На той же улице помещалась аптека. В моем детстве ее называли аптекой Отена, по фамилии то ли ее основателя, то ли последнего владельца. Не могу сказать, сколько лет прошло после того случая в овощной лавке, потому как я рассказываю не во временной последовательности, а как вспоминается... Вошел я в аптеку. В ней работала супружеская чета. Рецепты на изготовление лекарств принимал муж, готовые препараты выдавала жена. В очереди стояли несколько покупателей. Я пристроился в конец. Продавщица отпустила двоих; мужчина передо мной купил пятьдесят презервативов и ушел. Я взял свой аспирин, пошел было к выходу и вдруг слышу:
– Вано, как ты думаешь, сколько презервативов купил тот мужчина?
– Сколько?
– Пятьдесят!
– Запасся на целый год.
– Идиот, на свой аршин не мерь! - презрительно фыркнула жена.
Дальше я не слышал, вышел на улицу. Точнее, последнюю фразу я уловил уже на выходе. Это тоже характер. Когда я припоминаю характеры, я отвлекаюсь от мрачных мыслей, да и отношения между людьми становятся яснее. Вот Вахтанг Чноидзе. Неповторимый характер! Он на все смотрел с юмором: на людей, события, обстоятельства. Как-то раз он вернулся домой в стельку пьяным, даже раздеться не мог, жена расстелила ему постель. Стала снимать с него одежду и увидела на нем дамские трусы. Чувства жены понятны, но она не стала устраивать скандала, только заметила желчно: "Куда свои трусы подевал? Может, твоя дама и красивее меня, но бестия она порядочная!" Вахтанг поднял голову: "Ты что несешь? - Бросив взгляд на трусы, упал без сил на подушку и пробормотал: - Я здорово набрался, придумай что-нибудь вместо меня, детка!.."У Вахтанга был сын, как говорится, без царя в голове. В Кутаиси его забрали в милицию то ли за игру в кости, то ли еще за что-то. Посадили за решетку. Друзья собрали Вахтангу сто тысяч рублей, чтоб подмазал следователя. Поехал Вахтанг в Кутаиси, нашел следователя и заявил ему без обиняков: "Вот сто тысяч, собрали друзья. Половина тебе - половина мне. Хочешь - бери, не хочешь - держи у себя этого мерзавца и любуйтесь друг на друга!" Умолчим о скаредности, но такую шутку оценил бы кто угодно, даже следователь. Вызволил Вахтанг сына и уехал. А еще, он был на редкость находчивым и обладал удивительным даром подмечать характерные особенности во внешности. Об одном светловолосом грузине-москвиче он сказал: "Леван? Который? Ах этот, как на снегу нассанный?" О ком-то еще, белолицем с черными усами и бровями, его слово было: "Будто углем в нужнике нарисовали..." Разве упомнишь все остроты Вахтанга, но уверен, если бы кто попытался собрать их, получилась бы толстая книга.
Как-то летом друг пригласил меня в Гагры на свою дачу, неподалеку от Дома творчества литераторов. Там у меня нашлись знакомые и друзья из писателей. Я часто навещал их - поговорить, время провести... Там же я познакомился с бывшим, вроде меня, заключенным, а ныне артистом цирка и администратором Центрального Дома работников искусств в Москве, старым евреем, Петром Петровичем Фрединым. Имя и отчество он выбрал себе сам. Петр Петрович прожил на свете без малого восемь десятков, много видел, испытал, имел за плечами огромный жизненный опыт. Беседа с ним была праздником, тем более что от природы он был наделен тонким чувством юмора. Личностью он был изумительной, добрый, мягкий. В 1905 году черносотенцы устроили в Одессе погром, во время которого погибли родители Фредина. Мальчику было лет десять. Его подобрал бродячий итальянский цирк и выучил со временем своему искусству. Мальчик взял себе для выступления звучный псевдоним Петручо Фредолини!!! В тридцать седьмом году Петручо Фредолини арестовали. Тройка приговорила его к пятнадцати годам. Петр Петрович добросовестно отсидел срок. По освобождении был отправлен в Иркутскую область на вольное поселение, а в пятьдесят пятом году реабилитирован. Вернулся в Москву. Встречу с прокурором при получении реабилитации Фредин описывал так.
– Вас приговорили к пятнадцати годам за шпионаж в пользу Италии. Изобличающих фактов в деле нет. Может, у вас были в Италии родственники или коллеги, с которыми вы переписывались? - спросил его прокурор после того, как целых полчаса перелистывал и читал его дело.
– Родственников у меня вообще нет, и переписку я ни с кем в Италии не вел, - ответил Фредин.
Прокурор снова попытался отыскать следы преступления в деле - тщетно. Тогда он обратился к Фредину:
– Вы сами за столько лет не догадались, за что сидели?
– Точно нет, но есть подозрение...
– Какое, какое?
– В тысяча девятьсот тринадцатом году наш цирк был на гастролях в городе Житомире, там мы жили в гостинице "Флоренция", - объяснил Фредин.
Однажды в холле столового корпуса гагринского Дома литераторов собрались отдыхающие перед телевизором - с кем-то играло тбилисское "Динамо". Мы с Петром Петровичем принесли свои кресла, сели бок о бок, естественно, так, чтобы не мешать другим. Ждали начала трансляции... За несколько дней до этого в Дом литераторов припорхнул известный композитор, автор популярных песенок - запамятовал его фамилию. Разлетелся композитор, уставил свое кресло перед телевизором и загородил собой весь экран. Довольно долго все молчали, полагая, что знаменитость сама отодвинет кресло в сторону.
