутятин, — только давай сделаем так. Мы откроем счет не на твое имя, а на вот это.
С этими словами Кутятин протянул Диме Мережко новенький паспорт. Паспорт был выдан в Греции на имя Аристида Константинидиса, и на фотографии в паспорте был изображен сам Кутятин.
Они спустились в операционный зал, где Дима Мережко подошел к кассирше за стеклом и высказал свою просьбу. Просьба не вызвала ни малейшего затруднения. Генерал Кутятин открыл счет на имя господина Константинидиса и положил туда, по совету Мережко, тысячу долларов, которые Мережко и вынужден был вынуть из своего кошелька. Через десять минут все формальности были завершены, и генерал вышел из операционного зала счастливым обладателем счета в латвийском банке и компьютерных ключей, позволявших управлять этим счетом на расстоянии.
Кутятин и Мережко снова поднялись в приемную президента банка, но секретарша только развела руками.
— Господин президент выражает свое сожаление, — сказала секретарша, — но он уже не появится в банке. Он примет вас завтра в девять утра.
— Это невозможно, — сказал Мережко, — наше дело не требует отлагательств.
— Может быть, вы могли бы поговорить с одним из заместителей?
— Нет, — сказал Кутятин.
Мережко, в углу, уже набирал номер сотового и что-то сердито говорил в трубку.
— Все в порядке, — сказал Мережко, закончив разговор. — Нас ждут в резиденции. Машина за нами уже выехала.
Спустя десять минут Мережко, Кутятин и охранник спустились вниз по натертым до блеска мраморным ступеням. У входа их дожидался черный бронированный «Мерседес», похожий на огромного добродушного лабрадора. Задняя дверь его была гостеприимно распахнута.
* * *
Спустя два часа в одной из дорогих рижских гостиниц появился человек, предъявивший паспорт гражданина Греции Аристида Константинидиса. Его сопровождал невысокий, похожий на охранника черноволосый крепыш и молодой человек в дорогом костюме и с мягкими манерами преуспевающего брокера.
Матушка портье была родом из Греции, и поэтому портье обратил внимание на то, что г-н Константинидис не говорил по-гречески. Господин Константинидис снял номер и поднялся туда вместе с молодым человеком в дорогом костюме. Охранник Константинидиса остался в холле гостиницы, где и заказал себе пива на чистейшем русском языке.
Когда горничная вошла в его номер, господин Константинидис сидел за компьютером, подключенным к интернету.
Спустя еще час господин Константинидис покинул номер и отправился со своими спутниками в аэропорт. Еще через четыре часа господин Константинидис сошел в аэропорту Франкфурта с рижского рейса. Он как раз успел сделать пересадку на рейс компании «Вариг», улетавший в Сан-Пауло.
* * *
Аня проснулась утром в половине десятого. Вчерашняя метель утихла, столбик термометра упал до минус десяти, и ранний пушистый снег за окном сверкал под не по-декабрьски ярким солнцем. Из-под снега к небу взбегали розовые стволы сосен, и на пятачке перед воротами охранник в камуфляже-«снежинке» окатывал из шланга сверкающий черным льдом «Мерседес».
В гостиной в камине трещали березовые полешки, и Лида в тренировочном костюме накрывала на стол.
Аня поднялась в кабинет отца и оттуда позвонила Каменецкому, но телефон у того уже был выключен. Аня перезвонила его юристу, и тот сказал, что вот они уже на Басманной и заседание вот-вот начнется.
В кабинете было чуть темнее, чем в гостиной, и фотография в квадратной рамке строго глядела на нее с телевизора. Отец со Стасом. За окном был снег и мороз, и розы Каменецкого на фоне заснеженного стекла были как с рождественской открытки.
Аня включила телевизор. По телевизору шли последние известия. В Чечне боевики взорвали милицейский пост. Президент уехал с визитом на Дальний Восток и население, собравшееся его встречать, спрашивало, не утомился ли он при перелете. Глава Минэкономразвития пообещал России быстрый экономический рост в будущем году. В компании SkyGate, подозревавшейся в перевозке контрабанды, продолжались обыски.
— И еще одна новость, — сказал ведущий, — сегодня правительство издало постановление об организации Федерального авиационного узла, в ведение которого передаются все аэропорты, находящиеся в федеральной собственности. Главой ФАУ назначен Эдуард Викторович Каменецкий.
