Ане показалось, что телевизионный экран распался на цветные точки. Точки кружились и прыгали, и когда они вновь собрались, на экране было лицо главы авиакомитета Зварковича. Министр Зваркович говорил что-то о наведении порядка в авиационном деле.
Аня взяла телефон и позвонила Эдуарду Каменецкому. Телефон прозвонил два раза, а потом звонок отбили. Аня перезвонила снова, но мобильный был уже выключен. Тогда Аня набрала телефон Стаса.
Трубку немедленно взяли.
— Ало, — сказала Аня, — Станислав Андреевич?
— Я тебя слушаю.
— Это вы заплатили Зварковичу за назначение Каменецкого?
— Да, — ответил Стас.
Аня бережно положила мобильник на место.
Вот так. Какая она дура.
Она думала, что девятнадцатилетняя девочка сможет обыграть всех этих людей в игру, в которую они играют с 92-го года, хотя все они играли краплеными картами, а у многих в рукаве вместо лишнего туза был припрятан лишний ствол.
Прошла всего неделя с тех пор, как она оказалась дома.
Ее отец хотел кинуть Стаса и был убит.
Дима Мережко хотел кинуть Стаса и был убит.
А Эдуард Каменецкий, который казался таким уверенным, таким спокойным, таким надежным, совсем как отец, — Каменецкий кинул ее. По приказу Стаса. И остался жив.
Действительно. Эдуард Каменецкий был таким же надежным человеком, как и ее отец.
Аня нажала на громкую связь и распорядилась:
— Мне нужна машина. Я еду в офис.
* * *
Спустя час «Мерседес» Ани остановился напротив дверей ее бывшей компании. Офис по-прежнему охранялся, как дворец Хусейна накануне атаки американских десантников, только на этот раз защитники офиса были в серо-белом камуфляже с надписью ЧОП «Надежда». Это был тот самый ЧОП, который сторожил офис «Росско».
Кроме серо-белого камуфляжа, в наличии имелись: автобус с наглухо занавешенными окнами, «Мерседес» с антеннами спецсвязи, и две пожарных машины со скрученными хоботами шлангов. Судя по всему, в автобусе сидел тот самый спецназ ФСБ, который потрошил офис Васи Никитина.
Несколько ментов из соседнего отделения милиции поглядывали на автобус с явной опаской.
Ане было интересно посмотреть, как Стас будет брать офис, — несмотря на «Мерседес» со спецсвязью, спецназ ФСБ и пожарные машины. Что Стас выиграет суд, она не сомневалась. Ведь Каменецкий контролирует сорок миллионов кредиторской задолженности компании, а Стас контролирует Каменецкого.
Ни один из телефонов — ни Каменецкого, ни Защеки — больше не отзывался. На улице потихоньку вечерело.
Вспыхивал и гас красный глаз светофора, и по его команде машины карабкались мимо особняка в снежной московской пробке — то слева направа, то вперед и назад. Редкие в этот час прохожие поспешали по своим делам, оскальзываясь в снегу и с недоумением оглядываясь на пожарных: беда, что ли?
За машиной Ани следили. Один из серо-белых охранников, повернувшись к ней лицом, демонстративно говорил по рации, и сразу после этого доселе недвижный автобус задергался, заурчал, переполз через сугроб и стал бампер в бампер к машине Ани. Фары его налились злобным желтым светом, и автобус отчаянно засигналил.
— Проедь вперед, — сказала Аня водителю.
Водитель повиновался, и в этот момент в ворота особняка проехала черная «Ауди». Наверное, на ней ехал Кутятин или Защека.
Через пятнадцать минут за «Ауди» приехал «Мерседес» с машиной сопровождения. Этих в офис не пустили. Наверное, это был Каменецкий. Судя по его приезду, суд он выиграл.
Потом откуда-то с набережной послышалось завывание милицейской сирены, и к особняку подлетел автобус. Из него повыскакивали люди в форме и с собаками.
— Всем очистить помещение! — заорал один из них. — Получен сигнал, что в здании бомба!
Другой собровец заскочил в пожарную машину.
— Быстро! Быстро! — орал он, — сейчас взорвется!
Водителя машины выкинули наружу, двое собровцев подхватили шланг, и ледяная вода хлынула за шиворот растерявшихся защитников особняка.
Нападающие построились германской «свиньей», прикрылись щитами и мгновенно прорвались к дверям. На площадь въехала еще одна пожарная машина, с круглой корзиной, набитой людьми. Корзина поднялась до окон второго этажа, и люди посыпались вниз.
Спустя пятнадцать минут все было кончено. Защитников крепости вышвырнули вон. В окне второго этажа показался Алексей Защека. Он уселся на подоконнике и принялся звать на помощь.
