Здесь находилась та самая испанская купель, хотя я этого не знала… Тогда не знала. Пока что.
В хижине было тесно, сыро и сильно припахивало… кровью. Моей? Да, кошка меня поранила, но нет, пахло не моей кровью. Запах шел от бурлящей жидкости, причем настолько сильный, что мне подумалось: а если это кровь земли?
– Сладкая Мари поддерживает порядок, – проговорила ведьма, пока я еще гадала, откуда пахнет кровью. Она в самом деле поддерживала порядок; на каждом пузырьке имелась этикетка, а на каждой этикетке – карандашная надпись. – Ну да, у Сладкой Мари случались ошибки; и люди, они пострадали – чудно так. – В противовес словам, вроде бы сочувственным, она показала глаз. – В одной капле тут неделя; в четвертном пузырьке, наверно, целый год… То есть это для новичков. Людям Сладкой Мари нужно больше.
Я знала, что жители Зеркального озера околдованы или хуже того. Но когда я спросила, Сладкая Мари поведала мне больше. А вернувшийся затем Пятиубивец за ужином это подтвердил. Хозяйка Времени, ничего не скажешь.
– Что это вы им выдаете? – спросила я из темного угла, где лежала съежившись, подальше от кошки.
– У Сладкой Мари в руках ключи от жизни. – Водворив на место трубку, она пускала дым. – Их немного, таких ключей. Один – в этом источнике, и его хозяйка – Сладкая Мари.
– Не понимаю, – сказала я, но на самом деле, будучи знакома с историческими сочинениями, легендами и преданиями, я подозревала, что речь идет о баснословном источнике Понсе. Разве это не подтверждало возникшее у меня еще раньше убеждение, что Сладкая Мари тронулась умом? Но я, не подавая виду, спросила: – Эти воды исцеляют? Я говорю о ваших людях.
Ведьма кивнула. Перед ней стояли в ряд двадцать три пузырька, и она стала закрывать их пробками, которые вынула из половинки кокосового ореха. На пробках виднелись крохотные белые цифры.
– Этот напиток… регенерирует?
Вспомнив об изувеченных людях, я задумалась над тем, каковы были условия заключенной ими сделки. Признаюсь также, я тут же ощутила притяжение эликсира… Мнимого эликсира, конечно, ибо речь, несомненно, шла о мифе, а не о магии или ведовстве.
Сладкая Мари посмотрела на меня так, словно я высказала свои подозрения или потребовала доказательств. Обернувшись к кошке, лениво растянувшейся поодаль, она подозвала ее к себе. Кошка прижалась к боку Сладкой Мари и по команде (отданной как будто на языке индейцев) положила свою лапу, размером с блюдце, на колено ведьме. Вновь взяв ожерелье с зубами, та проткнула лапу. Зубы проникли под желтовато-коричневый мех, глубоко-глубоко. Коакучи дернулась, зашипела и обнажила клыки, однако этим дело ограничилось, потому что Сладкая Мари проворно брызнула на рану испанской водой. И рана затянулась. Я видела это собственными глазами. Кошачья кровь потекла не из раны, а внутрь. Темные пятна на шкуре высохли.
Что это было за Ремесло, обращавшее вспять Часы?
Я растерялась. Но когда Сладкая Мари позвала, я тут же кинулась к ней. По ее распоряжению я сбросила блузу, обнажив свежие полосы на плечах. Ни о чем не думая, я навалилась на кошку. Глупость, настоящее безумие. Но я немедля пришла в чувство, ибо все шесть чувств во мне взбунтовались, когда Сладкая Мари обрызгала мои раны и… и они запылали, словно в воде была растворена соль.
Ошалев от боли, я отпрянула и едва не наткнулась на чашу, так что Сладкой Мари, сидевшей на корточках, пришлось подпрыгнуть (волосы ее чуть не оторвались вместе со скальпом) и меня оттолкнуть.
– Дура! – фыркнула она. – Не смей подходить к источнику! Не хватало еще его испортить: капля ведьминой крови – и готово дело.
– Выходит, моя кровь… наша кровь способна?..
Не хотелось признавать, что у меня со старой каргой есть родственные черты, но мне как будто приоткрылась какая-то тайна.
Сладкая Мари сама испугалась нечаянно высказанной правды, которой не собиралась делиться. Тогда, конечно, я не обратила на это внимания, слишком болели мои раны, да и о кошке не следовало забывать. И все же у меня, наверное, вырвалось ругательство, я зашипела, как Коакучи. Но в отличие от кошки я не исцелилась. Раны сделались шрамами. В одно мгновение. И остались навсегда. Безобразные, вспухшие, фиолетово-красные, они словно извивались, как черви; но – странное дело – во мне вскоре зародилась гордость этими шрамами. Да, они были драгоценны, ибо в них нашли выражение почему и для чего моей жизни (у Селии тоже были шрамы), и часто я ловила себя на том, что ощупывала их, как христианин бормочет над своими четками или созерцает крест… Селия? Суждено ли мне найти, спасти ее? А самое себя?
