— Катя, сосчитай, пожалуйста, по дневникам, сколько у нас за эту неделю было двоек, троек, четверок и пятерок.
И Катя считает — очень быстро, и никогда не ошибается. Двойки такие глазастые, испуганные, а тройки — шустрые. У пятерок всегда очень важный вид. Татьяна Сергеевна очень красиво пишет пятерку. Крупно так.
— Как живешь, Катя? — спросит иногда Татьяна Сергеевна.
— Хорошо, — отвечает Катя.
— Как мама? Дядя Леша? Все здоровы у вас? Все хорошо?
— Спасибо, — говорит Катя, — все хорошо.
Катя знает, что это — не очень правда. Конечно, все здоровы. Но все ли хорошо? Недаром вот она любит оставаться с Татьяной Сергеевной после уроков. Раньше она бежала домой, скорее домой, — может, уже вернулась с работы мама, а вдруг и папа пришел? Очень весело было бежать домой. И почти всегда Катя кого-нибудь приводила в гости, кого-нибудь из девочек. И девочки любили ходить к Кате в гости потому, что у Кати дома было весело и мама шутила
И рассказывала разные смешные истории про свою школу, а тетя Анися угощала обедом. А теперь… Мама встречает девочек ласково и разговаривает с ними вроде как по-прежнему, но Катя знает — мама хочет, чтобы они все ушли. Разговаривает с ними, а сама думает о другом. И думает: "Ах, скорей бы вы все ушли". И Катя боится, что девочки это поймут.
Вот кто сердитый стал, так это тетя Анися. Целый день сердится. Без передышки. А мама стала печальная. И от этого дома скучно. Ну, невесело. И Катя нисколько не хочет домой. Так бы и сидела в школе. Конечно, не одна, а вот так, с Татьяной Сергеевной.
До чего же Катя не любит, когда люди невеселые! Вчера Аня собирала книжки для детского сада. Все книжки перетаскала! Кате было жалко расставаться со сказкой о кукушке, которая бросила своих детей. Она сказала Анюте: "Эту не бери, она печальная, ее маленьким читать не надо". Анюта ответила: "Ничего, пускай растут добрыми". Катя не согласна: разве от печальных книжек дети вырастут добрыми? Нет, это не правда. Добрые всегда веселые. Добрым быть веселее, чем злым. И детям надо читать только веселые книжки. А почему самой Кате нравится книжка про кукушку, которая бросила своих детей? Катя даже сама этого не понимает. Катя уже прочитала много взрослых книг, а ту сказку она до сих пор любит.
Вот так они сидят вдвоем в пустом классе. Иногда Татьяна Сергеевна спрашивает:
— О чем думаешь, Катя?
Ну как ответить, про что она думает? Она думает, что не хочет домой, и ей стыдно, что она не хочет домой, мама бы сильно огорчилась, если б это узнала. Но рассказать обо всем этом Татьяне Сергеевне Катя не может.
— Я думаю про Бориса Годунова, — говорит она.
— Что же ты думаешь про Бориса Годунова?
— Не верю я, чтобы Борис Годунов убил мальчика, не убивал он. Татьяна Сергеевна, ведь он хоть и царь, но хороший человек. Мне Годунов нравится такой, как в "Князе Серебряном", а не такой, как в учебнике у Анюты.
— А ты уж и в Анютин учебник заглядывала. Катя, Катя, мы засиделись, уже пятый час, пошли-ка домой.
Домой… Кто бы знал, как не хочется Кате домой. Они идут вниз, одеваются, Татьяна Сергеевна помогает Кате завязать шарф. И вот они выходят на школьный двор. У фонаря стоит военный. У Кати даже сердце екнуло от радости, но нет, это не Леша. Это тот дяденька, которого Леша не любит. Коля его зовут. Он подходит, здоровается и глядит на Катю. Он ничего не говорит, но Катя знает: он хочет, чтоб она ушла. Он только посмотрел, и она поняла, что надо уйти. Но Татьяна Сергеевна крепко сжала ее руку, и Катя поняла, что уходить не надо.
— Я хотел бы поговорить с вами, Таня.
— Пожалуйста, Коля. Я слушаю.
Идут и молчат. Почему Кате не нравится этот Коля? Красивый такой. А вот — не нравится. Катя не любит, когда ее не любят. А этот Коля ее не любит. Но ей все равно: не любит и не любит. Пожалуйста. И раз Татьяна Сергеевна крепко держит ее за руку, как она может уйти?
— Я хочу, чтобы вы поняли и не винили меня, — говорит этот Коля, — ему все равно было бы плохо. Ведь не я же это начал, меня только спросили, и я вынужден был подтвердить. И лучше, что это сделал я, чем кто-нибудь другой. Другой бы его совсем загубил.
— Я уже не раз слышала, как люди оправдывают себя таким образом. А почему не сказать прямо, что все это выдумка и клевета?
— Я пытался. Но он сам портит все дело. Он не желает давать никаких объяснений. Я бы очень хотел быть ему полезным.