Новые охранники растворили ворота особняка, и черный «Мерседес», доселе безучастно наблюдавший за схваткой, заехал внутрь.
Аня подождала еще минут десять, подумала и велела водителю ехать за ним. Машина ее простояла у ворот минут десять, а потом ее неожиданно пропустили.
В вестибюле валялся поломанный фикус. С кабинета на втором этаже свинчивали табличку с ее именем. По коридору двое ментов с серьезными глазами экскортировали Защеку.
Перед Аней с поклоном отворили дверь ее кабинета — ее собственного кабинета. Аня вошла, ожидая увидеть там Каменецкого.
В середине кабинета, усевшись на тяжелый стол красного дерева и по-мальчишечьи болтая ногами, сидел Вася Никитин, в мятых брюках и ослепительно белой рубашке.
— Вы? — сказал Аня.
— Да. А что тебя удивляет?
— А где же… Каменецкий?!
— А, это… суд час назад ввел в компании внешнее наблюдение и сменил управляющего.
— И кто же новый управляющий? Вы?
— Нет. Один мой сотрудник.
— Эта компания… что, должна вам? Тоже?!
— Нет. Но я получил в управление всю задолженность «Авиаруси».
— Что?!
Никитин соскочил со стола. Ему было весело. Его переполняла жизнь.
— Знаете, Анна Семеновна, на слушаниях в конгрессе Джон Морган как-то сказал, что он не дал бы ни гроша в долг человеку, которому он не верит, даже если бы тот принес ему в залог все акции мира. С той поры ничего не изменилось. Бизнес не держится на деньгах. Бизнес держится на репутации. И у меня есть репутация, которой нет ни у господ чекистов, ни у Стаса Войнина. Я выжимаю людей, но я их не кидаю. За эти три дня я обошел всех настоящих кредиторов «Авиаруси». А это не самые маленькие люди в этой стране. Банк Москвы. Сбербанк. «Сибнефть». «Юкос». И я попросил их дать долги в управление. У меня было простое предложение. У этой компании миллионов девяносто настоящих долгов. Плюс всякое навешанное дерьмо вроде «Росско». Я точно знаю, что я заплатил за самолеты восемьдесят пять миллионов. Я сказал людям, дайте мне долги в управление, и вы получите за свои девяносто миллионов — мои восемьдесят пять минус пару миллионов издержек. А если во главе компании останется Кутятин, то в ответ на просьбу выплатить долги вы получите уголовное дело. А если…
Дверь кабинета открылась. На пороге, в сопровождении двух сотрудников никитинской службы безопасности, стояли Стас и Каменецкий.
— Да, конечно, Станислав Андреевич, заходите, — сказал Никитин.
Стас сделал шаг внутрь, увидел Аню и остановился.
— Что вы стесняетесь? Я как раз объяснял Анне Семеновне, почему мне так повезло и почему нормальные кредиторы компании не отдали задолженность в управление ни господам с Лубянки, ни вам, Станислав Андреевич.
— Ты вообще везучий, — сказал Стас. — Кстати, позволь тебе представить Эдика Каменецкого.
— Мы знакомы.
— Не совсем. Позволь представить тебе Эдика Каменецкого, главу Федерального авиационного узла.
— Мне нет дела до господина Каменецкого и его узла. Мой аэропорт туда не входит.
Стас осклабил белые волчьи зубы.
— Он туда войдет. Собинов хотел, чтобы он туда вошел. За это ты его и убрал. Ты это понимаешь, Аня?
Аня вскинула голову и посмотрела в глаза Стасу.
— Я все понимаю, Стас, — сказала она, — я понимаю, что придумал мой отец. Он хотел продать Никитину самолеты и получить за это деньги. Потом он обанкротил бы свою компанию и вернул бы самолеты, а на деньги, которые он получил от Никитина, он хотел дать взятку и стать во главе Федерального авиационного узла. И он бы это сделал, он бы не сбежал с деньгами! И он бы никогда не подписал договор с Никитиным до тех пор, пока деньги не были переведены! И это значит только одно, что его убил ты и потом забрал эти деньги! Потому что если бы отца убил любой другой человек, то эти деньги бы остались в компании! Но тебе этого было мало, Стас, и ты убил эту девочку, Машу, только за то, что она могла доказать мне, кто убийца!
— Что?!
— А ты знаешь, что она была в тебя влюблена? Даже я заметила, что она тебя любила, каково это, Стас, каково это — стрелять в тех, кто тебя любит? Не в подонка Мережко, не в меня, а в красивую девочку, с которой ты занимался любовью?
— Анна Семеновна, — изумленно-ненатурально сказал Каменецкий, — вы ошибаетесь, Станислав Андреевич никогда…