Я уползла в угол и заплакала. Я была сбита с толку и растоптана.
Но ведьма как ни в чем не бывало продолжила:
– Для сестер испанская вода бесполезна. Вкус ее для них горек. Запах неотличим от запаха крови. Но хуже всего она действует на душу, ибо она не отнимает у ведьмы ни единого дня и не добавляет к ее веку ни единого часа. – Показав глаз, Сладкая Мари добавила: – От нее не будет никакого толку, когда придет кровь.
– Вы могли бы объяснить мне это на словах, – огрызнулась я, потому что плечи все еще саднило.
Не обратив на меня внимания, Сладкая Мари вернулась к работе.
– Порядок, да, Сладкая Мари поддерживает порядок. Чуть больше, чем нужно, или чуть меньше, и организм разладится. Понятно?
Я не поняла и так и сказала, ненавидя ее, но завидуя ее знаниям.
– Чуть больше испанской воды или чуть меньше, и вместо лечения получается вред. Вначале капли. Но пройдет время – время, время, время! – и они уже хотят ее, не могут без нее. Хотят, да. Не могут без нее, да. Готовы стащить ее у Сладкой Мари. А почему?
– И почему? Не томите.
– Чего уж проще, ведьма. Без нее они умрут. А с нею… с нею они не умрут никогда.
И как раз в ту минуту я поняла, осознала, что Сладкая Мари меня не отпустит, потому что я узнала тайну Зеркального озера. Опустить что-нибудь на другую чашу весов, предложить обмен, купить себе свободу? Но у меня за душой ничего нет, думала я… Ничего.
Среди странностей Зеркального озера я реже думала о Селии. То есть старалась. О том, чтобы найти ее, освободить, заслужить ее прощение. Запрещая себе эти мысли, я смогла длить существование в своей островной могиле (ибо это была могила) еще много месяцев, но вот…
– Время пришло, – объявила однажды за ужином ведьма-тюремщица, пыхая, пыхая дымом из пеньковой трубки. – До Сладкой Мари дошли вести…
– О чем? Геркулина хочет знать.
Ведьма не оценила моего сарказма, но Пятиубивец слышал, и, казалось, не без удовольствия. Я ожидала, что она вновь заговорит о войне, поскольку эта тема – чем дальше, тем больше – не сходила у нее с языка. Она как будто думала о защите полуострова и своих тайн, с ним связанных. Но я не очень к ней прислушивалась, поскольку пришла к выводу, что настоящая война происходила у нее внутри – борьба с безумием.
– До Сладкой Мари дошли вести о твоей девице. – Я притихла, потому что давно уже потеряла надежду. – Она поселилась в горах Уитлакучи.
Это я уже слышала от Йахаллы и от торговцев в Волузии. Много месяцев назад. От Сладкой Мари я хотела, ждала известий более определенных. И когда я – тоном довольно раздраженным – это ей объяснила, Сладкая Мари с улыбкой осведомилась:
– Ну и что ж ты туда не отправилась? Давай отправляйся сейчас, – произнесла она наконец. – Сладкая Мари готова, отправляйся… Время пришло. Давай. Давай!
И я отправилась. Два дня спустя – с Селией, вернувшейся в мои сны и мечты, – я, ни с кем не простившись, покинула Зеркальное озеро.
Люди Зеркального озера… ни с кем из них я не познакомилась и не могу даже перечислить их имена. Они попали в сети сделки, попали и пропали; наверное, мне их немного жаль, всех, кроме четверых шекспировских персонажей, если учесть, как я… Постойте, сперва я расскажу о Сладкой Мари.
Ведьма заперлась и не показывалась, а к ее дверям я не подходила, опасаясь Коакучи. Более того, я от нее ничего не хотела и не ждала, и долг благодарности на мне не висел. Пусть хранит свою купель. Пусть владеет тайным островом, сообществом людей, для которых время остановилось. Все, чего я хотела, – это избавиться от ведьмы. Не обонять больше ее вонь. И все же меня злило ведьмино равнодушие к моему уходу, и этой злостью я объясняю выходку, которая удивила меня самое.
Что касается Пятиубивца, то с ним прощаться не имело смысла, ведь он – к счастью – был отряжен меня сопровождать в пути на север, в Форт-Брук. Так распорядилась ведьма. И еще, стоя утром накануне моего ухода в залитом солнцем дворе, Сладкая Мари, в платье из перьев фламинго, уронила на землю свои волосы (упавшие, как якорь в море песка) и шагнула ко мне; на меня.
«Сладкая Мари честно выполняет свои обязательства. – Она показала глаз, дикий, но сжатый. – И ты честно выполнишь свои».
