– А их ШАБАКовские удостоверения? – спросил Коби, не покидая крыльца.
Сержант вопросительно посмотрел на кожаных.
– У нас с собой нет, – начал один из них, – но...
– Задержи обоих за самовольное проникновение на территорию военного объекта, – крикнул Коби, и прежде чем те успели пошевелиться, на каждого навалилось по трое парашютистов.
– И разведите по разным помещениям, – заключил он, уже глядя им вслед.
Мандель остолбенел.
– А вы с чем пожаловали? – осведомился у него сержант Барак.
– Я... мы... – залепетал не ожидавший такого приема Мандель. – Мы приехали забрать э...э...э... двух террористов и их сообщника...
– Кто распорядился? – спросил его Коби через голову сержанта Барака.
Сделать это было несложно – он продолжал стоять на железном крыльце вагончика, на лестнице о трех ступенях. Вместо ответа ШАБАКник протянул сержанту бумагу. Тот передал ее капитану. Тут уже оторопел Коби. Он был уверен, что никакого предписания у Манделя нет, что тот чистой воды самозванец – и вот, пожалуйста, и удостоверение ШАБАКовское, и приказ о немедленном задержании Камаля Хатиба, Юсефа Масри и Эвана Хаймэна, напечатанный на бланке ШАБАКа, и подпись имеется, хотя и не очень разборчивая. Коби не верил своим глазам. Печати, правда, не было, но кто сказал, что она на таком приказе вообще нужна? Неужели он ошибся, и все это не «липа»? В таком случае, если он не отдаст Манделю всех троих, его ждут хорошие неприятности.
Любопытно, что этот поединок между боевым офицером и сотрудником спецслужбы привлек всеобщее внимание. Мало кто понимал, в чем суть конфликта, но все следили за словесной дуэлью, интуитивно сочувствуя обаятельному Коби. Впрочем, у евреев всегда имеется объяснение всему. Поселенцы так и поняли – приехал ШАБАКник – привез приказ – рава Фельдмана арестовать, а остальных разогнать. А капитан – наш человек, не хочет!
– Кто подписал приказ? – слабым голосом спросил Коби.
– Совершенно не обязательно оглашать имена, – отчеканил, переходя в наступление, Мандель. – Мы все-таки ШАБАК, а не общество помощи детям с задержкой в развитии.
Коби понимал, что все это может оказаться блефом, что те двое, как и следовало ожидать, удостоверений не имеют, а этому Манделю... если он, скажем, и впрямь работает в ШАБАКе, утащить бланк и подделать приказ ему ничего не стоит. То есть кто сказал, что ШАБАКник выполняет именно задание ШАБАКа? Кстати о тех двоих...
– Почему у ваших подчиненных нет удостоверений? – спросил он, тщетно пытаясь придать голосу твердость.
– Капитан, – усмехнулся его оппонент, – вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? Освободите моих людей, передайте в мое распоряжение террористов и их пособника, и я, так и быть, не буду писать на вас рапорт.
«Ну и подлая же сволочь! – подумал Коби. – Как бы это его вывести на чистую воду?»
Все с надеждой смотрели на Коби – что тот предпримет? Кто-то из поселенцев, уверенных, что решается их судьба, стал читать «Шма Исраэль». А Коби стоял, теребя в руках проклятую бумагу, и не знал, что предпринять. Чем дольше он мешкал, тем наглее становился взгляд Манделя, тем четче читалось в этом взгляде:
«Ну? Живо!»
Но, как видно, зря, намекая на Коби, отец его говорил, что на некоторых сыновьях природа уходит в бессрочный отпуск. Да, действительно, какое-то время он тупо смотрел в эту бумагу, не зная, что делать, но именно на этой бумаге, в самом низу, под чертой, Коби и нашел ответ на проклятый вопрос!
И тогда Коби вытащил свою изящную черную «мотороллу» и, демонстративно вглядываясь в дрожащий у него в руке листок, начал набирать номер.
– Что вы делаете?! – вскрикнул ШАБАКник, явно не ожидавший такого разворота событий. Вот оно! Тут-то он и выдал себя с головой!
– Звоню по указанному здесь телефону, – спокойно объяснил Коби. – Хочу все, что здесь написано, услышать лично. Он ткнул себя указательным пальцем в ухо.
– Не надо! – заорал окончательно потерявший самообладание Нахум Мандель.
Коби посмотрел на него в упор и приказал Бараку:
– Задержите этого типа, пока не выяснится, на кого он работает. – Не смейте! – верещал незадачливый интриган, дергаясь в жестких руках парашютистов. – Вы не смеете! Я сотрудник ШАБАКа! Я буду на вас жаловаться! Вы задержали сотрудника ШАБАКа! При исполнении!..
– В отдельное помещение! – кивнул Коби Бараку.
Поселенцы, да и большинство солдат отреагировали аплодисментами. Коби с удивлением взглянул на умиленные лица бородачей – мол, вы-то здесь при чем. Кто-то перехватил его недоуменный взгляд, обратил на него внимание соседа. Тот – еще чье-то. Овация начала стихать. Через доли секунды вновь воцарилось молчание, приправленное горечью от сознания того, что радость была преждевременной. Все опять посмотрели на Коби – что он решит с поселенцами. А Коби в этот момент и не думал о поселенцах. Он вообще ни о чем не думал. Он стоял на крыльце, курил и мурлыкал что-то вроде «Ни слова больше» – созданной израильским транссексуалом Адерет и ди-джеем Двиром Халеви песни, которая в тот год – к удивлению случайно узнавшей об этом израильской публики и в первую очередь самих авторов – стала хитом сезона на бейрутском радио. Он знал, что сейчас Мандель лихорадочно набирает столь знакомый ему, Коби, номер, и что вслед за этим начнет взывать его собственный мобильный телефон. Он ждал этого зова. И дождался.