— Коля, ну что вы мечетесь? Подите и скажите, что все это не правда.
— Вы думаете, ему от этого будет лучше?
— Да не о нем я сейчас. Вам, вам будет лучше.
— Таня, мне уже никогда не будет лучше. Я совсем запутался. И вы почему-то совсем не хотите меня понять. Я хочу, чтобы вы поняли: я тут ни при чем. Выплыло то, что он говорил в частных разговорах. Он говорил, например, что погоня за приоритетом — это постыдно. Уже одного этого достаточно, чтобы…
Про кого это он говорит? — думает Катя. — Приоритет… Приоритет… Что это такое? Может, имя? Непохоже вроде. Хотя есть же книжка "Алитет уходит в горы". Может, и Приоритет уходит в горы. Это такой мальчик. Его дома обижали, и он убежал в горы. Родители заявили в милицию, за ним погоня… Нет, наверно, приоритет — это что-нибудь другое. Что-нибудь научное.
Как странно этот Коля разговаривает: как будто оправдывается или стесняется. А чего он стесняется? И почему он Кате так не нравится? Вот он уйдет, и Катя спросит у Татьяны Сергеевны — плохой он или хороший? Катя очень часто думает — может умный человек быть плохим или не может? Ведь умный должен все понимать про добро и про зло, как же он может быть плохим? И Катя думает так: все умные — непременно хорошие. А тетя Анися говорит: "Бывает, злое дело выгоднее. Есть такие умники, понимают это".
Катя скашивает глаза и смотрит на Колю. Лицо у него растерянное и темное какое-то…
— Коля, вы все это уже много раз говорили мне. Раз двадцать, наверно. И я вам тупо повторяла, что, как ни странно, во всей этой истории мне жаль вас, а не его. Вы мечетесь из стороны в сторону и не можете найти выхода. А выход только один. Трудный, но единственный. И никто вам помочь не может, только вы сами…
— Таня, но все должно иметь смысл. А в этом нет никакого смысла. Если я попытаюсь его защищать, я только загублю себя…
Ой, — вдруг думает Катя, — да ведь он боится Татьяну Сергеевну. Ни одна девочка в классе не боится ее, а он боится.
Куда это они идут? А, к Татьяне Сергеевне. Надо будет позвонить домой, а то все начнут беспокоиться. Если Катя вовремя не приходит, все беспокоятся. А когда она приходит, никому до нее нет дела. "Поди на кухню и поумней там", — говорит папа. "Отстань, балаболка!" — говорит
Они говорят: "Замолчи!" Одна мама разговаривает с Катей, но радости от этого никакой: мама разговаривает, а сама о чем-то думает. А Катя этого терпеть не может. Она любит, чтобы мама, когда разговаривает с ней, думала только про нее и больше ни про кого.
Ну вот и пришли. Сейчас Татьяна Сергеевна скажет: "Заходите, Коля. Я угощу вас чаем".
Но нет. Она говорит не так:
— Боюсь, что все мои советы вам ни к чему. И напрасно я вас жалела. Вас надо бояться, а не жалеть
— Прощайте, Коля.
Он поворачивается и уходит.
Прощайте… Сколько есть на свете прощальных слов, — думает Катя, — "до свиданья… прощайте… всего хорошего… будьте здоровы… счастливо оставаться…"
Мела метель. Будто напоследок зима решила взять свое. С неба без устали валил и валил густой снег. У фонарей на свету видишь, как снег кружит и пляшет, но сразу же за фонарем он сыплет не кружась, не танцуя, сплошной тучей, обрушивается на деревья, на тротуары и пешеходов. А Леша не замечает ничего: ни снега, ни ветра. Он идет и думает только об одном: как он расскажет об этом дома. Его отчислили из академии. Его ушлют. Наверно, на Курилы. Он поедет, и ему на все наплевать. Но как он расскажет обо всем этом дома? Отец и мать так радовались, когда он поступил в академию. Вернулся с войны, жив, здоров. И вот кончит академию, будет инженером. "Леша такой способный, — слышит он голос матери:
— Он так отлично учится. Не исключено, что его оставят в адъюнктуре, у него большой боевой опыт". Все это она рассказывала своим сослуживцам, и на кухне, и когда сидела, отдыхая, во дворе на скамейке под обуглившимся каштаном. Его так и не срубили, этот каштан. А отец говорил: "Леша у нас молодец. Очень хорошая голова на плечах. Будет научным работником, я уверен".
И вот он должен сказать им, что не кончит академии. Что его отчислили за роман с Гертрудой Гессе. Мать заплачет. Леша даже остановился, когда подумал об этом. А отец будет говорить, стараясь, чтоб не дрожали губы: "Сынок, надо написать куда-нибудь. Обжаловать. Это несправедливо".
Леша поедет на Курилы не моргнув глазом. Но родителей жалко так, что кажется, будто кто-то схватил его за глотку и стиснул, не отпускает. Правду говорит Саша, жалость — самое мучительное чувство. Жалеешь, только когда ничем не можешь помочь. Вот и сейчас: чем им поможешь?