Ничуть не бывало.
Тогда кто-то из отдыхающих робко заметил: "Вы загораживаете экран". Композитор и ухом не повел.
Поднялся ропот - композитор ни с места. Наконец Фредин протянул руку, легонько коснулся его локтя, тот инстинктивно обернулся в нашу сторону. Фредин сказал:
– Товарищ, знаете, кто вы?
– Кто? - вырвалось у композитора.
– Вы сено, пропущенное через лошадь!
"Сено, пропущенное через лошадь" вскочило и ринулось куда-то. После этого - истинная правда - его вообще никто не видел.
Петр Петрович Фредин был честолюбив, он ощущал особенную потребность во внимании и уважении к своей персоне. Это проявлялось в общении с людьми и особенно явно в той кутерьме, которую он затевал по случаю дня своего рождения. Фредин приезжал в Гагры с полуторной путевкой, то есть на тридцать шесть дней, и подгадывал так, чтобы день его рождения приходился на конец отдыха. Фредин отмечал свой праздник, вернее, ему отмечали праздник, и отправлялся в гастрольную поездку на Северный Кавказ - он был иллюзионистом. С девятого-десятого октября старик начинал писать открытки примерно такого содержания: отдыхаю там-то и там-то, чувствую себя хорошо, третьего ноября мне исполняется, скажем, семьдесят шесть лет, вода теплая, погода чудесная и, под конец, пожелания благ... Он рассылал сто таких открыток - и кому!.. - Козловскому, Лемешеву, Лепешинской, Улановой, Тамарниной, Гиллельсу, Ойстраху, Флиеру... Фредин на самом деле был знаком с ними, потому как работал администратором в Доме работников искусств.
Адресаты - люди чуткие и доброжелательные - не могли обидеть своим невниманием старика, и без того необласканного судьбой. И вот примерно с двадцать пятого октября начинали поступать от знаменитостей открытки на имя Петра Петровича. Надо было видеть, с какой гордостью носил он их повсюду с собой и со слезами радости на глазах показывал - знакомым и незнакомым. Он был на седьмом небе, даже важничал немного, начисто забыв о том, что сам напросился на поздравления. Бедняга твердо верил в свое "Я" и внимание знаменитостей приписывал собственной значимости.
А Мераб?! Заставил тебя воду в Цхинвали таскать! Да, это было здорово. Он был моим сокурсником, широкий в кости, огромный, склонный к полноте, мы называли его Барбосом. В Цхинвали у них, трех братьев, был дом. Барбос все упрекал меня, что однажды, когда я оказался в Нартли, то ли на практике, то ли дипломную работу делал, точно не помню, решил наведаться к Барбосу, благо ехать было недалеко. Точного адреса я не знал. Доброхоты посылали меня то в одну сторону, то в другую. Наконец добрался до Мераба. При виде меня на лице его отразилось такое крайнее изумление, какое мне редко доводилось видеть - у него челюсть отвисла, он долго не мог поверить, я ли это на самом деле. А чему, собственно, удивляться - приехал друг, сокурсник, но время было такое, знаете, необычное! Когда Барбос наконец пришел в себя, то проявил свое обычное радушие, гостеприимство и все извинялся: "Почему-то не работает система отопления, утром проверю, что с ней, а ночью придется спать под теплым одеялом". Барбос устроил ужин, обильный, вкусный, с подливками и деликатесами, мы крепко выпили и заснули. Хоть одеяло и было теплое, но к утру я продрог как собака. Вскочил, оделся. Мераб уже был на ногах и попросил помочь ему натаскать воду в бак, поскольку из отопительной системы вытекла вода. Бак помещался на чердаке, там же, возле лаза, а кран - во дворе. Мераб предложил: "Ты - на лестницу, я буду носить ведрами воду со двора, подавать тебе, ты поднимешься всего на четыре ступеньки и сольешь воду в бак!" Я стал на лестницу. Мераб принес два ведра воды и подал их мне. Как подняться?! Ступенька - узкая перекладина. Руки заняты, в них по ведру! Когда я сделал десять ходок, то есть поднял двадцать ведер, Мераб справился, не наполнился ли бак. Я сунул руку по локоть. Какое там?! Он попросил слить ведра, подняться еще разов пять, может, что и получится. Слил! А бак пустой! Мераб решил пойти в подвал и посмотреть, что там такое. Когда он появился, вид у него был довольно смущенный - кран внизу оказался открытым! Что оставалось?.. Я спустился, мы позавтракали, запили горе прекрасным коньяком, и Барбос проводил меня до поезда, вероятно, в благодарность за эквилибристику и те тридцать ведер, которые я поднял на чердак... Это все пустяки. За год до этого Барбос едва не отправился на тот свет. Мы были в Гурии, друг пригласил нас в дом своих родителей. Мы поужинали, выпили, устроились спать на террасе. Было лето. Легли головами к перилам с балясинами. С них свисали низки с сушеным инжиром. Ветерок раскачивал их прямо над нашими носами. Меня разбудил Нодар, кивнув на Барбоса, - то ли во сне, то ли со сна, Бог весть, он нащупывал губами сухофрукт, срывал его и прожевывал. Инжир за инжиром, он обглодал низку до самого верха и куснул бечевку - видно, она пришлась ему не по вкусу. Барбос улегся и уснул. Месяц спустя у него начались боли в желудке. Проверили, просветили, обнаружили огромную опухоль. Лучший оператор, что называется "первые руки", разрезал ему брюшину и извлек какой-то ком... Барбос проглотил низку инжира вместе с бечевкой... Это тоже случилось во время практики.