«Милый, ответь это я!» – произнес нежный девичий голосок. – «Милый, ответь, это я! Милый, ответь, это я!» Все заулыбались, кроме Коби. Он посмотрел на дисплей мобильного телефона и увидел, что там высветился тот самый номер, который он и ожидал увидеть. Тогда он откинул крышку мобильного и сказал: «Здравствуй, папа!» Потом, подумав, добавил: «Капитан Яаков Кацир слушает!»
* * *
«Я сжигаю мое наследие. Я говорю:
«Земля моя девственна, в моей юности нет могил».
Я превыше Аллаха и Сатаны. И струится моя тропа
Над тропинками Сатаны и Аллаха».
Это стихи Адониса. Сирийский шиит Али Ахмад Саид Асбар, бежавший в Бейрут из-за своих политических взглядов, взял себе псевдоним в честь древнего бога умирающей и воскресающей природы, бога огненного желания, любимца и любовника Афродиты и Персефоны, звезд первой величины в греческом пантеоне. Всегда, когда у Абдаллы было плохо на душе, он читал Адониса. Нет, не всегда, конечно. В нищем детстве, когда у него еще было другое имя – Сулейман, и получал-то он, средний из семи братьев, от родителей на день, – две лепешки в луковом соусе да розги в неограниченном количестве, тогда ему не до стихов было – где бы денег достать, чтобы наесться. Так и жил – тут подработаешь, там что-нибудь купишь-перепродашь, глядишь, желудок-то и набит! Один еврей, поселившийся сначала в Хевроне, затем в Кирьят-Арбе, платил особенно щедро за то, что Сулейман каждый месяц передавал от него деньги одной старой арабке, спасшей его во время погрома. Ну и Сулейману каждый раз что-то отстегивал. Кстати, именно с этих сумм и начал в шестнадцать лет откладывать Сулейман деньги, потом в оборот их пускал, наркотиками приторговывать тоже не брезговал, затем связался с бедуинами, организовывал контрабанду девушек через недавно отданный Синай. Ушел от полиции, сменил имя, занялся поставками строительного песка. Дальше – все, дальше в Палестине не развернуться – каким бы оборотистым ты ни был, все поделено между кланами. Но и тут Аллах подсобил – Таамри удачно женился, породнился с семьей, принадлежащей к высшей финансовой элите. А те и рады заполучить родственничка, который из ничего деньги делать может и семейный бюджет год за годом удваивает. Вот так и оказался бывший Сулейман Бадир, ныне Абдалла Таамри, главой многих коммерческих и банковских структур Палестинской Автономии, владельцем крупных печатных и интернет-изданий.
Так бы и жить, не вмешиваясь в политику, а если вмешиваясь, то на правильной стороне, а не пускаясь в авантюры. Но вот попутал его Шайтан, ввязался он в эту историю с Канфей-Шомроном да с казино, которое Йорам Кацир вздумал строить на месте поселения. И влип.
Здесь я вижу своими глазами,
как испаряется озеро будущего.
Люди заколдованы историей,
написанной мелом иллюзии —
незрелый день, сырая ночь.
Он резко захлопнул книгу и в отчаянии швырнул ее на красивый старинный стол, обитый шелком и покрытый стеклом. Вот именно! «Испаряется озеро будущего»! На сей раз еще хуже стало от этих стихов. Если Юсеф Масри его, Абдаллу, – машааллах! – заложит израильтянам (а он сделает это с большим удовольствием), если верный Камаль расколется (а евреи умеют без всяких пыток и запугивания заставить человека говорить), то счастливые соотечественники славного олигарха узнают о нем много нового и интересного. Узнают, что семья Халила Сидки была убита вовсе не сионистами, а его, Абдаллы Таамри, агентом; что прогрессивный журналист, защитник арабского народа, Ибрагим Хуссейни, тоже не погиб от рук сионистов, а был задушен по его приказу; что самарийскую землю, с которой арабские патриоты изгнали сионистских захватчиков, он купил, чтобы там эти же самые захватчики строили казино; и что вместе с сионистами он пытался уничтожить одну из самых революционных, самых боевых организаций – «Союз Мучеников Палестины» – и ради этого пошел на прямое предательство и сотрудничество с врагом. Тут уж и сам Шихаби подсуетится – поведает журналистам о ловушке, в которую его заманивал Таамри, да еще и свалит на него свою неудачу при штурме военной базы, дескать, Таамри предупредил своего дружка, а тот – сыночка. Надо сказать, что никакие толстосумы в Автономии не пользовались народной любовью – ведь фоном для их миллионных прибылей, роскошных вилл и фешенебельных офисов служила ужасающая бедность девяноста девяти процентов населения. А проштрафившийся толстосум вроде Таамри мгновенно становился мишенью для ХАМАСа. Мишенью в прямом смысле.
